Приключения в Америке

Леса, сосредоточенные главным образом в речных долинах, состоят из магнолий, кленов, ясеней, красного дуба и мамонтовых деревьев. На сухих холмах и песчаных пустынях разрастается кактус опунция.

Реки изобилуют рыбой самых разнообразных пород, каковы: окунь, форель, карп, лосось и белая кошка-рыба, достигающая почти саженной величины; в них водятся также во множестве черепахи и разные породы раков и креветок.

Бесчисленное множество птиц, большинство которых мне неизвестны даже по именам, оживляют степи, леса и воды.

Четвероногие также разнообразны. Из степных животных назову прежде всего диких лошадей, или мустангов, которые пасутся по прерии табунами в сотни и тысячи голов. Лучшие по силе, быстроте и красоте встречаются в Калифорнии, Соноре и Западном Техасе. Они были привезены испанцами из Андалузии почти тотчас же после завоевания Гренады. Епископ Леона своими молитвами «изгнал дьявола из их тел»: по этой ли или по другим причинам они чрезвычайно размножились в степях новой родины.

Царь степи, буйвол, слишком часто описывался, чтобы останавливаться на нем. Затем упомяну о дикой козе, антилопах, олене, лосе, сурках и кроликах.

Из хищных животных здесь водится красная пантера или пума, называемая также кугуаром и американским львом. Она очень изменчива по величине и силе, в зависимости от местообитания. В Миссури и Арканзасе пума нападает только на домашнюю птицу и поросят и бежит от собак, лошадей, коров, даже от коз. В Луизиане и Техасе она бежит от человека, но нападает на собак, лошадей, коров, при случае готова схватиться даже с диким буйволом. В Соноре и Калифорнии она еще крупнее и смелее; никогда не обращается в бегство даже от серого медведя или целой партии торговцев; хотя редко нападает на человека.

Расскажу здесь о приключении с пумой. Это было во время моего пребывания у команчей. В их деревню прибыл один мексиканский священник, хорошо знакомый индейцам, среди которых долго жил в качестве миссионера. Команчи приняли его радушно, снабдили свежим мулом и новыми одеялами и отрядили нескольких воинов проводить его к узко, которых он хотел посетить.

Этот падре был интересный человек, отрешившийся от предрассудков своей касты, хорошо знакомый с нравами индейцев и искренне полюбивший этих «детей природы». Он так понравился мне, что я предложил взять на себя начальство над сопровождавшим его отрядом. Предложение было принято, мы запаслись палаткой, провизией и отправились.

Ничего замечательного не случилось, пока мы не достигли большого ущелья, о котором я уже говорил выше. Так как к этому времени провизия истощилась, то мы решили пополнить ее запас: разбили палатку на краю ущелья и посвятили день охоте.

Мы убили несколько штук разной дичи и, чтобы обезопасить мясо от волков, бродивших по степи, подвесили его к перекладинам внутри палатки. Последняя имела сорок футов в длину и семь в ширину; у обоих концов были разложены костры; я и старик-индеец взялись поддерживать огонь, пока не взойдет луна.

Устроив это, мы разостлали буйволовые шкуры, положили в изголовье седла, и так как день выдался утомительный, то вскоре все заснули. Отбыв свою очередь, я тоже завернулся в одеяло и последовал примеру товарищей.

Меня разбудил какой-то шорох с наружной стороны палатки. Старик-индеец спал, оба костра угасли, но луна взошла, и было светло; опасное время миновало. Я завернулся поплотнее в одеяло и снова заснул.

Немного погодя я снова проснулся, чувствуя какую-то тяжесть на груди. Я открыл глаза и едва удержался от крика, увидев, что тяжесть, нарушившая мой сон, была ни более ни менее как задняя лапа огромной пумы. Она стояла, подняв голову, задом ко мне, и, по-видимому, с жадностью смотрела на переднюю часть козы, подвешенную на перекладине.

Мое положение было не из приятных; сердце мое сильно билось; малейшее движение — и когти зверя вопьются в мое тело.

Я протянул правую руку к кобуре седла, служившего мне изголовьем, рассчитывая достать пистолет; но кобура была застегнута, а чтобы расстегнуть ее, мне необходимо было пошевелиться. Наконец лапа соскользнула вдоль моих ребер, и я заметил, что зверь, приготовляясь к прыжку, передвинулся влево. Но при этом он наступил передней лапой на грудь падре. Я достал пистолет и не успел взвести курок, как услыхал вопль ужаса и страшный рев; чье-то одеяло на мгновение накрыло меня, полотно палатки лопнуло на расстоянии фута над моей головой; падре снова застонал; я наудачу выстрелил из пистолета, а индейцы, не зная, в чем дело, испустили дикий военный клич.

Прошло несколько минут, пока мы опомнились и уяснили себе, что произошло. По-видимому, когда пума присела для прыжка, падре проснулся; его крик испугал зверя, который прорвал полотно палатки надо мной, унося с собой одеяло падре, захваченное когтями.

Бедный падре! Он был в обмороке и оставался без чувств до утра, когда я пустил ему кровь перочинным ножом. Он испытал такое страшное потрясение, что его черные волосы побелели как снег. Несмотря на самый внимательный уход со стороны индейцев, проводивших его до Сан-Луи, он не мог вполне оправиться; рассудок его помутился, и, как я узнал впоследствии, он вскоре умер.

Пуму индейцы нашли на дне пропасти; она был обмотан одеялом и переломила себе все кости при падении.

Из других плотоядных заслуживают упоминания пятнистый ягуар или онце, пантера, свирепый гризли (серый медведь) и его более добродушные родичи: черный и бурый медведи; волки черные, белые и серые; голубая, черная и красная лисицы; барсук, дикобраз и коати, нечто среднее между волком и лисицей, небольшой зверек, с волосистым хвостом, большой головой и странным голосом, вроде отрывистого, звонкого лая.

В реках водятся бобры, мускусная крыса, аллигатор и, по словам индейцев, какая-то другая большая ящерица с острыми зубами, напоминающая аллигатора, но с более коротким туловищем. Индейцы страшно боятся ее и скорее решатся иметь дело с серым медведем, чем с этим чудовищем, которое водится в сырых, тенистых местах по берегам некоторых озер и попадается, к счастью, очень редко. Оно не было еще описано ни одним натуралистом, и мне не случалось видеть его ни живым, ни мертвым.

Техас распадается на две резко различные области: восточная часть его представляет продолжение топей, болот и камышовых зарослей Луизианы и Арканзаса, тогда как северная и западная имеет характер только что описанных мною областей. За исключением лесистой полосы вдоль границ Луизианы и Арканзаса, эта степь превосходит числом и разнообразием животных, как мне кажется, любой пункт земного шара. Из них я остановлюсь на степном волке.

Он меньше европейского лесного волка, серый, с примесью черного, труслив, хитер и осторожен. Шкура его не имеет цены, и потому индейцы, которым охотничьи припасы обходятся очень дорого, никогда не тратят на него заряда. Естественным результатом этого явилось неимоверное размножение волков, которые ежегодно уничтожают значительное количество лошадей, особенно зимою, когда лошадь, увязая в глубоком снегу, не может отбиваться ногами. На человека степные волки никогда не осмеливаются нападать.

Восточная, болотистая часть Техаса изобилует аллигаторами, которые также не страшны для человека. Правда, плантаторы рассказывают много историй о неграх, проглоченных аллигаторами, но я сомневаюсь, чтобы это животное, несмотря на свою силу, решалось нападать на человека. В Западной Луизиане и Восточном Техасе за аллигатором охотятся ради его жира, которым плантаторы смазывают свои машины. Одюбон так описывает эту охоту:

«Когда осень позолотит листву наших деревьев, и воздух начинает сильнее охлаждаться ночью и ранним утром, аллигаторы выползают из озер и отправляются на зимние квартиры в леса, где зарываются в землю у опушки или под корнями деревьев. В это время они становятся вялыми и сонными, так что человек может ездить на них верхом, как ребенок на палочке. Негры, которые убивают их, предупреждают всякую опасность, отделяя ударом топора хвост от туловища. Затем их режут на куски, бросают в котлы с водой, подвешенные над кострами, и кипятят. Жир собирается на поверхности воды и снимается большими плоскими ложками. Один человек часто убивает до дюжины или больше аллигаторов в вечер; оставляет их на ночь вывариваться в котлах, а утром снимает жир».