Лихие люди западных дорог

Большие руки Авери Спарра привычным движением метнулись вниз, туда, к рукояткам двух внушительных револьверов, которые он так любил, и двумя черными рассекающими воздух молниями они в мгновение ока были уже высвобождены из кобуры, и каждый из них уже даже успел занять свое место, но именно тогда же, в эти какие-то призрачные, донельзя сжатые доли секунды из кольтов Хопалонга Кэссиди уже вырывалось пламя.

Свинец вошел в тело Авери Спарра, и тот хрипло вскрикнул, обнажив в оскале зубы; казалось, что теперь щеки его запали еще глубже. Шляпа слетела с его головы, а во рту у него появился какой-то густой, горячий, словно дымящийся привкус, и сам он все стрелял, стрелял, стрелял!

В эти самые последние, стремительно летящие, полные ослепительных выстрелов секунды своей жизни, ему уже не дано было узнать, что первый же выстрел Хопалонга вывел его из равновесия, что вторая пуля угодила ему в левую руку, раздробив кость. Спарр уже не мог знать, что револьверы в его руках стреляли в нагретую солнцем землю, в то время как в его тело справа и слева впивались все новые и новые пули.

Хопалонг стремительно двигался вокруг Спарра, сохраняя при этом выражение суровости на лице. Со стороны он был похож на проворного боксера, надвигающегося в поединке на медлительного соперника-увальня. Хопалонг ходил вокруг Спарра и расстреливал его в упор. Кэссиди был уверен, что пока в этом человеке, что сейчас еще стоял перед ним, будет теплиться хотя бы малая искра жизни, он будет сопротивляться, он до последнего вздоха останется бойцом. Да, он мог быть жестоким, он просто наверняка останется преступником, но он был гордым бойцом и оставался им до самого конца.

Оставив Спарра лежащим ничком посреди двора, Хопалонг устремился к кладовой. В кладовой был Энс Маури, тот Энс, проклинавший на все лады Хопалонга и поклявшийся собственноручно убить его. Энс, безжалостный и злобный Энс, который только что с изумлением взирал на то, как всемогущий Авери Спарр падал на землю под выстрелами Хопалонга. Неожиданно Маури почувствовал, как у него к горлу начал подступать какой-то большой и горький ком. Тут он увидел, что Хопалонг уже оставил Спарра и теперь направляется в его сторону. Энс Маури истерически взвизгнул и в диком ужасе заметался по кладовой.

Маури судорожно вцепился в окно. Мгновенно он позабыл все то, чем так любил похвастаться. Он уже больше не вспоминал о том, что собирался проявить здесь все свое коварство, на какое только был способен и вообще заявить о себе.

Маури ухватился за вмерзшее в раму окно, оно не поддавалось. Тогда он схватил стоявший поблизости стул и выбил им стекло. Он стал выбираться наружу, чувствуя при этом, как острые осколки стекла впиваются в тело. Оказавшись на свободе, он со всех ног бросился удирать в сторону леса, и из горла его рвались дикие вопли животного страха.

Рассудок окончательно покинул его, и единственной мыслью его было только выбраться отсюда, убежать... Совершенно очумев от страха, Маури обернулся и в дикой панике пальнул в окно, в котором, словно в раме, была видна голова Хопалонга. В ответ раздались винтовочные выстрелы, и Маури в полный рост растянулся на снегу. Вот так все его клятвенные обещания и страхи и умерли вместе с ним, а окрасившая снег кровь был алой, такой же алой, как и у любого человека.

Из-за строений раздались выстрелы, но Хопалонг успел броситься назад. Где-то неподалеку раздался, а потом смолк перестук лошадиных копыт. Хопалонг перезарядил кольт и шагнул на улицу. Ему навстречу шел, прихрамывая, Меските.

— Все-таки задело меня, — сказал он. — Ты не ранен?

— Нет, — ответил Хопалонг, а затем как всегда задумчиво поинтересовался, — а где Джонни?

— Уже идет! — Джонни Нельсон спускался с холма прямо к ним.

— Что там с Маури? — спросил Меските.

— Он мертв.

— Я уложил двоих в доме, — сказал Меските, — и еще Фрамсона.

С трудом переводя дух, Джонни Нельсон наконец сказал:

— Как только Спарр оказался на земле, так пиут и его напарник куда-то запропастились. Только их и видели.

— А Линдон? Разве он не был в спальнях?

— Я его первым подстрелил. Пойдем посмотрим.

Линдон лежал у окна, и был уже очень далек от своей воровской карьеры.

— А тот другой парень, что сидел на холме в камнях, так тот вообще набросился на меня с ножом. Но я его вырубил. С ним тоже все кончено.

Хопалонг поднял с земли свою шляпу, оброненную в пылу сражения.

— Одного все же не хватает, — проговорил Кэссиди. — Где Джонни Ребб?

— Может, он смотался по-тихому? — предположил Джонни.

— Как же, жди! Вряд ли, — Меските был абсолютно уверен в том, что говорит, — этот не станет убегать.

Заслышав стук копыт приближающихся лошадей, все трое быстро обернулись. Меските вскинул винтовку.

— Подожди! — Хопалонг схватился рукой за ее ствол. — Это же Сайм Тэтчер со своими людьми.

Тэтчер подъехал поближе, и лошадь его пугливо шарахнулась в сторону, оказавшись около убитого Авери Спарра. Сайм посмотрел сначала на лежащий на земле труп, а потом обернулся к Хопалонгу:

— Неужели мертв? Это ты его так?

— Да. Но кажется, двоим или троим из них все же удалось бежать. Нет пиута и одного из Глисонов. А Джонни Ребб вообще куда-то бесследно исчез. Сайм, я собираюсь съездить в Альму. Хочу, чтобы Дик тоже обо всем этом узнал. А там уж заодно по пути заберу и твою лошадь и приведу ее сюда. Должен сказать, что лучшего коня для поездок в горы у меня еще не было, и это именно то, что мне нужно, — тут Хопалонг ненадолго замолчал, а потом словно спохватившись, снова заговорил, — ну, конечно, хотя она и старовата, да и поступь не слишком ровная, но все же...

— Зря стараешься, — рассмеялся в ответ Сайм Тэтчер. — Что до лошади, то ей нет еще и пяти лет, и уж если ты считаешь, что у нее неровный шаг!.. С тем же успехом можешь доказать мне, что меня собираются сделать императором Китая. И не старайся убедить меня в том, что конь этот совсем не так уж хорош. Мне все равно будет нравиться именно эта лошадь, она одна из лучших, каких мне когда-либо только доводилось видеть. Но ты, Хопалонг, оказал мне очень большую услугу, и если ты не примешь от меня в подарок этого коня, то после этого я даже разговаривать с тобой не стану, руки тебе не подам, и конечно уж никогда, — Тэтчер усмехнулся, — не буду потчевать тебя яблочными пирогами у себя на ранчо!

Хопалонг потер ладонью подбородок, и в глазах у него загорелись озорные огоньки.

— Да-а, Сайм, твой самый последний довод представляется мне наиболее убедительным изо всех! Я ведь, конечно, рассчитывал вскорости снова отведать такого пирога.

Меските и Джонни Нельсон переглянулись.

— Что? — переспросил Меските. — Он сказал пирог? С яблоками?

— Похоже на то, — вид у Джонни был весьма серьезный. — Я, конечно, не верю ему ни на грош, но в интересах истины, если не сказать больше — "в интересах науки и истории, думается мне, что будет лучше, если мы с тобой сейчас отправимся прямиком на «Т Бар» и лично проведем там, скажем так, небольшое расследование.

Увидев, что Меските и Джонни уже направились к своим лошадям, Хопалонг снова заговорил с Тэтчером.

— Сайм, если можешь, то оставь здесь на время двоих своих людей. Я сейчас еду в Альму. А все остальные пусть лучше возвращаются обратно на ранчо, если они все еще тешат себя надеждой, что им хоть что-нибудь останется от этого пирога. Ведь кроме драк, эти двое преуспевают только в одном — в еде. И уж тут, точно так же как и в драке им тоже нет равных!

Когда Хопалонг вошел в комнату, Дик Джордан привстал на кровати.

— К черту это все! — начал жаловаться он. — Все эти бабы меня уже достали! Представляешь, они держат меня здесь впроголодь, еды дают столько, что и годовалому ребенку мало, и еще при всем этом хотят, чтобы я в таких условиях выздоравливал! — Дик протянул руку Хопалонгу. — Я очень рад тебе, Хоппи! Если ты здесь, значит, там все в порядке! В конце концов ты жив, а это уже сама по себе добрая весть!