Путь воина

Общаясь с Уа-га-су, я научился неплохо говорить на языке катоба, и теперь, путешествуя в компании шестерых воинов, значительно расширил свои познания. Диана научилась говорить очень быстро. У нее был живой, пытливый ум, и она интересовалась всем, что ее окружало. Во время остановок она собирала целебные травы, и индейцы охотно показывали ей те растения, которые они сами знали и привыкли использовать.

Будучи по натуре девушкой сдержанной, Диана тем не менее в общении с другими людьми была открыта и естественна. Она умела расположить к себе собеседника и уже вскоре разговаривала с индейцами так непринужденно, как если бы знала их в течение многих лет. Я знал, что во многих племенах есть обычай с особым почтением относиться к женщинам, которые, как считалось, были наделены особыми способностями. У чероки, например, их называли не иначе, как «возлюбленными», и зачастую их мнение ценилось выше, чем решение совета племени. Я видел, что наши катоба относятся к Диане, как если бы она была одной из них. В какой-то мере она была обязана этим присущей ей сдержанности и поистине особому душевному спокойствию. В любой ситуации, что бы ни произошло, она сохраняла присутствие духа. Дни шли своим чередом, и я, присматриваясь к этой девушке, ставшей моей женой, каждый раз открывал для себя что-то новое.

И все же, как бы я ни был поглощен созерцанием своей молодой жены, от моего внимания не ускользнуло и то, что катоба стали вести себя настороженно. Теперь они молчали и время от времени разом поднимали весла над водой и начинали прислушиваться. Тогда я брал в руки мушкет, чтобы лишний раз убедиться в том, что он заряжен.

— Что-нибудь не так? — прошептала Диана.

— Да. Если я их верно понимаю, опасность поблизости. Мы должны молчать.

Теперь они гребли с большей осторожностью, погружая весла глубоко в воду. Я глядел по сторонам, внимательно рассматривая реку, росшие на берегу деревья и видневшийся впереди голубой горный хребет, к которому мы держали путь.

Самое пристальное внимание я обращал на воду, так как по многим мелочам, подхваченным рекой и вынесенным ею на поверхность, можно было составить хоть приблизительное представление о том, что ожидает нас впереди. Я не замечал ничего особенного и ничего не слышал. Если я обладал неким шестым чувством, то именно сейчас оно бездействовало.

Когда пришла моя очередь взяться за весло, катоба дружно замотали головами и указали на мушкет. Для них было предпочтительнее, чтобы в данный момент у меня в руках было оружие, а не весло, потому что только в этом случае я мог бы выстрелить сразу.

Несколько дней мы поднимались все выше и выше по течению, держа путь к видневшимся вдали Голубым горам, которые и сейчас казались все такими же голубыми, но больше уже не далекими. Река стала заметно уже, течение здесь было довольно быстрым, и временами нам приходилось причаливать к берегу и, вытащив каноэ из воды, нести их в обход.

К одному из таких мест мы и приближались сейчас. Несколько больших бревен или поваленных деревьев лежали в воде, частично преграждая течение. Огибая препятствие, речные воды яростным потоком вырывались на свободу, и троим гребцам справиться с ними было бы не под силу.

Катоба не стали терять времени на разговоры. Тот, который правил первым каноэ, ловко развернул лодку влево, входя в устье небольшой речушки. Вслед за ним, продвигаясь вверх по течению, мы доплыли до того места, где река начинала мелеть и становилась шире, в конце концов сменяясь какой-то заболоченной местностью. Причалив к берегу, он подал знак выгружать вещи.

— Каноэ — все, — пояснил мне один из них. — Дальше идти.

Мы втащили обе лодки на болото и спрятали там среди зарослей. Вещи сложили так, чтобы их можно было нести, и Диана без колебаний взялась за один из тюков — тот, что был поменьше.

Один из индейцев скрылся в зарослях, возвращаясь обратно к Рапидану. Мы же отправились дальше по еле различимой тропе, что шла вдоль склона горы на юг.

Никто не обращал внимание на того, который покинул нас, так как катоба считали само собой разумеющимся, что он сумеет о себе позаботиться и нагонит остальных позднее, когда появится такая возможность. Было ясно, что он отправился обратно, чтобы выяснить, кто мог следить за нами и вообще был ли там кто-нибудь.

У меня были свои собственные соображения на сей счет, но я вовсе не спешил поделиться ими с остальными. О чем думала Диана, я не знал, не стал и спрашивать.

Одно-единственное имя не шло у меня из головы — имя человека, умевшего мстить и ненавидеть, того, кто никогда не смирится с поражением, того, кто всегда был и неизменно останется нашим врагом.

Макс Бауэр.

Глава 21

Над землей сгущались сумерки, мы старались идти быстрей и наконец вышли к каменистой ложбинке, к которой со всех сторон подступали могучие деревья, а из-под камней бил маленький родник. От него брал свое начало тоненький ручеек.

Там было темно и неуютно, а разведенный нами костер был слишком мал и предназначался для того, чтобы наспех приготовить ужин. Индейцы о чем-то тихо говорили между собой, и по одному случайно услышанному слову я догадался, что они разговаривают о своем брате.

— Что случилось? — прошептала Диана.

— Тот индеец, который еще не вернулся. Они говорят о нем.

Она промолчала. Поужинав, мы потушили костер. В ночи стройные колонны деревьев полностью слились с темнотой, и лишь в вышине, на фоне усеянного звездами неба четко вырисовывались рваные силуэты крон. Налетел легкий ветерок. Пролетел-пронесся по лесному царству, едва касаясь зашелестевших было листьев, и таким свежим и прохладным был этот ветерок, словно долетел сюда с горных вершин.

Трое индейцев легли спать, а двое остались в дозоре. Некоторое время спустя я тоже начал задремывать, то и дело беспокойно просыпаясь, широко распахивая глаза и прислушиваясь к малейшему шороху.

Мы проснулись на рассвете и, торопливо пожевав вяленой оленины, снова отправились в путь. Тот индеец, что ушел на разведку, до сих пор не объявился.

— Он мертв, — сказал один из катоба, когда я заговорил о нем. — Если он не пришел, значит, он мертв.

— Вы хотите вернуться? Мы тоже пойдем.

— Нет. В другой раз. Всегда остается другой раз.

Мы преодолели перевал близ ущелья Быстрого ручья, спустились в цветущую долину у подножия гор и оттуда снова повернули на юг. Диана за всю дорогу ни разу не пожаловалась на усталость, и все же я был весьма обеспокоен. С одной стороны — переживал за нее, с другой — негодовал при мысли о том, что нам приходится спасаться бегством. Если юный катоба был убит, отомстить за него будет для меня делом чести, потому что он расстался с жизнью ради нас. Теперь уже с определенной долей уверенности можно было сказать, что они пошли этой же дорогой, и всякое могло случиться. Если бы не Диана, я самолично вернулся бы назад, чтобы увидеть, что это за враги, и преградить им путь.

Но вместе с тем в душу ко мне начинало закрадываться подозрение: ибо если им удалось убить индейца, то, выходит, по крайней мере один из них был довольно опытным охотником. Выследить и убить воина из племени катоба — дело отнюдь не шуточное, хотя, разумеется, даже лучшие из лучших не застрахованы от ошибок.

Мы держались поближе к горам и, когда это было возможно, шли лесом.

Утром последнего дня я заприметил дерево, на котором в свое время собственноручно сделал зарубку, отмечая путь.

— Скоро мы будем дома, — сказал я Диане, и она слегка коснулась моей руки.

Тропа вывела нас на луг, где стояли стога сена, чуть дальше начиналось кукурузное поле. На земле, меж стройными рядами кукурузы, созревая, грелись на солнце дыни. Урожай обещал быть хорошим.

Впереди, на низком взгорке у реки, уже был виден частокол. Ворота были распахнуты, и двое мужчин смотрели в нашу сторону, заслоняя рукой глаза от яркого солнца и стараясь разглядеть нас. Я махнул им рукой, они замахали мне в ответ.