Мчащиеся мустанги

«Как славно, — мелькнула мысль в самой глубине сознания раненого, — слышать из этих уст такие слова… Если бы еще хоть раз ее увидеть».

Поднялась суматоха. Его куда-то понесли. Откуда-то взялась адская боль, словно тело поджаривали на огне. Том почувствовал, как течет кровь, течет широким потоком, унося с собой остатки жизненных сил.

— Сюда… осторожно! Бедняга! Полегче через эту дверь… Ровнее, ровнее, ему же больно от малейшего движения! Подумать только — один против всех! Один…

Вот с таким благоговением и нежностью говорили о нем.

Одна часть души с радостным удивлением впитывала эти приятные ему слова. Другая же плавала в мире, где даже просто дышать было невыносимой пыткой.

— Как ты себя чувствуешь? Узнаешь меня? Можешь говорить?

Это был ее голос.

Тома положили.

— Это вы, Алисия, — прошептал он. — Я вас не вижу. Может быть, потом… Хочу увидеть, прежде чем умру.

Она начала было говорить, но голос ей отказал. Снова заревел бык, но теперь потише.

— Алисия, ты жалкая истеричка! Отойди-ка! Займемся делом!

И Томом занялись. Содрали всю одежду, промыли раны. Каждое прикосновение причиняло такую боль, будто в него все глубже вонзали раскаленный кинжал. Глостер удивился, что его плоть не превращается в пепел, и слабо улыбнулся.

В рот влили обжигающего бренди.

В глазах прояснилось. Показалось, даже пропала боль.

— Гляди-ка, — удивленно произнес Том, — до чего же хорошо! Вы все так добры ко мне.

Он увидел лицо владельца бычьего голоса и понял, что перед ним большой Дэвид Пэрри и это именно его появление заставило броситься врассыпную напавших на него мерзавцев. Потом разглядел остальных — юного Дэвида, с осунувшимся посеревшим лицом… Алисию… Рамона, который прислонился к стене с накинутым на голову пончо и не переставая шептал молитвы своему святому Христофору.

Глостер почувствовал, будто его заковали в броню — так туго спеленали широкими бинтами. Бренди проникало все глубже, по телу разливалось блаженство, с каким приятно и жить и умирать.

Вдруг увидел приблизившуюся к нему Беатрис Пэрри.

— Бедняга! — проговорила она. — О Дэвид, видя его страдания, я готова простить ему все зло, которое он пытался причинить!

— Это он-то пытался причинить зло? — грозно крикнул муж. — Мы еще об этом поговорим, дорогая! А может, лучше прямо сейчас? Оказывается, все слухи оправдались — вот он, мой старший. Вернулся ко мне. Что ты на это скажешь, Беатрис?

— Твой старший?

Пэрри молчал.

— Вижу, ты все еще веришь старой сказке, — усмехнулась она. — Тогда давай внесем ясность, не откладывая. Слава Богу, мне удалось наконец отыскать настоящую мать. Она здесь, в этом доме. Сейчас ты ее увидишь! Эта женщина клянется, что она его родила. Она же была и кормилицей и нянькой!

Беатрис позвала прислугу.

Окружающие чуть отступили от кушетки с Томом Глостером, словно понимая, что для него это тоже представляет огромный интерес. Большой Дэвид, расставив ноги и пуще прежнего набычившись, встал у камина; юный Дэвид, напрягшись и вскинув голову, встал в ногах у Тома. Только Алисия, не обращая ни на кого внимания, осталась сидеть рядом. Рамон, опираясь от слабости о стену, продолжал молиться.

Вскоре в комнату вошла женщина средних лет, в синем платье, с накинутой на плечи шалью. При первом же взгляде на нее у Тома защемило сердце, потому что перед ним было такое же, как у младшего Дэвида, смуглое, с грубыми чертами лицо. Женщина, как видно, не привыкшая приветливо улыбаться, встала в дверях, настороженно оглядывая присутствующих.

Старший Дэвид, тяжело ступая, медленно подошел к ней:

— Ты кто?

— Хуанита Альварес.

— Зачем ты здесь?

— Пришла увидеть своего мальчика.

— Где он?

— Вот он!

— Какие у тебя доказательства?

Тут женщина наконец улыбнулась. Мгновенной, суровой, язвительной улыбкой.

— Зачем мне доказательства? Он в хорошем доме. Здесь ему куда лучше, чем у меня.

— Тогда зачем ты заявляешь на него права?

— Потому что сеньора сказала, что я должна говорить правду. Вот я и говорю.

— Припоминаю твое лицо, — сказал Дэвид Пэрри. — Ты нянчила мальчика. Правильно?

— Правильно, сеньор.

— Больше ни слова! Стой на месте! Дэвид, встань рядом!

Мальчик медленно подошел к женщине. Встал рядом, глядя на Дэвида-старшего. Великан, тяжко вздохнув, отвернулся — так велико было сходство! Не оборачиваясь, произнес:

— И все же я хотел бы, чтобы в тебе была моя кровь! Чья бы она ни была, в тебе кровь настоящего мужчины!

Тут вмешалась Алисия:

— Ты помнишь, что сказал тебе человек, которого сегодня убили в этой комнате? Женщина в синем платье, Дэвид! Вот она!

Великан вздрогнул. Подошел к угрюмой жительнице гор и неожиданно сорвал с нее обвивающий талию кушак.

Громко вскрикнув, она попыталась выхватить вещь, но Пэрри легко отстранил ее. Внутри кушака что-то зазвенело.

Женщина сразу пришла в себя — сложив на груди руки, встала у стены. В комнате воцарилась мертвая тишина. Все чувствовали приближение развязки, не зная, какой она будет.

Дэвид-старший развернул кушак и высыпал большую пригоршню золотых монет.

— Больше ничего, — сказал он.

— Откуда они у тебя? — поинтересовалась Алисия у женщины. — Откуда у тебя столько золота, Хуанита?

— Дорогая сеньорита! — нежным голосом пропела та. — Если бедняк усердно работает, он не швыряется деньгами. Я работала всю жизнь — вот и скопила за много лет!

— Как же тогда получается, — взревел вдруг Дэвид-старший, — что все монеты одного года чеканки, — одного года, женщина, ты слышишь?

Она не дрогнула, только метнула взгляд в сторону Беатрис Пэрри и испуганно расширила ноздри.

— Слышишь, что тебе говорят? — нажимал великан. — Я хочу знать, у кого ты украла эти деньги?

— Я их не стащила! — завизжала Хуанита.

— Посмотрим, что скажет суд. Здесь, в кушаке, у такой, как ты, сотня монет. Суд выжмет из тебя правду!

Она вдруг повернулась к нему спиной, с отчаянием и злобой уставилась на Беатрис:

— Говорила же я вам, что будет! Говорила, что они доберутся до правды! Кто бы мог подумать, что этот безгласный металл заговорит против меня?

Красавица Беатрис прикусила губу.

— Ничего не понимаю, — фыркнула она. — Не понимаю, Дэвид. Что она говорит?

— Она говорит, — с расстановкой произнес муж, — что деньги получила от тебя. Не скажешь ли, за что ты ей заплатила?

— Я? Она не получила от меня ни песо!

— Лжешь! — завизжала Хуанита. — Все до единой монеты я получила из твоих рук. Ты поклялась, если я скажу, что мальчик мой сын…

— Тварь! — процедила сквозь зубы Беатрис Пэрри.

Она сказала это спокойно, но все замолчали. Беатрис оглянулась вокруг, отметив жалость и отвращение на лице Алисии, злорадное торжество Дэвида-младшего, ужас и смятение мужа. Повернулась к двери, но нервы отказали, и, охваченная стыдом и страхом, она побежала прочь.

В одно мгновение рухнули все мечты, рассыпались в пыль все хитросплетения лжи и преступлений!

Но Дэвид Пэрри все же обратился к Хуаните:

— Ты ходила за мальчиком. Можешь сказать, кто его мать?

— Ты что, сумасшедший?! — яростно крикнула она. — А еще был мужем бедной госпожи! Могла ли такая святая женщина тебе солгать? Нет, даже за гору бриллиантов!

Дэвид Пэрри неловко поглядел на сына. Побледневшего юного Дэвида била дрожь. Отец внезапно расплылся в улыбке.

— Прекрасно, — произнес он. — Томас Великий наконец-то довез тебя до дому, сынок!

Глава 43

ЦЕЛОЕ ЦАРСТВО

Отпустив поводья, они не спеша ехали наугад. Умные животные, получив свободу, тихо брели, временами касаясь головами, но по большей части пугливо оглядываясь по сторонам, потому что уже стемнело, а в это время все люди и все животные боятся умирающего дня, ибо на охоту выходят дикие звери.

— Вот и приехали, — вздохнул Том. — Вот мы и дома. И время дня почти то же самое, как год назад. Чувствуешь, как пахнет викой? А я уж было забыл этот запах.