Радиган

Из горла его вырвался какой-то хриплый душераздирающий звук, он последним усилием поднял винтовку, почувствовал хлопок от пули и понял, что победил. Да, он победил, потому что уже умирал… умер.

Последнее, что пронеслось у него в голове, пока он лежал, прижавшись щекой к мерзлой скале, было воспоминание о том, как давным-давно помогал своей матушке брить убитого отца.

«Не пристало мужчине быть погребенным в таком виде, — объяснила тогда матушка. — Он должен предстать пред Вратами Небесными, как подобает, в опрятности».

А у него, Битнера, сына нет, так кто же побреет его? Кто приготовит его тело для погребения?

Мужчина должен иметь сына.

Битнер увидел свою окровавленную руку: ветер уже успел высушить кровь на ней. Он попытался еще открыть рот, чтобы сказать Радигану, что мужчина должен иметь сына, и тут все покрылось тьмой и больше он ничего не помнил.

Гретхен подбежала к Радигану.

— Ты цела? — спросил он, даже не глядя на нее, поскольку не сводил глаз с Битнера. И девушка, и сам Том знали, что тот умирает.

— Со мной все хорошо, — отозвалась Гретхен. — Я надеялась, что ты придешь.

— Прости, что опоздал.

— Ты не опоздал. Ты как раз вовремя.

Едва сверкнули первые предрассветные лучи, Росс Уолл пришел в дом из конюшни. Держа в руке шляпу, он неуклюже переминался на крыльце, стряхивая снег с сапог, пока Анджелина не позвала его в дом. В тусклом свете лампы тень от его лохматой головы походила на голову огромного гризли.

— Мэм, мне бы хотелось, чтобы мы нынче же утром оседлали коней и уехали отсюда.

Анджелина Фолей почувствовала, как внутри у нее все перевернулось.

— Что стряслось?

— Пока ничего. Да только Битнер вчера не вернулся. А раз Битнер не вернулся, значит он мертв. Мы потеряли еще одного человека, и притом одного из лучших.

— Это все?

— Нет, — мрачно ответил он, — не все. Не все, будь оно проклято.

Эти слова поразили ее больше всего. Первый раз на ее памяти Росс Уолл позволил себе выругаться в ее присутствии.

— Это не все. Тут бродят какие-то чужаки, их трое или четверо. Горман говорит, на вид очень крепкие парни. Он повстречал троих вчера вечером в лесу: они сидели спокойно в седлах с ружьями в руках и смотрели на него. Они ничего не сказали, вообще ничего. Просто глазели на него, а он глядел на них. А потом Горман прискакал назад и попросил расчет.

— Еще что-нибудь?

— Да. Признаться, я никогда не одобрял делишки Харвея и не понимал, что вы и ваш родитель в нем находите. Он втянул вас в неприятности, и мне бы очень хотелось, чтобы вы благополучно выпутались из всего этого. Те люди в лесу, — махнул Росс рукой в сторону от ранчо. — Сдается мне, это его они поджидают. Думаю, он поскачет через сугробы и выедет точнехонько на них, и тут-то они подстрелят его прямо в седле. И даже это еще не все. Вниз, в Сан-Исидро, прискакал шериф. Я говорю не о Флинне, а о его боссе. Зовут его Инрейт или как-то в этом роде. Он приехал вчера вместе с тремя помощниками и задавал кучу всяких вопросов, а у одного из тех помощников еще и лошадь с техасским клеймом.

Задумчиво подойдя к камину; Анджелина Фолей поставила на огонь кофейник. Что и говорить, в тревожное время женщина всегда в первую очередь заботится о еде. Приготовить обед, сварить кофе — все это так просто, так успокаивает нервы. Пожалуй, и ей бы следовало заниматься только этим, готовить еду какому-нибудь мужчине, а не доказывать всем и каждому, какая она ловкая да хитрая и как она замечательно может управлять ранчо не хуже любого мужчины. Ведь пока что ей не удавалось справиться даже с домашним хозяйством.

Значит, все ее грезы о богатстве несбыточны. И долгие доверительные беседы с Харвеем, когда он, важно жестикулируя, вышагивал по комнате взад-вперед — все они оказались пустой выдумкой. И все его грандиозные идеи, перенятые от людей, которые скорее согласятся воровать, чем честно зарабатывать себе на хлеб, все его великолепное презрение к тем, кто занимается достойным трудом… Харвей называл обычных людей глупцами — и кто теперь он сам?

— Мы можем уехать отсюда?

В первый раз за все это время Джелина увидела в глазах Уолла проблеск надежды.

— Думаю, да. Мне кажется, они будут только рады избавиться от нас. Конечно, мы не сможем ничего взять с собой, только личные вещи. Но зато мы можем ехать верхом, мэм…

— Не называй меня «мэм», — раздраженно оборвала его девушка. — Зови меня Джелиной.

Вдоль ручья Вейча, вниз по течению, ехал маленький отряд, состоящий из шести всадников. На голове одного из них была окровавленная повязка, а сломанная рука второго висела на перевязи. Утомленные кони с трудом переставляли ноги, седоки тоже устали.

Харвей Торп чувствовал, что закоченел ничуть не меньше, чем устал. Все они ужасно замерзли.

Стоял мороз, долго находиться в седле было неимоверно трудно, но головорезы спешили поскорее унести ноги подальше от места злополучного налета. Сначала-то все шло прекрасно. Дилижанс появился точно вовремя, и бандиты, уверенные в своем численном превосходстве, выехали из засады и остановили его.

Да вот только возница оказался не из трусливых и в руках у него был дробовик. Он не бросил оружие и не поднял руки вверх. Первый же заряд крупной дроби изуродовал лицо одного из налетчиков, следом, вопя от боли, вылетел из седла и второй бандит. Поднялось неописуемое смятение, слышались беспорядочные выстрелы, лошади плясали и вставали на дыбы. И посреди всей этой суматохи охранник хладнокровно вытащил винчестер и открыл огонь. Пассажиры дилижанса поддержали его стрельбой. Падали кони, яростно вопили люди, и Харвей Торп одним из первых обратился в бегство. Через несколько миль отчаянной скачки бандиты снова собрались вместе и помчались прочь.

И никто из них не желал признать, что их наголову разбили те самые люди, которых они привыкли презрительно называть простаками и слабаками, люди, которые зарабатывали свой хлеб.

Какая судьба постигла остальных налетчиков, Харвей так и не узнал. Он только знал, что парень, сидевший на козлах распроклятого дилижанса, не поднял рук, а начал палить. И дальше уже был кошмар, сплошной кошмар.

Предполагалось, что все произойдет совершенно иначе. Наставленные револьверы должны были напугать кучера и принудить пассажиров сидеть смирно, пока налетчики грабят дилижанс. Именно так, по замыслу Харвея, и должны были разворачиваться события.

Сам же Торп твердо знал лишь одно: в тот самый момент, как раздался выстрел дробовика и лицо его спутника превратилось в жуткое кровавое месиво, его собственное мужество бесследно испарилось.

Когда отряд въехал во двор ранчо, кто-то крикнул:

— Харвей!

Кто-то из его людей.

Оклик заставил Торпа поднять глаза, и он увидел посередине двора Радигана.

Тот стоял совершенно беспечно и непринужденно, с пустыми руками, словно просто ожидал их появления. Но в следующую секунду Харвей заметил Лорена Пайка в дверях конюшни, Чарли Кейдла на углу корраля, и облокотившегося на перила крыльца высокого, слегка сутулого Адама Старка. А чуть дальше за корралем стоял Джон Чайлд. И гораздо менее острожный человек, чем Харвей Торп, легко догадался бы, как они сюда попали.

Всадник позади него негромко произнес:

— Считай меня вне игры, Харвей.

И Торп услышал стук брошенного наземь револьвера. Тут же вслед за первым полетели и остальные.

Взглянув на Радигана, Торп ощутил прилив дикой ненависти. Хотя, само собой, Радигана и близко не было с дилижансом, но Торпу внезапно показалось, будто техасец и был тем самым возницей, который схватился за дробовик. Без него все обернулось бы совершенно иначе.

Из сумбурного вихря мыслей в воспаленном мозгу Харвея отчетливо выплыло одно соображение — хотя победить уже не удастся, но одолеть Радигана еще можно.

— Джелина позволила вам войти сюда?

— Ее здесь нет, — Ответил Радиган. — Они с Уоллом ускакали прочь, прихватив вьючную лошадь. Наверное, направились в Калифорнию.