Проезжий

Пэррот — вот место, куда надо ехать. Назад к людям, где я сумею обеспечить Джанет хоть какую-нибудь безопасность. Что касается меня, то я покидаю эти края. От меня одни неприятности, столько стрельбы. Кто захочет иметь со мной дело после всего, что случилось? Времена ковбоев и перестрелок заканчивались, и горожане не желали, чтобы такое случалось возле их домов.

Немного отдохнув, я почувствовал себя лучше, я всегда быстро восстанавливал силы. Когда человек всю жизнь занят тяжелой работой на свежем воздухе, в горной местности, он быстро выздоравливает.

Мы благополучно вернулись в город, и Джанет поднялась в свою комнату в гостинице.

Городской судья уехал в Энимас-Сити, поэтому я отправился в ресторан к человеку, которого знал.

Посетители ресторана уже разошлись.

— Посидите со мной, — попросил я повара, — мне нужно с вами поговорить.

Он приветливо взглянул на меня и вышел, прихватив с собой две чашки и кофейник с «Арбакл». Я вытащил из кармана завещание и показал ему.

— Ранчо на Черри-Крик принадлежит Джанет Ле Коди, — объяснил я. — В любом случае одна половина всегда принадлежала ей. Я подозреваю, что Дори Холлируд отравила Филлипса, подделала завещание, а может, это сделал ее любовник, и приехала сюда, вообразив, что заполучила настоящее наследство. Но увидев не то, на что надеялась, она начала строить планы, как продать ранчо. Затем появилась Джанет и заявила о своих правах. — Я рассказывал ему все начистоту. — Она будет здесь, вы можете с ней поговорить.

— Зачем вы все это мне рассказываете? Я не судья.

— Вы человек, который нас знает. По крайней мере, вы немного знаете меня, а я хочу, чтобы факты были засвидетельствованы. Дори Холлируд — очень коварная женщина, — продолжал я. — Мне кажется, она собиралась отравить меня ради денег. У меня есть небольшая сумма, но она способна пойти на убийство, лишь бы заполучить хоть что-нибудь.

— Вам лучше поговорить с Ридом Беллом.

— Пинком? Он здесь?

— Целый день толкался, интересовался вами. — Повар усмехнулся. — Советовал вам не доверять.

— Не доверять мне? Почему?

— Он сказал, что вам нельзя верить, если речь идет о возрасте женщины.

Я пожал плечами.

— Чтобы определить возраст лошади, можно посмотреть ее зубы. А как быть с женщинами? В чем же я ошибся?

— Он не сказал, да вот он и сам!

В ресторан вошел Белл. Он бросил шляпу на стол и провел пальцами по тому, что осталось от его волос.

— За вами трудно угнаться, мистер Проезжий. Никогда в жизни не встречал человека, который так много ездит верхом.

— Зато я сохранил свои волосы. Пока еще никто не снял с меня скальп.

— А я часть своих разбросал по свету. Вы говорили, что миссис Холлируд была актрисой?

— Так она мне сказала. И показала несколько старых театральных афиш.

— О да, она действительно была актрисой. И многим другим тоже. Она все еще на ранчо?

— Насколько мне известно, да. Хотя, наверное, уже сматывают удочки после того, как мы вырвались от них. — Я откашлялся. — Мне пришлось стрелять в Лью Пейна.

— Он напрашивался на это. Возможно, шериф вынесет вам благодарность. Рано или поздно ему пришлось бы это сделать самому.

— Он жив. Он стоял на фоне кустарника, поэтому я его не видел, а когда неожиданно появился, я тут же выстрелил.

— Что касается миссис Холлируд, то это вы пустили меня по ложному следу. Кто говорил, что ей пятьдесят или шестьдесят?

— Должно быть, так. У нее седые волосы и…

— Вы когда-нибудь слышали о том, что люди носят парики? У нее три или четыре парика. По правде говоря, ей примерно лет тридцать пять. В действительности у нее темные волосы, хотя она редко появляется в естественном виде.

— Вы собираетесь ее арестовать?

— У-гу. Как только вернется шериф.

— Клинтона тоже?

— Чарльз Пелхэм Клинтон. Я хорошо знаю этого человека. Нет, у нас недостаточно улик против него. Может, если вы и мисс Ле Коди сделаете заявление…

— Мы сделаем, но не думаю, что многое из того, что мы скажем, зачтется в суде.

Позже я пересек улицу и заказал в гостинице комнату для себя, потом разыскал городского цирюльника и доставил себе удовольствие тем, что подстригся и побрился. Затем сменил одежду и растянулся на кровати, чтобы отдохнуть, и заснул.

Когда я открыл глаза, на улице совсем стемнело. Выглянув в окно, я не увидел ни одного огонька, даже в ресторане. Поэтому я разделся и вернулся в постель.

Перед тем как уснуть, я лежал и думал о том, что сейчас творится на ранчо и что будет делать теперь миссис Холлируд. Больше всего меня интересовала Мэтти. Ее в чем-то уличили, и ей следует убраться от них до того, как они поймут, что она слишком много знает. С ней не станут церемониться. Разумеется, они не догадываются, что она видела меня во дворе дома, а раньше предупредила, чтобы я ушел с ранчо.

— Мистер Проезжий, — сказал я сам себе, — ты влип в историю, которая тебя не касается. Сейчас тебе лучше седлать лошадей, упаковывать вещи и отправляться в горы.

Но тут я задумался. Мне уже двадцать восемь лет. За спиной сотни трудных дорог, а все мое состояние три лошади, уздечки, кое-какие инструменты и оружие, которое мне приходится постоянно чистить. Благодаря полосе удач, я наткнулся на золотой карман и заработал столько денег, сколько еще никогда в жизни не имел. Но когда дошло до дела, то оказалось, что это вовсе не значительная сумма. Если она иссякнет, что же у меня останется? Придется снова перегонять коров за тридцать баксов в месяц или возвращаться на рудник? Вдруг я почувствовал, что не хочу быть ослом, гоняясь за удачей по горам до конца жизни.

Я сел, надел шляпу и обхватил колени руками. Откуда вдруг у меня возникли подобные мысли? Почему, после долгих лет скитаний, я начал думать, как буржуа?

Многие годы я убеждал себя в том, что я тяжелый человек, и встречались люди, которые соглашались с этим. Со мной трудно ладить, я не умею вести оседлый образ жизни, хотя другие парни, с которыми я ездил, со временем обзаводились ранчо, открывали банки, магазины или работали адвокатами, шерифами. Они становились горожанами. А кто я? Бродяга в седле?

Ладно. Я снял шляпу и лег, уставившись в потолок и испытывая досаду на самого себя. Да, мне уже двадцать восемь лет. Где я буду, когда мне стукнет сорок? Опять гонять лошадей или коров, которые принадлежат чужому человеку, и представляться Проезжим?

Да, это то, что мы есть в этой жизни, но когда человек отдает Богу душу, он должен оставить после себя что-то большее, чем нашел, когда появился на свет.

Теперь Мэтти. Ее судьба беспокоила меня. Как ей отделаться от этих людей? Во мне росло убеждение, что она по неведению связалась с ними, и преданность чуть не погубила ее. Иногда человек оказывается в дурной компании и боится порвать с ней, хотя уже понимает, что сделать это необходимо. Но у него ничего нет, поэтому он поневоле привыкает к своему положению и смиряется. Когда я был моложе, несколько раз, шатаясь без дела, сходился с людьми, которые когда-нибудь привели бы меня на виселицу, если бы я вовремя не порвал с ними.

Тот отряд из Техаса представлял собой настоящую ораву дикарей в самом прямом смысле. Они не просто давали выход своим эмоциям, как зачастую поступают ковбои, а совершали подлые противозаконные действия. Однажды ночью в моем присутствии, а было мне тогда шестнадцать, они сговорились ограбить поезд. К счастью, меня с собой не взяли. Я так и провел всю ночь возле стада. Но позови они меня — я не уверен, что отказался бы. В то время я уже выглядел взрослым, крепким мужчиной, но был не способен думать и решать самостоятельно. Пятеро бандитов остановили поезд, как и задумали, а когда разделили добычу, то у каждого в кармане прибавилось на двадцать шесть долларов и пятьдесят центов. У ребят оказалось меньше мозгов в голове, чем я ожидал. Теперь их уже больше нет среди нас. Год спустя двое из них попытались ограбить обоз, где ехал Юджин Блеир с дробовиком. Третий попал за решетку, а двоих последних повесили обозленные граждане, не дожидаясь судьи.