Соль земли

Дуло револьвера было не более чем в трех футах от моей головы, и я поднырнул под его вытянутую руку, ударив плечом так, что его отбросило к дилижансу. В то же мгновение я ткнул дуло кольта ему в живот и три раза нажал на спуск, чувствуя, как с каждым выстрелом дергается его тело. Он обмяк и мешком повалился на землю.

Менард медлил, боясь попасть в Черного, но теперь, сообразив, что произошло, выстрелил, пуля попала мне в оружейный пояс и нанесла удар с такой силой, что меня отшвырнуло. Один патрон в поясе взорвался, и пуля чуть не вонзилась мне в каблук. Лошадь Менарда неожиданно развернулась, бандит потерял прицел, а когда справился со строптивым конем, я был наготове и выстрелил первым, Галлоуэй — одновременно со мной.

Менард упал, но попытался встать. Его глаза горели странным белым огнем, а рука твердо сжимала оружие. Я снова выстрелил, и он попятился и с размаху сел на землю.

Менард сидел, глядя на меня. Его рука с револьвером лежала на полусогнутой ноге. Две пули угодили ему в легкие, с каждым вздохом в дырах на жилетке пузырилась кровь.

— Я твердил, чтобы он оставил тебя в покое, — тяжело выговорил он, — но Черный меня не слушал. Предупреждал, что того, на чьей стороне удача, убить невозможно.

— Твоя жизнь окончилась, Менард, — спокойно сказал я.

— Похоже на то. Сними с меня сапоги, Сэкетт, и похорони поглубже, чтобы не достали шакалы и стервятники.

Не полагаясь на благоразумие бандита, я держал его под прицелом, пока стягивал сапоги.

— Возьми револьвер, — протянул он оружие. — Эта железка не принесла мне ничего, кроме беды.

К нам подошел Галлоуэй.

— Фетчен умирает, — сообщил он. — Ты нашпиговал его свинцом.

Взяв револьвер Менарда, я отступил.

Черный Джеймс Фетчен не умирал, он уже умер. Рядом с ним лежали двое. В одном из них я узнал человека с конюшни.

Кучер перекатил за щекой табачную жвачку и бросил:

— Если вы, ребята, закончили, давайте похороним их и тронемся в путь. У меня расписание.

В лагере старателей Рассел дилижанс остановился, мы вышли и вывели на улицу Рида Гриффина и Фрэда Воэна.

— Мы согласились проводить вас до Дюранго. Вы устроили нам западню. Как считаете, мы заработали свои деньги или нет? Может, доехать с вами до конца?

— Вы нас отпускаете?

— Платите по сорок долларов и убирайтесь на все четыре стороны, — решил я. И он заплатил.

Мы их отпустили, а техасец согласился немного проехаться с ними и проследить, чтобы они не вернулись.

— Галлоуэй, — обнял я брата за плечи, — давай-ка найдем лошадей и вернемся обратно в нашу хижину на Пасс-Крик.

— Ты надумал остаться?

— Ну! У меня есть Джудит. Да и земля там хорошая.

— Эй, а ты видел, как танцует племянница Родригеса? Каждый раз, когда я на нее смотрю, у меня начинается биться сердце. Будто мы опять забрались на ту гору.

Так кончился наш долгий путь в неведомую землю. Путь, освещенный походными кострами, вспышками револьверных выстрелов и нашими мечтами. Мы возвращались, чтобы пустить корни на этой земле и, если повезет, оставить сыновей, которых, как мы надеялись, ждет более спокойная жизнь в лучше устроенном мире!

И что бы ни случилось, наши сыновья будут с гордостью носить имя Сэкеттов, беречь его честь и всегда выполнять свой долг, если их позовет судьба.