Человек закона

Джордж Ригинз почти что вычислил, кто убийца, и погиб сам. От несчастного случая или иным путем.

Джо Сэкетт явился в город из Моры и был убит.

Джонни Маккой знал либо видел что-то и был убит. Джонни, кроме того, бывал в Море и вел знакомство с Доувером.

Эд Пирсон теперь… поплатился за то, что знал? Или мог знать? Или его просто убрали с дороги, чтобы расправиться с Борденом Чантри?

Где-то во всем этом должна быть схема, определенная логика. Выслеживая человека или животное, надо представить себе, куда этот человек или животное может направиться. Сумеешь — твоя задача облегчится.

И куда же направляется преступник?

Почему вообще убивают себе подобных?

Из ненависти, мести, ревности и из-за денег — вот наиболее очевидные причины.

Но кто ненавидел Пина? Никто. Кому было нужно что-то из его имущества? Никому. Убили ради мести? Но он появился здесь не один год назад, и, если преступник — местный, чего ему было так долго ждать?

Джо Сэкетт — вообще посторонний. На него злиться некому и не за что.

Единственное что — Мора. Чантри вновь пришел к заключению: убитые расстались с жизнью потому, что что-то знали. Или подозревались в этом.

Вероятно, все же деньги.

Одна мысль неожиданно пришла ему в голову, и он отбросил ее. Смешно!

И Чантри медленно поплелся вдоль улицы в направлении «Бон тона».

Бун Сильва лежал на спине. В своей камере и в своем нижнем белье. Злости у него поубавилось, и здравый смысл начинал одерживать верх. Наемник обладал хитростью дикого животного, знал, что для него хорошо и что плохо. Рисковал, но внутренне был собран и постоянно держался настороже.

Теперь он признал сам перед собой: Чантри одолел его по-честному. Мысленно прошелся по цепи событий еще раз… Не следовало ли ему положиться на удачу и выстрелить?

Нет. Если бы он так поступил, то лежал бы сейчас мертвый. К этому времени уже закопали бы… А он живой, и даже очень. Стал бы Борден Чантри стрелять? Сильва задал себе этот вопрос и вспомнил глаза своего противника. Да, такой бы стал. Нужна недюжинная смелость, чтобы так, чуть не вплотную к дулу револьвера, бросить другому вызов.

На приличном расстоянии если… другое было бы дело. Бун Сильва не одного человека застрелил, ведь стрелял он быстрее, чем большинство людей, и лучше попадал в цель, так что шанс на победу у него был неплохой. Гораздо выше среднего. Когда он доставал оружие, имея в виду кого-то, этот кто-то уже был труп.

Иногда он пробовал вообразить себе: появляется стрелок проворнее его… Сильва не мог поверить в его существование. Ладно, пусть скорее, но уж в меткости с ним никто не сравнится.

Наступит день, когда посреди улицы он пойдет навстречу Бордену Чантри.

Потом его мысли вернулись к заданию, приведшему его в этот город. Он приехал, чтобы убить Чантри. Он получит пятьсот долларов, когда оно будет выполнено.

Все было устроено обычным порядком. В скале около одной из столовых гор — Меса-де-Майя — была дырка. Эта дырка служила ему вместо почтового отделения; место, о котором знали лишь немногие избранные. Через эту «почту» они связывались с Буном Сильвой. Однажды он приехал к этой дырке и нашел: имя, и город, и записку, означавшую пять сотен для него. Когда Чантри будет мертв.

Проще пареной репы. Сделав дело, он поедет к определенному салуну и заберет конверт.

Пять сотен — это немало. По тридцати долларов в месяц (за столько сейчас нанимали ковбоев) — получается почти два года работы.

Опять подумалось о Бордене Чантри. Он, говорят, вообще-то владелец ранчо, а маршалом работает временно. Вполне может быть правдой, но легко его не возьмешь. Сильва хотел бы, дабы потешить самолюбие, уложить его в открытом бою. Несмотря на это, звериная осторожность настаивала: «Это было бы глупо, и очень даже глупо». Когда его выпустят, он скажет: «Мир, маршал» — и уедет прочь. Опишет круг, поставит наготове резвого коня, пятью милями дальше — второго. И тогда одной пулей из своей винтовки срежет Чантри… и прежде, чем они сообразят, что случилось, будет за границами территории Колорадо.

Пятьсот долларов — много денег только в том случае, если ты жив и тратишь их.

Проснулось слабенькое любопытство. Кому это Чантри понадобился мертвым?

Обычно платили за любителя чужой говядины, которого никак не удавалось поймать на горячем, или за поселенца, расположившегося на чьем-нибудь водопое. Сильва предполагал, что здесь нечто непохожее.

Подъезжая к городу, он все кругом осмотрел, взвесил свои возможности, определил, по какой дороге легче всего удирать, выбрал лучшие точки, откуда можно сделать выстрел.

В заднее помещение забрел Ким Бака. Уселся верхом на стуле к решетке лицом.

— Старого енота загнали на дерево, матерого самца, — прокомментировал он ситуацию.

— Да? Не такой уж он страшный.

— Меня сцапал, — добавил Бака.

Сильва приподнялся на локте.

— Тогда что ты там снаружи делаешь?

Бака объяснил.

— Почему бы и нет, в конце концов? Тут снаружи лучше, чем там внутри, а Чантри — парень порядочный. Может, и придет пожелать мне счастливого пути, когда это кончится.

— Чего кончится?

— Тут целая цепочка убийств, умышленных, — рассказывал Ким, — одно за другим. И у кого-то нервишки сдают, а вдруг маршал к нему подбирается. Поэтому тебя и вызвали. Покончить с маршалом, пока он не вывалил на них целый ушат дерьма.

— Кто «они»?

— Я думал, ты знаешь.

— Ничего я не знаю. А и знал бы, тебе бы не сказал.

— Этот наш маршал. Я его не лучше тебя знаю, но все говорит за то, что он действует честно. Сам соображаешь: он может очистить стол, приклеив тебе всех этих мертвяков, а он этого делать не собирается. Подержит тебя тут, чтобы не лез под руку, а потом отпустит на все четыре.

— А я его тогда убью.

— Ну и дурак будешь, если попытаешься. Мы ведь с тобой знаем: много есть народу — ранчеро, погонщики, ковбои и прочие, кто стреляет не хуже маршалов и ганфайтеров. Только имени они себе на этом не делают. Не хотят. Меня возьми, например. Я считаю, с револьвером ты не лучше меня управляешься, но я угоняю лошадей, и больше ничего. Не каких попало, конечно, только самых лучших, вот как твой мерин.

— Оставь его в покое, Бака. Не трогай, а то…

— А что? Ты меня ни чуточки не напугал, Бун, ни на столечко. Ты и Бордена не напугал, не думай. Я твою лошадь красть не буду, потому что она тебе пригодится — сбежать из города, пока горожане не организовали праздник галстуков, нарядив тебя в один из них. Разговоры ходят, знаешь.

Ким Бака врал без удержу. Разговоров никаких не было. Жители города надеялись на своего маршала, как, впрочем, и он сам. Но надо же припугнуть Сильву. И подобные случаи уже бывали. Не один западный городок, которому осточертел разгул преступности, принимался развешивать оказавшихся под рукой урок. Причем пару раз прихватывали и относительно безвредных особей, которым просто нравилась сомнительная компания. Как того типа, Русского Билла, в Шекспире, штат Нью-Мексико.

Бун Сильва постарался не выдать своего беспокойства, однако внезапно зыркнул по сторонам, словно зверь в ловушке.

— Надо мне отсюда выбраться.

— И не пробуй. Ты здесь — и ты цел. Выйдешь на волю, где маршал не сможет тебя защищать, и конец тебе. Сиди на месте и послушайся моего совета. Когда он тебя отпустит, ничего не выдумывай. Уезжай.

Дальше Бака с полчаса перескакивал с лошадей на перестрелки, от них — на способы держать связь, и через некоторое время Сильва чуточку оттаял. Где и как — этого он Баке не сказал. Только что есть путь добраться до него, чтобы заказать работу.

— А сколько народу об этом знает? Я бы все время боялся, что один да распустит язык.

— Да никогда! Как предложить мне дело, известно всего-навсего четверым. Кому я нужен, должен идти к одному из них, а тот уже передает дальше.

Еще поболтав, Ким Бака ушел от Сильвы и вернулся в канцелярию. Сел и положил ноги на стол. Точно он помощник маршала… А приличная была бы работенка на самом деле.