Мустанг

— У вас нет моего коня, амиго, — сказал я, — и вы его не получите. А если бы получили, то не имеете представления, в какую сторону ехать. Знай дорогу, не забрались бы в такое место.

Молодые люди обменялись взглядами. Они мне не верили и все еще надеялись отобрать жеребца.

— Возможность спастись у вас была, — продолжал я, — дать мне уехать и надеяться на то, что я пришлю кого-нибудь с упряжкой, чтобы вытащить фургон. Конечно, если вообще найдется человек, который захочет отправится сюда. Это земля команчей: к северу — индейцы кайова, а к западу и югу — апачи. Здешние края не пользуются хорошей репутацией.

Внезапно у меня появилось неприятное ощущение. Парочка не беспокоилась, наверное, чего-то или кого-то ждала. Чего-то, что должно случиться. Мои слова не произвели на них никакого впечатления. Они просто ждали.

День почти прошел, до темноты осталось несколько часов. Может быть, в засаде есть кто-нибудь еще? Кто-то, кого я не увидел и не услышал?

По спине пробежали мурашки. Ну, конечно, там, на равнине был третий, он ждал подходящего момента, чтобы убить меня.

— Ближайшее селение — это Боррегос-Пласа, — сказал я, пытаясь осторожно высмотреть место, где мог прятаться третий, — или, может быть, Форт-Баском к западу отсюда…

Они приехали с Востока, но неженками не были. О Дальнем Западе много не знали, если вообще что-то знали, однако в них угадывалось хладнокровие и безжалостность. Бьют без сомнений и раздумий.

С тех пор, как я оставил родные горы, да и до того тоже, мне приходилось водить компанию с жестокими людьми, бойцами и работягами и уж вовсе не трезвенниками, однако на драку и убийство их толкали лишь гнев или деньги; иногда они убивали по ошибке, но никогда так, как пытались эти двое.

Девушка налила мне кружку кофе. Я сделал вид, что ослабляю подпругу, но на самом деле у меня и в мыслях такого не было: ясно, уходить отсюда придется второпях, и времени на то, чтобы ее вновь затянуть, не будет.

К костру шел, стараясь держаться между конем и тем местом, где мог лежать третий, если он там был. Подойдя к ним, опустился на корточки, бросил взгляд через плечо и в какой-то миг заметил, как незнакомка быстро что-то сунула в карман юбки.

Жизнь научила меня не доверять людям. Дома, в холмах Теннесси, мальчишками мы часто играли в «менялку». Я сразу понял, что в этой игре нельзя полагаться даже на родственников. Меняли мы все подряд, и самые интересные истории, которые рассказывались у прилавка магазина на перекрестке больших дорог или дома у камина, были о «менялке» — главное, кого кому удалось надуть. Такое детство, естественно, приучило к осторожности.

Поэтому, когда девица с невинными глазками протянула мне кофе, я взял его, мучимый желанием сделать глоток и одновременно понимая, что он может стать последним глотком в моей жизни. Я держал кружку, лихорадочно соображая, как бы выплеснуть кофе, не вызывая подозрений.

У нас в горах Клинч-Маунтинс был старик, который мог сидеть и трепаться часами, не сказав толком ничего, он просто болтал и болтал, раскидывая слова, как человек раскидывает сено на просушку. Мне пригодился его пример.

— Я вовремя вас увидел, ребята. Поверите, до смерти надоела моя компания, ведь с лошадью много не поговоришь. Вы когда-нибудь разговаривали с лошадью? Мэм, вам просто не приходилось много ездить по безлюдным местам. Осмелюсь доложить, что здешние лошади знают, что происходит вокруг не хуже любого ковбоя. Все разговаривают со своими лошадьми. В этих краях можно ехать и ехать, не встретив даже бугорка на земле, не говоря уж о человеке. Иногда я не видел никого, кроме коня, по нескольку недель кряду. Ну, стервятник парит в небе. Больше ничего нет. Смотреть здесь не на что. А путешествовать совсем не легко, как кажется. Вот вы. Отправляетесь отсюда на Запад и что дальше? А дальше каньон глубиной в триста-четыреста футов. Потом скалы, за ними открывается каменистая пустыня, а затем опять отвесный обрыв каньона. Нужно проехать несколько миль, прежде чем найдешь удобный спуск или выезд. К тому же вы не заметите каньон, пока не окажетесь на самом его краю. Обычно в таких каньонах прячутся команчи, поджидающие команчерос, которые приезжают из Санта-Фе торговать с ними. Однажды я наткнулся на индейский лагерь, где был огромный табун лошадей, некоторые из них вполне приличные.

Оба неотрывно смотрели на меня. Я держал кружку в руке, иногда жестикулируя ею и болтая, совсем как тот старик с наших холмов.

— А вот индейцы вас окружат, прежде чем вы поймете, что случилось. Упаси Боже, если они узнают, что в фургоне едет женщина, будут охотиться за ним многие мили. Вас, ребята, легко взять. Любой индейский сопляк без труда подберется к вам и пристрелит, как цыплят. Без чужой помощи вам не добраться. Рассчитываете на моего коня? Да он не провезет вас двоих и половину того расстояния, какое вам надо пройти. А фургон придется оставить здесь. Чтобы вывезти такой тяжелый груз, потребуется не меньше шести волов.

— Почему вы думаете, что у нас тяжелый груз?

Я ухмыльнулся ему в лицо и кружкой сдвинул шляпу на затылок.

— Потому что видел ваши следы, слишком глубокая колея. Более того, могу спорить, индейцы уже знают, что вы здесь и сейчас окружают стоянку.

— Не говорите глупости, — сказала девушка. — Если бы они знали, они бы давным-давно напали.

— Это вы так думаете, а не индейцы, — рассмеялся я. — Вот давайте поговорим об индейцах. Они знают, что вы в западне, они знают, что впереди каньон, и они знают, что вам придется сделать, когда вы до него доберетесь. А вы тем временем все ближе и ближе подъезжаете к их лагерю, который они разбили где-то впереди. И вот когда окажетесь совсем рядом от него, они вас ограбят, чтобы груз далеко не возить. — Неожиданно взглянув на кружку, я засуетился. — Надо же, сижу, болтаю, а кофе совсем остыл. — И выплеснул содержимое на траву. Взял кофейник левой рукой, не выпуская из правой винчестер. Наполнив кружку примерно на треть, сполоснул ее и заметил: — Это чтобы прогреть посуду. Не люблю остывшего питья. — И снова, налив себе кофе, устроился на корточках. — Так о чем я говорил?

На их лица стоило посмотреть. Эта парочка не поняла, то ли я хитрец, то ли круглый дурак. Парень испытывал явное раздражение, а девушка разозлилась так, что даже побледнела. Я глотнул горячего кофе — вкусный, с привкусом цикория, похожий на новоорлеанский.

Так и сидел, попивая кофе, не обращая на них внимания и особенно не волнуясь. Краем глаза я посматривал в том направлении, где мог притаиться третий. Лучший способ вовремя заметить опасность — не выпускать из поля зрения своего коня. На восточной стороне фургона стали сгущаться вечерние тени, когда Серый вдруг настороженно поставил уши. Я опустил кружку на землю.

Мой мустанг родился в прерии, как и все дикие животные, замечал любое движение там, где его не должно быть, и мгновенно настораживался. Домашние лошади имеют отличный слух и зрение, однако ни одна не идет ни в какое сравнение с прирученными дикими. Напряженность жеребца предупредила меня, что третий приближается.

Если попытаться неожиданно убраться прочь, это приведет к драке. А ее следовало избегать. Хоть парочка мне и не нравилась, но связываться с ней — себе дороже. На равнинах укрыться негде. Если я сейчас поеду, в меня будут стрелять двое, а то и трое. Дождаться темноты? Тоже нельзя. С каждой минутой опасность росла: темнота давала им свободу действий.

Я перехватил винчестер и, глядя на парня, стоящего рядом с девушкой, сказал:

— Если хотите остаться в живых, крикните своему дружку, чтобы он поднимался и шел сюда с поднятыми руками.

Они ошарашенно глядели на меня, а я передернул затвор.

Парень побледнел.

— Не понимаю, о чем вы.

— Давай, шевелись. У тебя тридцать секунд, иначе станешь кормом для стервятников и муравьев.

Ему не хотелось в это верить, и даже когда понял, что я не шучу, он все еще колебался.

— Ты будешь первым, — сказал я, — затем твоя сестричка, а потом третий. Осталось десять секунд, и я нажимаю на спуск.