Черепахи Тасмана (Сборник рассказов)

Джозия потерял дар речи. Он облизал губы, попытался сказать что-то и не мог.

— Убирайся, я говорю, — завопила она пронзительным голосом, — а не то я позову полицейского!

Джозия послушно пошел прочь. Он услышал, как позади хлопнула дверь. Словно в кошмарном сне, он открыл калитку, которую открывал десятки тысяч раз, и вышел на улицу. Он был ошеломлен. Конечно, это был сон. Сейчас он проснется и вздохнет с облегчением. Он потер лоб и нерешительно потоптался на месте. Послышался монотонный, жалобный визг пилы. Если в этом мальчишке есть хоть что-то от Чайлдсов, рано или поздно он сбежит. Выносить Агату — это уже сверх человеческих сил. Если она и изменилась, то только к худшему, если это вообще возможно. Мальчик, несомненно, сбежит и, наверно, скоро. Может быть, сейчас.

Джозия Чайлдс выпрямился и выпятил грудь. В нем проснулся дерзкий дух Запада, появилось то небрежение к последствиям, когда на пути встают трудные препятствия. Он взглянул на часы, припомнил расписание поездов и сказал торжественно, вслух, словно для укрепления веры в свою правоту:

— Плевать я хотел на закон! Я не дам мучить мальчика! Я буду посылать ей в два, в четыре раза больше, сколько ей будет угодно, но он уедет со мной. Она может поехать с нами в Калифорнию, если пожелает, но я составлю соглашение, что к чему, и она подпишет его и будет жить, как положено, черт возьми, если захочет остаться! И она останется, — добавил он зловеще,

— надо же ей кого-нибудь пилить!

Он вернулся, отворил калитку и зашагал в сарай. Джонни поднял голову, но продолжал пилить.

— Что бы тебе хотелось больше всего на свете? — спросил Джозия взволнованным низким голосом.

Джонни колебался и перестал было пилить. Джозия знаками показал ему, что надо продолжать.

— Уйти в плавание, — ответил Джонни, — вместе с отцом.

Джозия задрожал.

— Правда? — спросил он нетерпеливо:

— Правда!

Все решило радостное выражение лица Джонни.

— Тогда иди сюда. Слушай. Я твой отец, Джозия Чайлдс. Тебе когда-нибудь хотелось убежать из дому?

Джонни выразительно кивнул.

— А я это сделал, — продолжал Джозия. — Я убежал. — Он судорожно схватился за цепочку от часов. — Сейчас самое время бежать, чтобы поспеть на поезд в Калифорнию. Я теперь там живу. Агата, твоя мать, быть может, приедет к нам после. Я расскажу тебе обо всем в поезде. Пошли.

Он обнял немного испуганного, но доверчиво прижавшегося к нему мальчика, потом, взявшись за руки, они побежали через двор, в калитку и дальше по улице. Кухонная дверь отворилась, и они услышали в последний раз:

— Джонни, как тебе не стыдно! Почему ты бросил пилить? Вот я тебе сейчас задам!

Первобытный поэт

Летняя равнина, ограниченная с востока известняковыми холмами, покрытыми травой, а с запада лесом. Ближний холм заканчивается скалой, в которой почти на уровне земли вырублены четыре пещеры с низкими и тесными отверстиями. Перед пещерами, в сотне футов, большой, плоский валун со следами крови; на нем острые кремни. Между валуном и пещерами на груде камней восседает мускулистый волосатый человек. На коленях у него толстая дубинка, сзади прижалась к земле женщина. Справа и слева от него двое таких же мужчин с дубинками в руках. Поодаль, ближе к валуну, с полсотни пещерных жителей; сидя на корточках, они громко переговариваются между собой. Спускается вечер. Того, кто восседает на груде камней, зовут Ак, имя его подруги — Ала, тех, что по бокам, — Ок и Ан.

А к:

Помолчите, вы! (Полуобернувшись к женщине.) Посмотри, чтобы они молчали. Ему все время ночью кажется, что подползает змея. Никто, кроме меня, не сможет урезонить такого, разве только обезьяний вождь… На кого ты так пристально смотришь? На Оуна? Оун, подойди-ка сюда!

О у н:

Я твой слуга.

А к:

Ты глупец, Оун!

О к и А н (в один голос):

Хо-хо! Оун — глупец!

Все племя:

Хо-хо! Оун — глупец!

О у н:

Почему я глупец?

А к:

Разве ты не бубнишь нараспев какие-то непонятные слова? Ночью я слышал, как ты пел у пещеры странную песнь.

О у н:

Да, я пел. То были волшебные слова, они родились во мне ночью.

А к:

Разве мужчина может родить? Почему ты не спишь, когда темно?

О у н:

Я плохо спал, я видел сны.

А к:

Откуда у тебя сны? Ты же съел только свою долю мяса. Или ты убил в лесу оленя, но не принес его к священному камню?

Племя:

Слушайте, слушайте! Он убил в лесу оленя, но не принес мясо к священному камню.

А к:

Помолчите, вы! (Обращаясь к Але.) Последи за тем, чтобы они молчали… Оун, ты убил оленя, а мясо припрятал?

О у н:

Нет. Ты знаешь, я не умею охотиться. Мне скучно торчать целый день на дереве с камнем и ждать, пока по тропе пройдет зверь. Те волшебные слова проснулись во мне, когда ночью не пришел покой.

А к:

А почему к тебе не пришел покой?

О у н:

Потому что ты бил свою женщину, и она плакала.

А к:

Да, она громко плакала. Раз ты все равно не спишь, отныне будешь ночью охранять пещеры. И вот, когда придет тигр Гарр и ты услышишь, как он рыщет среди камней, ты высечешь из кремня огонь, которого он боится. Гарр приходит к пещерам каждую ночь.

Кто-то из племени:

Гарр обнюхивает камень!