Стервятники Уэйптона

— Кто там? — подозрительно спросил он.

— Это я, Миддлтон. Впусти меня побыстрее!

Шериф вошел, и полковник, захлопнув дверь, с удивлением уставился на него, так как выглядел он непривычно возбужденным. Лицо его было бледным и изможденным. Мир потерял великолепного актера, когда Джон Миддлтон вступил на темный путь беззакония.

— Полковник, я не знаю, что сказать. Я слепой дурак. Жизни убитых людей целую сечность будут висеть тяжким грузом на моей шее. И только лишь из-за моей слепоты и глупости!

— Что ты имеешь ввиду, Джон? — воскликнул полковник Гопкинс.

— Полковник, Миллер, наконец-то, заговорил. Он только что закончил рассказ о всех грязных делах. У меня запись его признаний.

— Он назвал главаря «стервятников»? — возбужденно спросил Гопкинс.

— Назвал! — мрачно ответил Миддлтон, доставая и развертывая бумаги. Подлинная подпись Джоэла Миллера красовалась ниже текста. — Вот имя, которое он мне назвал!

— Бог ты мой! — прошептал Гопкинс. — Билл Макнаб!

— Да! Мой помощник! Человек, которому я доверял сразу после Коркорана. Ну и слепец же я! Не догадывался, даже когда действия его были подозрительны, когда вы делились своими подозрениями, не мог поверить в это. Но теперь все ясно. Не удивительно, что банда узнавала о моих планах сразу, как только я их разрабатывал. Понятно, почему до Коркорана ни одному из моих помощников не удавалось поймать или убить кого-либо из «стервятников». Ничего странного, что Том Дил «сбежал», прежде чем мы смогли допросить его. Пулевое ранение, как сказал Миллер, Макнаб получил во время ссоры с одним из своих шакалов. Этим ранением он здорово замазал мне глаза.

Полковник, я завтра слагаю с себя полномочия шерифа. Рекомендую Коркорана вместо себя. Буду рад работать помощником у него.

— Чепуха, Джон! — Гопкинс сочувственно положил руку ему на плечо. — Ты не виноват. Со своим делом ты справлялся. Брось думать об отставке. Уэйптону не нужен новый шериф — тебе нужны новые помощники. Надо будет подумать об этом. Где сейчас Макнаб?

— В тюрьме, охраняет заключенных. Я не мог убрать его с этого поста, не вызвав подозрений. Конечно, он и не думал, что Миллер разговорится. Я еще кое-что узнал. Они собираются захватить тюрьму сразу после полуночи.

— Этого и надо было ожидать!

— Да. Банда в масках приблизится к тюрьме, якобы одолеет охрану — да, Старк и Ричардсон тоже из «стервятников», и освободит заключенных. План у меня таков. Набери пятьдесят человек и спрячь их в зарослях возле тюрьмы. Часть с одной стороны, часть с другой. Коркоран и я будем, конечно, с вами. Когда бандиты появятся, мы сможем перестрелять или захватить их всех скопом. У нас преимущество в том, что мы знаем их планы, чего они не подозревают.

— Хороший план, Джон! — тепло отозвался Гопкинс. — Тебе бы генералом быть. Людей я соберу быстро. И, конечно, все должно быть сделано в полной тайне.

— Само собой. Если все пойдет как надо, мы накроем одновременно и заговорщиков, и тех, кто им помогает. Мы переломим «стервятникам» хребет!

— Джон, никогда не заговаривай со мной об отставке! — воскликнул Гопкинс, нахлобучив шляпу и надевая широкий пояс с оружием. — Такой человек, как ты, должен заседать в сенате. Пошли за Коркораном. Я соберу людей, и мы будем на месте задолго до полуночи. Макнаб и другие в тюрьме ничего не услышат.

— Хорошо! Я с Коркораном присоединюсь к вам до того, как появятся «стервятники».

Покинув дом Гопкинса, Миддлтон поспешил в бар «Король алмазов». Пока он сидел за рюмкой спиртного, к нему как бы случайно подсел грубого вида субъект. Миддлтон склонил голову над рюмкой виски и, едва шевеля губами, произнес несколько фраз. Никто не мог бы услышать их и в полуметре от него.

— Я только что разговаривал с Гопкинсом. Комитет бдительности опасается налета на тюрьму. Они собираются перед рассветом забрать заключенных из тюрьмы и повесить их. Разговоры о правосудии были блефом. Собирай ребят, двинемся к тюрьме сразу после полуночи и освободим бедолаг. Наденьте маски, но не поднимайте стрельбу и никакого шума. Я скажу Макнабу, что план изменился. Идите тихо. Лошадей оставьте, по крайней мере, в четверти мили от города. К тюрьме подберитесь пешком — так меньше шума. Мы с Коркораном спрячемся в зарослях и в случае чего поможем.

Неизвестный субъект не смотрел на Миддлтона. Он опустошил свой стакан и быстро двинулся к выходу. Случайный наблюдатель не смог бы утверждать, что между ними был какой-то разговор.

Когда Глория Бленд выбежала из задней комнаты «Золотой подвязки», в душе у нее был кавардак чувств — почти на грани сумасшествия. Жестокое потрясение из-за крушения иллюзий смешивалось со стыдом за свою легковерность и беспричинным гневом. На этой мешанине чувств вырастало желание ранить человека, виновного в ее страданиях. Играло тут свою роль и уязвленное тщеславие, из-за которого она со своей женской нелогичностью и непоследовательностью полагала, что он прибег к сознательному обману, чтобы влюбить ее в себя — вернее в того человека, каким она его считала. Если он неискренен с мужчинами, значит и с женщинами ведет себя не лучше. Эта мысль ввергла ее в состояние истеричной ярости, слепой ко всему, кроме желания отомстить. Она была обыкновенным молодым животным, как большинство девушек ее профессии такого возраста в этих местах. Чувства ее были сильны и легко возбудимы, страсти необузданы. Любовь и ненависть могли мгновенно сменять друг друга.

Она сразу же приняла решение. Ей надо найти Гопкинса и передать ему все, что Коркоран рассказал ей! В это мгновение она не хотела ничего другого, кроме как расквитаться с человеком, которого любила.

Она бежала по многолюдным улицам, не обращая внимания на мужчин, которые глазели на нее и отпускали вслед шуточки. Вряд ли она вообще их замечала. Ей казалось, что Гопкинс должен быть в здании тюрьмы, чтобы помогать в охране преступников, и она направилась в ту сторону.

Макнаб столкнулся с ней на крыльце, когда она взбежала вверх по ступенькам. Он схватил ее за руку и рассмеялся, когда она отшатнулась.

— Пришла повидать меня, Глория? Или ищешь Коркорана?

Она отбросила его руку. Развязный тон и упоминание о коллеге послужили искрами воспламенившими в ней заряд ярости.

— Ты дурак! Всех вас продают с потрохами, а тебе и невдомек!

Ухмылка на его лице исчезла без следа.

— О чем ты бормочешь? — ощерился он.

— Я хочу сказать, что твои начальнички нацелились дать деру с мешками награбленного золота! — выпалила она, в ярости забыв об осторожности и не задумываясь, что говорит. — Он и Коркоран собираются сегодня ночью оставить всех в дураках!

Не видя нужного ей человека, она увернулась от клешни Макнаба, спрыгнула с крыльца и скрылась в темноте.

Помощники шерифа уставились друг на друга, а заключенные, кое-что расслышав, посовещались и стали требовать освободить их.

— Заткнитесь! — рявкнул Макнаб. — Она, может быть, врет. Поссорилась с Коркораном и таким способом разделывается с этим дурнем. Не будем горячиться. Надо убедиться во всем, прежде чем действовать. Выпустить вас, пока есть шанс, что она врет, мы не можем, но оружие для самозащиты на всякий случай оставим.

Вот, возьмите винтовки и спрячьте их под нарами. Пит Дэйли, ты останешься здесь, отгоняй народ от тюрьмы, пока мы не вернемся.

Ричардсон, ты со Старком идешь со мной! Надо сейчас же разобраться с Миддлтоном!

От тюрьмы Глория направилась к дому Гопкинса. Но не успела отойти далеко, как прозрение потрясло ее. Она словно бы пробуждалась от кошмара или последствий наркотика. Ее мучила мысль, что Коркоран вел двойную игру по отношению к населению Уэйптона, но начала искать оправдания его поступкам, связанным с нею. Она поняла нелогичность своего поведения. Если отношение Коркорана к ней неискренне, он не стал бы уговаривать ее бежать с ним из лагеря. К тому же ее самолюбию польстила мысль, что Коркорану вовсе не требовалось ухлестывать за ней, чтобы переиграть горожан. Одно другого не касается: должна же у него быть личная жизнь. Она заподозрила его в издевательстве над своими чувствами, но теперь ей пришлось признать, что у нее нет доказательств того, что он хотя бы раз обратил внимание на какую-либо другую женщину в Уэйптоне.