Братья Sisters

— Сразу после похорон жены? — спросил я.

— Нет, дня два прошло. Дядюшка Том не хотел убивать друга. Он сказал, что просто припугнуть хотел, для смеху выстрелил.

— Как-то не смешно получилось.

— Да он по жизни был недобрый. И умер он следующим. Подрался в салуне, и ему вспороли брюхо. Крови вылилось море. Она, как красный ковер, под ним растеклась. Сказать по совести, мы только обрадовались. С Томом нелегко было. И он лупил меня по голове больше других. Просто так, без причины. Пройдет мимо — стукнет, пройдет мимо — стукнет.

— Что же твой батя не велел ему прекратить?

— Папка мой вообще разговаривал мало и редко. Взрослые таких, как он, зовут, ну, замкнутый.

— Что было дальше? — спросил Чарли.

— А, ну, значит, Том погиб, мы продали его лошадь. Хотели и повозку продать — не вышло. Никто не брал ее, такую задрипанную. Пришлось впрячь двух волов да в три повозки. И что, вы думаете, случилось? Волы подохли: от голода, от жажды, ну и хлестали их плетьми только так. И вот, значит, остались мы с папкой и дядя Джимми. Впрягли мы лошадей в повозки, тащимся. Деньги тают на глазах, еда тоже. Мы переглядываемся и думаем одновременно: проклятье!

— Дядя Джимми тоже подлый?

— Нет, он мне нравился… пока не сбежал с деньгами две недели тому назад. Не знаю, куда он поскакал: на север ли, на юг, на запад или восток. Мы с папкой застряли здесь. Думали, как быть дальше. Потом, говорю же, с неделю назад папка отправился искать еду. Скоро он вернется, вот увидите. Правда, ума не приложу, что его могло задержать… А вам спасибо, что накормили. Вчера я почти подстрелил кролика, но их так трудно взять на мушку. Да и патронов у меня маловато.

— Гд е твоя мать? — спросил Чарли.

— Умерла.

— Прискорбно слышать.

— Ага, спасибо, но умерла она давненько.

— Расскажи про свою подругу, — попросил я.

— Ее зовут Анна, и волосы у нее цвета меда. Чище волос я в жизни не видел, и они такие длинные, что доходят ей до пояса. Я люблю ее.

— Твои чувства взаимны?

— Как это?

— Анна тебя тоже любит?

— Да вроде бы нет. Я пробовал целоваться с ней, обнимать, но она отбивалась. Последний раз даже обещала, что ее папка и братья побьют меня, если я снова к ней полезу. Вот погодите, она передумает, когда увидит мои карманы, полные денег. Золота в реках Калифорнии полным-полно: только заходи в воду и жди — самородки сами в лоток прыгают, что твои лягухи.

— Ты сам-то в это веришь? — спросил Чарли.

— Так в газете писали.

— Боюсь, тебя ждет жестокое разочарование.

— Мне бы поскорее до Калифорнии добраться. Устал сидеть здесь и ничего не делать.

— Недалеко осталось, — сказал я. — Калифорния как раз за тем перевалом.

— К нему-то и поехал папка.

Чарли расхохотался.

— Что смешного? — спросил паренек.

— Ничего. И папка твой поехал наловить пару фунтов скачущего золота. К ужину, поди, вернется и привезет готовых денег, вот увидишь.

— Вы моего папку не знаете.

— Серьезно?

Шмыгнув носом, паренек обернулся ко мне.

— Вы про свою подругу не рассказали. Какого цвета у нее волосы?

— Темно-каштановые, — ответил я.

— Скорее темно-навозные, — вставил Чарли.

— Зачем ты сказал это? — спросил я и посмотрел на братца.

Тот не ответил.

— Как зовут вашу подругу? — продолжал расспросы мальчик.

Я ответил:

— Это мне еще предстоит выяснить.

Паренек поковырял в земле палкой.

— Вы не знаете ее имени?

— Ее зовут Салли, — сказал вдруг Чарли. — И не тебе одному, парень, должно быть, интересно: почему это я знаю ее имя, а мой братик нет.

— Объяснись, — потребовал я.

Чарли не ответил, и я, встав на ноги, посмотрел на братца сверху вниз.

— Объяснись, черт тебя задери!

— Я отвечу, но лишь затем, чтобы вернуть тебя на путь истинный.

— В каком смысле?

— Мне даром досталось то, за что ты заплатил пять долларов и до сих пор не возымел.

Я раскрыл рот, но не смог вымолвить ни слова. Вспомнил, как повстречал хозяйку на лестнице: она ходила наполнить кипятком ванну для Чарли и вышла из комнаты в расстройствах.

— Что ты с ней сделал? — спросил я.

— У меня и в мыслях ничего не было, она сама предложила: пятьдесят центов за ручную работу, доллар за услугу ртом. Добавив еще полдоллара, я взял бы то, что спрятано под юбкой. И я-таки предпочел залезть под юбку.

Кровь тяжело застучала у меня в голове. Рука сама собой потянулась к лепешке.

— Чем ты ее так опечалил?

— Если честно, я остался недоволен качеством услуг. Вот и размер оплаты, а вернее неоплаты, дурно сказался на ее настроении. Братишка, если б я только знал, что´ эта дамочка для тебя значит, то и пальцем бы ее не тронул. Но ты вспомни: мне было дурно, я нуждался в утешении. Прости, Эли, однако в тот момент твоя прелестница вела себя уж больно доступно.

Съев лепешку в два укуса, я потянулся за добавкой.

— Гд е сало?

Парнишка протянул мне тарелку, и я обмакнул лепешку в свиной жир.

— Если я и позволил тебе пустить пять долларов по ветру, — произнес Чарли, — то смотреть, как ты моришь себя голодом зазря, для меня невыносимо.

Кровь у меня в жилах бурлила. Наконец, наконец я ем жирную пищу! Сердце же, напротив, как будто заглохло от новостей, что за натура у моей избранницы.

Жуя и будучи весь в тягостных раздумьях, я опустился на землю.

— Хочешь, пожарю еще бекона? — предложил Чарли.

— И бекона, и лепешек, и бобов — все давай.

Паренек тем временем достал из кармана губную гармошку и, постучав ею о ладонь, предложил:

— Сыграю вам застольную песню.

Часть вторая

Калифорния

Глава 25

Парнишка признался, что неподалеку в рощице он укрыл своего коня, и попросился с нами в Калифорнию. Чарли сразу ему отказал, но я, не видя причин соглашаться с братцем, велел парнишке собираться, дал ему пять минут. Он убежал и вскоре вернулся, ведя больное, чахлое животное: ни седла, ни сбруи, шерсть слезает клочьями, обнажая голую кожу и ребра под ней. В ответ на наши недоуменные взгляды парнишка произнес:

— Да, Счастливчик Пол выглядит не особенно хорошо, но те холмы он преодолеет не хуже паука, что лазит по стенам.

Чарли обратился ко мне:

— Сам ему скажешь или мне объяснить?

Я ответил, что сам, и подошел к парнишке. Я не знал, с чего начать, и потому изложил чисто практическую сторону дела:

— Гд е седло, парень?

— Есть плед и мои собственные подушечки.

Он похлопал себя по заду.

— Что, ни удил, ни узды?

— Дядя Джимми все забрал. Зачем, не знаю, но Счастливчик Пол вывезет. Он дорогу знает.

— Мы тебя ждать не станем, — предупредил я.

Скармливая коню лепешку, паренек ответил:

— Вы пока не понимаете, но скоро сами увидите: мой конь сыт и полон сил, он проскачет сколько надо.

Говорил паренек с искренней убежденностью, и я даже поверил в скаковые качества Счастливчика Пола, однако на деле вышло иначе: полудохлый конь и его всадник отстали от нас еще в самом начале. Я обернулся посмотреть: парнишка тузил по голове и шее животное, которое нисколько не спешило взбираться в гору. Чарли от смеха чуть не упал с Шустрика. Положение и меня позабавило, но вскоре мы утратили к нему интерес, пришпорили коней и часа через четыре оказались на заснеженной вершине. Ослепший на один глаз, Жбан и то ни разу не споткнулся. Впервые я ощутил, что мы понимаем друг друга и что конь подо мной жаждет проявить свои лучшие качества. Однако не разыгралось ли мое воображение? Не выдаю ли я желаемое за действительное? Чего только в пути не придумается.

По ту сторону перевала дорога нас ждала куда приятнее. К закату мы пересекли снеговую границу и устроились на ночлег. Спали долго и снялись поздно, чтобы в умеренном темпе въехать на землю штата Калифорния. В сосновом лесу, где деревья росли густые и высокие, мы наткнулись на небольшой извилистый ручей. Вот оно. Перед собой мы видели причину, по которой разумные люди теряют голову и снимаются с насиженных мест, навсегда бросая дом и семью. Какое-то время мы с Чарли молча взирали на ручей, потом братец не выдержал и, спешившись, присел на бережку. Набрал пригоршню илистого песка и поковырял в ней пальцем.