Человек закона

С места, где лежало тело, взгляд прослеживал прямую линию к банку. К задней двери банка или к любому из двух верхних окон. А также к задней двери и окну салуна «Корраль».

Можно провести прямые и к дому Мэри Энн Хейли, и к задней стене конторы станции дилижансов, к загонам и конюшням компании, а заодно и к задам ресторана. Слишком много вариантов.

Если на то пошло, линию прицела можно наметить и из его собственной кухни.

Чантри раздраженно потряс головой. Бесс? Невозможно. Однако справедливость требует подозревать всех и каждого.

Хоть бы какой намек на то, кто мог быть призрачным убийцей.

Шаг за шагом он двинулся по пыльной улице, повернул и подошел к заднему углу «Корраля». Откуда, в числе прочих мест, тоже могли выстрелить. Внимательно проверил землю вокруг. Никаких свежих следов, которые он мог бы распознать, ни патронной гильзы, никаких указаний, что здесь кто-то стоял.

Пересек улицу по направлению к ресторану, прошел между ним и почтой, потом задами добрался до конторы станции дилижансов с тыльной стороны. Оснований думать, что Блэйзер стрелял в Маккоя, у него не имелось, но оснований исключить его — тоже, поэтому Чантри тщательно обследовал все кругом, потом переключился на загон и на сарай, где держали сменных лошадей для дилижансов.

Ничего.

Ночь становилась прохладной. Тучи сгущались — скоро будет совсем темно. Глянув на свет в окнах своего дома, он заметил тень на занавеске — кажется, жена. Сейчас она должна бы кормить молодежь: его собственного сына Тома и Билли Маккоя.

Две смерти… возможно, два разных преступления, не имеющих между собой ничего общего, но Чантри в это не верил.

Он повернул обратно: между магазином и тюрьмой, на деревянный тротуар.

Улица пуста. Город словно вымер. Люди не отказывают ему в помощи, это хорошо. Ковбоев в рабочие дни в городе, можно сказать, нет.

Чантри опять перешел улицу, на этот раз он приблизился к углу банка и опять вытянул пустышку. Попасть наверх не получится до утра. Взглянул из-за угла на дом Хайэта Джонсона. Замечательный дом, большой, солидной постройки, как и пристало банкиру. Дом, из которого могла быть послана пуля.

Уже отворачиваясь, он обратил внимание на огромную темную массу позади двух жилых домов. Старый склад Симмонса. Его люди выводили из этой махины бычьи упряжки, возили грузы на запад — в лагеря горнодобытчиков, на восток и на север — к железной дороге. Годом раньше они закрыли заведение и оставили дело. Железная дорога протянулась дальше на запад, вот они все и распродали. Теперь строение стояло заброшенным.

Ой ли?

Склад был самым крупным сооружением в городе, вне всякого сравнения, но Чантри он даже не пришел на ум. Строение давно пустовало, и даже в разговорах его не поминали. Но ведь из него, с фасада либо с чердака, нетрудно попасть в цель: семьдесят ярдов, оценивая с походом, до того места, где упал Маккой.

Двинувшись было в направлении склада, Чантри вдруг круто свернул и перешел через улицу к ресторану. Там еще горел свет, видно было, как Эд перемывал посуду.

Чантри открыл дверь и шагнул внутрь.

— Маршал? Я как раз закрываю. Ты угробил наш бизнес на сегодняшний вечер.

— Извини.

— Не извиняйся. Отдых мне не повредит. Я раздобыл хорошую книгу, а проезжий коробейник оставил мне кипу газет из Омахи и Сент-Луиса. Вот чего я люблю почитать, так это газеты. Прямо душа не на месте, куда мир катится! Одна преступность в больших городах чего стоит! Мне этих городов и с доплатой не надо. Лучше жить здесь, где безопасно.

— Не больно-то безопасно оказалось для Джонни Маккоя.

— Да уж, точно. — Лицо Эда приняло выражение искренности. — Маршал, он мне нравился. Сердечный был парень, великодушный. Рубашку снимет, тебе отдаст. Поймаешь того, кто это сотворил, я лично привел бы к тебе на веревке.

— Я его поймаю.

Он сказал это с такой твердостью, что сам удивился. Так уж твердо он себя не чувствовал. Или чувствовал? Откуда возник этот мгновенный ответ? Никогда он не бросался заявлениями: сделаю то, не сделаю это. И однако это слово шло изнутри, и где-то там находился мощный источник уверенности.

— Я обязан его поймать, Эд. У нас хороший город, город, где соблюдают законы, и я давал клятву сохранить его таким. Тут бывали перестрелки и поножовщина, но по большей части это были не местные. И настроение у людей меняется. Старым дням приходит конец.

— Я дверь оставлю открытой. На этом подносе мясо, немного хлеба и масло. В кофейнике есть кофе, только что сварил. Мне взбрело в голову, вдруг ты пробегаешь полночи или больше, так что я тебе его сделал. Вон там в коробке половина яблочного пирога. К утру зачерствеет. Бери, сколько хочешь. Я собираюсь лечь спать.

— Хорошо. Ничего, если я один огонь оставлю?

— Ясно, оставишь. Доброй ночи. До завтра.

Борден Чантри перенес кофейник с плиты на стол, где лежали уже несколько ломтей мяса, хлеб и четверть пирога.

Свет горел на кухне, а он сидел в тени. Сумрачно, тихо, в комнате слабо пахнет кофе. Сидя на стуле лицом к спинке, он протянул руки и соорудил себе толстый сандвич. Потом закинул правую руку назад и снял ремешок с револьвера.

Глядя из затемненного помещения на улицу, он откусывал от сандвича большие куски и прихлебывал кофе, его уши подстерегали малейший звук, его глаза были настроены улавливать самое легкое движение.

Пожилое деревянное строение тихонько потрескивало, отдавая тепло. Вдоль улицы протрусила одинокая собака, задержавшись, чтобы обнюхать что-то в сточной канаве. Постепенно взор Чантри приспосабливался к полутьме, и со своего стула, невидимый, он различил жилище Хайэта на северо-востоке, за углом банка, через дорогу — «Корраль», освещенный, но пустой, и к юго-западу за мексиканским рестораном — дом Мэри Энн.

Слева находилась кухня, позади — стена, а за стеной — погруженное в темноту пространство, отделяющее здание ресторана от его собственного дома.

Чантри доел сандвич, прикончил кофе, налил еще чашку и взялся за яблочный пирог. Он уже подносил ко рту второй кусок, когда поймал краем глаза дрожание тени у задней стены банка.

На какое-то мгновение он застыл. Обманулся? Что-то шелохнулось на самом деле? А если нет?

Положив вилку, он вытер грубой салфеткой руки. Встал, попятившись, чтобы сойти со стула, и, мягко ступая, подошел к двери.

Ничего.

А что-то он все же видел. Та собака? «Нет», — возразило сознание.

Дверь открылась легко, едва слышно скрипнув. Шаг за порог, еще шаг — с тротуара на дорогу, смутно освещенную огнями салуна. Чантри вполголоса ругнулся. Если кто смотрит, увидит его обязательно.

Кажется, в салуне никого. Вообще незаметно, чтобы кто-то околачивался поблизости. Быстро добравшись до угла, он глянул туда, где стоял дом девушек. По занавеси проползла тень. Музыки не слыхать. Потом он вспомнил. Мэри Энн больна.

В мексиканском ресторане темно.

Прижимаясь к стене салуна, он дошел до конца и, прячась за углом, узрел громадную тень — Симмонсов склад. Черный и молчащий.

Напрягая зрение, он положил руку на рукоять револьвера, но ничего не увидел. Услышал, даже ощутил, скорее.

Помедлив одну лишь секунду, с бьющимся сердцем перешел к старому строению. Задел носком сапога камешек, он застучал, ударяясь о другие. Мысленно чертыхнувшись, достиг угла и бочком двинулся к двери.

Открыта. Правда, только на несколько дюймов.

Глубоко вдохнул воздух, почувствовал, как во рту высыхает слюна, как размеренными толчками гонит кровь сердце, и ступил во тьму.

Удар он воспринял до того, как тот обрушился ему на голову. Начал было поворачиваться, тут что-то резко его ударило, и Чантри стал падать… и падать… и падать…

Глава 7

Он диким усилием схватил что-то в темноте, скользнул по сапогу, нога брыкнула и освободилась. Послышался топот. Чантри крикнул, начал было подниматься, но свалился обратно в солому.

Должно быть, он потерял тогда сознание, потому что следующим до него дошло, что вокруг стоят люди, а Присси держит его голову.