Опасный промысел

Они подъехали к троице.

Лаклед сказал что-то своим дружкам, и те залились мерзким смехом.

Предчувствие, что и вправду может случиться беда, закралось в душу Ната, его взгляд стал твердым. Он явился сюда, чтобы хорошо провести время, поучиться торговле мехами и пообщаться с обитателями Скалистых гор, а не для того чтобы затевать ссоры. В Нью-Йорке ему редко приходилось драться, один только рост в шесть футов два дюйма моментально отпугивал задир. В придачу к высокому росту Нат обладал крепким сложением, а последние трудные месяцы закалили его; лицо сделалось бронзовым от загара, длинные волосы стали похожи на черную гриву.

— Ну-ка, кто тут у нас? — громко поинтересовался узколицый человек, выговаривая слова с сильным акцентом. — Или меня подводит зрение, или это великий Каркаджу?

Шекспир остановил лошадь. Теперь от троицы его отделяло всего футов шесть.

— Так и не научился придерживать язык, Лаклед? — резко спросил траппер, опустив руку на карабин.

Лаклед улыбнулся и поднял обе руки, изображая полнейшую невинность.

— Я не хотел проявлять к тебе неуважение, mon ami! [7]

— Я тебе не друг и никогда им не стану.

— Vraiment? [8] Почем ты знаешь? Никто не может предвидеть будущее, верно?

— Кое-что человек может предсказать совершенно точно. Например, что он никогда не будет есть помет бизона. Так же точно я знаю, что никогда не стану твоим другом.

— Ты сравниваешь меня с бизоньим дерьмом?

Старый охотник изобразил улыбку:

— Да разве бы я посмел?

Притворно дружелюбное выражение лица Лакледа мгновенно сменилось открыто враждебным, однако он быстро взял себя в руки и криво улыбнулся:

— Нет, конечно. Ты никогда бы так не поступил. — Он перевел взгляд с траппера на Ната и Уинону. — А это кто с тобой?

— Натаниэль Кинг. Индейцы зовут его Убивающий Гризли. С ним его жена.

— Так ты и есть тот самый убивающий гризли? — спросил Лаклед, внимательно рассматривая Ната.

— Да, это я.

— Прошлой ночью здесь рассказывали, как ты убил гризли где-то тут, неподалеку.

— Это правда.

— Надо же! Такой молодой, а уже научился убивать гризли?

— Дело практики, — ответил Нат и заметил, что Шекспир ухмыльнулся.

— Я и сам убил нескольких, — похвастался Лаклед.

Нату очень не понравился этот француз, и он не видел надобности скрывать свои чувства. Краем глаза Натаниэль заметил, что один из дружков Лакледа пристально, с едва прикрытым вожделением рассматривает Уинону.

— Вы останетесь здесь до конца встречи? — спросил Лаклед.

Прежде чем Нат открыл рот, ответил Шекспир:

— Может, останемся, может, нет.

— В этом году здесь много народу. Говорят, собралось уже четыре сотни белых. Magnifique [9], верно?

— Ничего себе, — уклончиво ответил Шекспир. — Теперь нам хотелось бы повидаться с остальными. Почему бы вам не дать нам проехать?

— Certainement, mon ami! [10] — Лаклед заставил свою лошадь податься влево, в то время как его дружки отвели коней вправо.

Шекспир проехал между ними.

Сжимая в левой руке поводья, правую держа на «хоукене», Нат медленно последовал его примеру. Поравнявшись с субъектом, пожиравшем похотливым взглядом Уинону, Нат внезапно наклонился и взмахнул карабином.

Никто из троих мужчин не ожидал такого. Субъект, самодовольно ухмылявшийся Уиноне, слишком поздно осознал опасность; он хрюкнул, когда дуло ударило его по губам, и свалился на землю, выронив ружье. Ошеломленный падением, он попытался было встать, но застыл, увидев нацеленный на него «хоукен».

— Даже не думай дергаться, — предупредил Нат.

Оглянувшись и увидев, что Шекспир преградил дорогу Лакледу, он снова перевел взгляд на человека, которого ударил.

Лицо его было красным, удивление на нем сменилось яростью, кровь струйками стекала по губам.

— Какого дьявола ты меня ударил? — спросил он и начал было вставать, но опять замер, когда Нат наклонил к нему ствол карабина.

— Больше я не буду тебя предупреждать. Не двигайся, если тебе дорога жизнь.

— Fou! [11] Да ты сумасшедший!

— Я еще никогда не мыслил так здраво, как сейчас.

— Да что я тебе такого сделал, ублюдок?

— Ты чертовски хорошо знаешь, что ты сделал. — Голос Ната был негромким, но четким.

— Эй, Убивающий Гризли, — вмешался Лаклед. — Люди здесь не очень любят, когда с ними обращаются, как с паршивыми собаками!

— А мне не нравится, когда на мою жену смотрят так, как только что смотрел твой дружок, — ответил Нат.

— Может, тебе померещилось?

Нат бросил взгляд на человека-ласку:

— Ты назвал меня лжецом?

Лаклед, должно быть, собирался съязвить, но, посмотрев в глаза молодому человеку, передумал.

— Нет, — сказал он. — Я вовсе не считаю тебя лжецом! Раз ты говоришь, что Анри выказал неуважение к твоей жене, значит, так оно и было.

— Как это?! — взорвался Анри. — Да ты на чьей стороне?

— Замолчи, не то я сам тебя пристрелю, — пригрозил Лаклед. — Все знают, как ты падок на женщин. Вечно пялишься на них!

Анри осторожно дотронулся до губ и яростно уставился на Ната:

— Ладно, на сей раз тебе это сойдет с рук.

— Это угроза?

— Как я могу угрожать человеку, который наставил на меня ствол, — усмехнулся Анри.

— Поехали, Нат, — сказал Шекспир.

Нехотя, все еще злясь на бесстыдство субъекта, которого он приструнил, Нат сделал знак Уиноне ехать первой. Молодой человек последовал за женой, продолжая внимательно наблюдать за троицей.

Шекспир тоже тронул лошадь с места и поехал слева от Ната.

Человек-ласка и его друзья несколько мгновений не двигались, потом побитый наглец встал и принялся спорить с Лакледом.

— Вот ты и завел себе врага, — мягко заметил Шекспир, оглядываясь через плечо. — Может, даже троих.

— Я хорошо справился?

— И да и нет.

— Объясни, — настойчиво попросил Нат, тоже наблюдая за троицей.

— Ты поступил правильно, защитив честь Уиноны. Я видел, как тот наглец пялился на нее, и сам готов был поучить его хорошим манерам. Но ты поступил опрометчиво, оставив его в живых.

— По-твоему, я должен был его пристрелить?!

— Если бы ты это сделал, избавил бы себя от множества неприятностей. Помяни мои слова — этот человек не успокоится, пока не отомстит. Теперь почаще оглядывайся — он будет пакостить тебе когда и чем только сможет.

— Я не мог просто взять и пристрелить его, как он того заслуживал.

— Верно. Но ты мог бы подстрекать его до тех пор, пока он сам не попытался бы тебя пристрелить. Вот тогда можно было бы убить его под предлогом самозащиты. Я бы именно так и поступил.

Нат оглянулся в последний раз. Анри и Лаклед все еще препирались. Юноша надеялся, что старый охотник ошибся насчет грядущих неприятностей, но в глубине души понимал, что Шекспир прав. Его самая первая сходка трапперов была омрачена нависшей опасностью. Но, если уж на то пошло, жизнь в глуши и без того казалась бесконечной цепью опасностей. Мало ему тревог из-за индейцев и диких зверей, теперь вот еще придется защищаться от таких же белых, как он сам.

Размышления юноши были прерваны Уиноной, обратившейся к нему на правильном английском:

— Спасибо, муж.

Нат жестами ответил, что поступил так, как поступил бы на его месте любой другой.

Но Уинона заметила, что немногие мужчины стали бы защищать своих жен, рискуя жизнью, и быстрыми жестами поблагодарила Ната за храбрость, с какой тот постоял за ее честь.

— Она права, — вставил Шекспир. — Некоторые мужчины не знают, что такое твердость духа. Правда, в их пороках часто виноваты другие: родители портили их с юных лет, баловали, не наказывали. Избыток доброты может оказаться так же вреден, как и ее недостаток.