Сэкетт

Белоголовый парень, о котором спрашивал Кэп, опирался локтями на стойку, а каблуком на латунный стержень. Он носил два револьвера, подвязанные внизу [16]. У него было длинное, узкое лицо, близко друг к другу посаженные глаза, и он малость кривил губы.

Он что-то сказал Бену Хоубзу, а тот сказал в ответ:

— Забудь.

Кэп покосился на меня. Глаза у него смотрели угрюмо.

Через несколько минут бармен принес наш заказ, и мы взялись за еду. Кэп был прав. Этот повар знал-таки свое дело.

— Да, он и вправду умеет готовить, — сказал я Кэпу. — И как же он убил этого человека?

— Подсыпал ему отравы, — ответил мне Кэп и ухмыльнулся.

Глава 6

Мы с Кэпом были голодные. Моя собственная стряпня никогда не доставляла мне особенного удовольствия, а в ближайшие месяцы нам только собственной стряпней и доведется обходиться, так что мы постарались вовсю насладиться этим обедом. Кого б там ни отправил на тот свет здешний повар, но в кормежке он толк знал.

Разговоры у стойки не прекращались. Граждане, которые живут себе тихо-мирно в добропорядочных поселениях, наверное, никогда такой картины не видели. Это были времена людей независимых, не привязанных к одному месту, каждый из них ревниво оберегал собственную гордость и был весьма чувствителен в тех вопросах, в которых все чувствительны.

И всегда попадались среди них такие, которым охота было, чтоб их считали большими людьми, которым хотелось шагать по свету широким шагом, а чтоб все вокруг показывали на них пальцами и поглядывали снизу вверх. Беда таких людей в том, что им для этого кой-чего не хватает.

И вот там возле стойки болтался этот белоголовый юнец — его называли Малыш Ньютон; он себя чувствовал королем и ему не терпелось помериться с кем-нибудь силами. Кэп это видел не хуже меня; а Бен Хоубз, который стоял возле стойки рядом с ним, нервничал от этого все сильней.

Бен Хоубз был человек твердый. Люди не любят, когда их поучают, а то я бы ему объяснил, что человеку следует быть осмотрительным в выборе компании, потому что приятель-скандалист может тебя втянуть в такую заваруху, в которую сам ты в жизни бы не полез. А этот Малыш Ньютон только и глядел, к чему прицепиться. Он искал приключений, не терпелось ему, он думал, что если пристрелит кого-нибудь, так на него станут смотреть снизу вверх. А мы тут были чужаками.

Вот в чем беда с незнакомцами: по виду никак не угадаешь, что они из себя представляют. Вот взять, к примеру, Кэпа — тощий старый человек, Малыш Ньютон, небось, думает, что по такому можно ногами ходить, и в голову ему не приходит, что это старый охотник на бизонов, который всю жизнь воевал с индейцами и видел, наверное, штук сто таких Малышей Ньютонов. Покойных.

А что касается меня, так вообще плюнуть и растереть — долговязый и такой худющий для своего роста (Ма говорит, мне нужно прибавить фунтов тридцать), что, по его мнению, обо мне и вовсе беспокоиться нечего.

A мне сейчас ничуть не хотелось приключений. Тогда, в Ювалде, я убил Бигелоу в открытой схватке, из которой мне было не выбраться никак иначе — если я не хотел помирать. И, по-моему, эта история наградила меня всеми трудностями, каких я мог себе пожелать.

Ньютон глядел на Кэпа. Он ухмыльнулся, и Хоубз опять ему сказал — я слышал:

— Забудь, говорят тебе. Брось.

— Ой, да чего ты? — ответил ему Малыш — это я тоже услышал. — Да я просто хочу малость позабавиться.

Бен что-то шепнул ему, но Малыш не обратил внимания.

— Эй, старик! А ты не слишком старый, чтоб болтаться по стране?

Кэп — тот и бровью не повел, хотя складки у него на лице слегка углубились. А я опустил руку медленно-медленно, вытащил револьвер и положил на стол. Я хочу сказать, что я вытащил один револьвер. Потому что у меня был еще один, за поясом штанов.

Ну, когда я выложил этот револьвер на стол рядом со своей тарелкой, Малыш глянул на меня, и Бен Хоубз тоже. Он бросил на меня острый взгляд и вроде как слегка подался в нашу сторону. Ну, а я ничего не сказал, не оглянулся даже. Просто сижу себе и ем.

Малыш посмотрел на револьвер, после на меня.

— А эта штука зачем?

Я прямо-таки удивился, поднял глаза.

— Что зачем?

— Револьвер.

— А-а… Вот этот? А этот чтоб убивать всяких гадов, змей, койотов и всякое такое. Еще жаб иногда.

— И ты его нацеливаешь на меня?

Он и в самом деле напрашивался.

— Да ты что, парень, нет, конечно. С чего бы это мне такое в голову стукнуло? Целиться в такого симпатичного парнишку как ты…

Он был достаточно молод, чтобы сбеситься от слова «парнишка», вот только никак не мог сообразить, издеваюсь я над ним или всерьез говорю.

— Я готов побиться об заклад, что у тебя где-то есть дом и мать. — Я задумчиво смотрел на него. — Ну конечно! Не вижу никаких причин, абсолютно, почему бы у тебя не было матери, как у любого другого.

Я откусил большой кусок хлеба и спокойно жевал его с минуту, пока он придумывал, что сказать. Я подождал, когда он будет совсем готов высказаться, а после и говорю:

— Ты уже ужинал, сынок? Отчего бы тебе не присесть с нами и не перекусить маленько? А когда выходишь на улицу ночью, одевайся потеплее. Ночью холодно, ничего не стоит человеку простудиться и помереть.

Он уже бесился — и стыдно ему было тоже. Все вокруг начали улыбаться понемножку. Он с ума сходил, так ему охота было затеять драку, но довольно неудобно поднять револьвер на человека, который беспокоится о твоем благополучии.

— Вот… — я выдвинул стул. — Иди сюда, садись. Я не сомневаюсь, ты уже давно из дому, и твоя мама о тебе беспокоится. Может, у тебя какая беда, так ты садись и расскажи нам. А как покушаешь немножко, тебе полегчает.

То, что он сначала собирался сказать, больше уже никак не годилось, он мучительно жевал губами, подбирал слова и наконец пробормотал:

— Я не голоден.

— Да ты не стесняйся, сынок. У нас тут всего полно. Вот Кэп… у него у самого есть парнишки вроде тебя… обязательно должны быть, он ведь столько поездил по стране. Он просто не мог не оставить кого-то вроде тебя там или здесь.

Кто-то рассмеялся вслух, и Малыш окрысился.

— Что ты хочешь этим сказать? — голос у него чуть сорвался на визг, и он от этого запсиховал еще сильней. — Черт тебя побери…

— Бармен, — говорю я, — может, мистер, вы бы подали этому парнишке теплого супчику? Что-нибудь легкое, чтоб не давило на желудок?

Я отодвинул стул, встал и сунул свой револьвер в кобуру. Кэп поднялся тоже, я расплатился с барменом, а потом добавил лишний четвертак.

— Это за супчик. Вы его подогрейте сразу.

Повернувшись, я мирно взглянул на Малыша Ньютона и протянул руку.

— До свиданья, сынок. Ходи тропой праведной и не забывай поучений своей матушки.

Почти машинально он пожал мне руку, а потом отдернул свою, будто его пчела ужалила.

Кэп двинулся к дверям, я последовал за ним. В дверях я оглянулся и посмотрел на Малыша еще раз. Глаза у меня большие и по большей части серьезные. На этот раз я постарался придать им особенно серьезный вид.

— Нет, сынок, серьезно, тебе надо одеваться потеплее.

А потом вышел наружу, и мы отправились к своим лошадям. Я спросил у Кэпа:

— Ты устал?

— Нет, — сказал он, — и несколько миль нам не повредят.

Мы выехали. Пару раз я ловил на себе его взгляд, как вроде он меня оценивал, — но не говорил ничего. На протяжении нескольких миль, во всяком случае, а потом он спросил:

— Слушай, ты хоть понимаешь, что назвал этого юнца незаконнорожденным ублюдком?

— Да ну, брось. Это — бранное выражение, Кэп, а я никогда не пользуюсь бранными выражениями.

— Ты его заговорил. Сбил с толку. И выставил дураком.

— Кроткий ответ отвращает гнев [17], — сказал я. — По крайней мере, так гласит Священное Писание.