Собрание сочинений, том 5. Белая перчатка. В дебрях Борнео. В поисках белого бизона.

Едва рассвело, люди в лодке увидели на быстро светлеющем горизонте ясные очертания голубоватых гор. То был остров Борнео.

— Земля! — вырвался у всех радостный крик.

— Да, благодарение Господу, это земля! — повторил капитан Редвуд тоном глубокой благодарности.

И в то время как подгоняемая ветром пинасса быстро приближалась к земле, он преклонил колени, велев детям сделать то же самое, и вознес к небу горячую благодарственную молитву за спасение свое и близких ему людей от гибели в морской пучине.

Глава V. КОРАЛЛОВЫЕ РИФЫ

И все же некоторое время гибель казалась неизбежной. Подойдя к острову настолько, чтобы различать очертания береговой линии, они увидели длинный, белый, будто из снега, барьер, протянувшийся между берегом и пинассой на много миль вправо и влево. Путники знали, что барьер состоит из цепи коралловых рифов, возводимых крошечными морскими животными вокруг островов Индийского океана как бы для защиты этих райских садов от исступленных штурмов водной стихии. Хотя большей частью океан бывает спокоен, в нем разражаются порой страшные тайфуны [54] , и тогда вокруг рифов, словно полчища злых демонов, с ревом беснуются мрачные волны.

Подплыв ближе, капитан Редвуд опытным глазом моряка сразу же оценил положение и понял, что пытаться проскочить рифы, идя на парусах, — значило бы рваться навстречу верной гибели. По его команде парус мгновенно спустили, и брезент занял свое прежнее место на дне лодки. Мачту, которая была сделана из весла, оставили на месте: весел и без того было достаточно. Муртах и Сэлу вооружились четырьмя из них. Редвуд стал у руля, и судно оказалось в полной готовности к борьбе с бурунами. Капитан думал теперь уже не о том, как бы скорее пристать к берегу, — главной его заботой было уберечь пинассу от рифов, вздымавшихся перед ними белоснежным барьером и суливших верную гибель каждому, кто попытался бы к ним приблизиться.

Гребцы, изнуренные долгими страданиями и голодом, напрягали все свои слабые силы, чтобы удержать лодку в равновесии и не дать бурунам увлечь ее на рифы. То была жестокая и неравная борьба, в которой противостояли друг другу могучая стихия и слабые усилия троих умирающих от голода и жажды людей.

Но вдруг, словно тронутое их непосильной борьбой, им улыбнулось восходящее солнце, обласкав их своими первыми лучами.

Шторм тотчас же присмирел; ветер, всю ночь свистевший в ушах, как бы повинуясь велению дневного светила, успокоился, а вместе с ним улеглись мало-помалу и волны. Управлять пинассой стало гораздо легче, и, проплыв с милю вдоль рифов, путники заметили в них более или менее безопасный проход.

Гребцы напрягли остатки сил, и лодка, управляемая со всем искусством, на какое способен опытный шкипер, повернула и пошла к этому проходу.

Опасная попытка! Несмотря на то что ветер стих, мертвая зыбь была еще высока. Огромные массы воды, обрушиваясь на коралловые рифы, с невероятным грохотом разбивались о них, вздымая фонтаны брызг, похожие на столбы водяного смерча.

Проход, к которому они устремились, представлял собой узкую полоску сравнительно спокойной воды между рифами. Да, сравнительно, ибо даже обычная, хорошо управляемая лодка не была бы здесь в безопасности. Что же говорить о громоздкой пинассе, очень мелко сидевшей в воде благодаря малочисленности своего экипажа! Так и казалось, что, несмотря на удачу, капитану Редвуду и жалким остаткам его экипажа предстоит погибнуть среди бурунов, после чего их тела пожрут ненасытные акулы, для которых эти ужасные рифы были вполне подходящим жильем.

Но случилось иначе. Капитан Редвуд смело направил пинассу в узкий проход, а Муртах и малаец отчаянно налегли на весла, зная, что от этого зависит жизнь их всех.

И вот благодаря усилиям гребцов и рулевого опасная попытка увенчалась успехом.

Через несколько секунд лодка была за барьером и плавно, будто по безмятежной глади озера, скользила к острову.

А минут через десять ее киль уже мягко врезался в песчаную отмель. Люди были спасены.

Глава VI. ГИГАНТСКАЯ УСТРИЦА

— Воды! Воды! — были их первые слова, когда они ступили на землю.

Голод—одно из величайших страданий человека; но жажда переносится еще тяжелее. Сначала трудно бывает решить, что хуже, но в дальнейшем, по мере того как голодающий слабеет, голод постепенно утрачивает остроту; тогда как жажда мучит свою жертву до конца. А у наших путников она усугублялась еще длительным голодом — ведь они почти целую неделю ничего не ели. И потому вполне естественно, что едва они почувствовали под ногами твердую землю, мысли всех обратились к воде:

— Воды! Воды!

Люди инстинктивно оглядывались по сторонам, в надежде увидеть какой-нибудь ручеек или родник. Перед ними простирался целый океан, но их так измучил вид этой необъятной массы соленой воды, непригодной для питья! Взор их устремился к лесу, отделявшемуся от океана узкой и длинной песчаной косой, концы которой уходили из поля зрения.

Немного подальше от того места, где они стояли, берег пересекала темная полоска: то ли вдававшийся в него небольшой заливчик, то ли устье реки. Вот было бы счастье, если бы эта полоска оказалась рекой!

Малаец, самый энергичный из всех, поспешил туда; остальные провожали его нетерпеливыми взглядами.

В душах людей надежда боролась со страхом, и сильнее всех волновался капитан Редвуд. Он знал, что в этой части острова иногда месяцами не выпадает ни капли дождя; если не посчастливится найти реку или хотя бы родник, все могут погибнуть от жажды.

Вот Сэлу, подойдя к предполагаемому заливу, зачерпнул из него пригоршней и попробовал. И тотчас донесся его радостный крик:

— Айер! Айер манис! Сюнхи! — что означало: «Вода! Сладкая вода! Река!»

И как ни отрадно прозвучало для них на рассвете слово «Земля!», слова малайца, возвещавшие близость воды, были, пожалуй, не менее отрадны. Капитан Редвуд, знавший малайский язык, перевел желанные для всех слова.

Малаец назвал воду сладкой. Поистине такой она была для истомленных жаждой людей.

Все бросились к реке и, распростершись на ее берегу и погрузив лицо в воду, стали жадно пить.

Эта река спасла их от смерти, и притом во второй уже раз. В самом деле, ведь проход, которым они проникли за рифовый барьер, образовался лишь благодаря потоку пресной воды, изливаемому рекой в океан. Мадрепоры [55] не могут возводить свои коралловые постройки в пресной воде. Именно этим и объясняется существование в коралловых барьерах проходов, которые бывают иногда настолько широки, что через них свободно проплывают даже очень крупные корабли. Не будь реки, пинасса погибла бы при первой же попытке прорваться сквозь буруны.

Утолив жажду, люди с новой силой ощутили жесточайший приступ голода; каждый из них думал теперь только о том, чего бы поесть.

И снова их взоры обратились к лесу, из которого вытекала напоившая их река.

Вдруг Сэлу, увидевший что-то в море, невдалеке от места, где они оставили пинассу, велел Муртаху набрать сухих веток и развести костер, а сам побежал к лодке.

Муртах, капитан и дети направились к опушке леса, в зеленых дебрях которого брала начало река.

Лес обрывался внезапно у самого края песков: его высокие и очень тесно растущие деревья вздымались огромной зеленой стеной более чем на сотню футов. Вперед выступало лишь несколько одиноких деревьев. Ближайшее из них, похожее на гигантский вяз, с очень густой раскидистой кроной, являлось превосходной защитой от солнца, которое стояло уже довольно высоко и с каждой минутой палило все сильней и сильней. Под сенью этого великана можно было разбить временный лагерь, пока окрепшие силы не позволят найти или построить более надежное жилище.

На земле вокруг дерева валялось много сухих веток. Собрав их в кучу, Муртах вытащил из кармана огниво и принялся высекать огонь.