Малыш (илюстр)

И пока Малыш, опустив глаза, погрузился в воспоминания о былых днях, счастливых и печальных, Сисси, Грип и Боб от всего сердца молились за того, кто подарил им счастье.

После завтрака в лучшем трактире Силтона коляска повезла друзей к Кервенской ферме, расположенной в трех милях от деревни.

Малыш ехал по дороге, по которой так часто ездил когда-то по воскресеньям вместе с Мартиной и Китти, а иногда и с бабушкой, если здоровье ей позволяло, и глаза его вновь наполнились слезами. Что за унылая картина! Как будто смерч пронесся по окрестностям: повсюду разрушенные дома — да и не дома вовсе, а груды камней, — ведь все делалось для того, чтобы лишить жителей крыши над головой! И всюду, куда ни бросишь взгляд, объявления о продаже или сдаче внаем фермы, лачуги, участка земли… Но у кого хватит смелости купить или арендовать здесь хоть что-нибудь, если, кроме нищеты, здесь ничто не родится?

Наконец в половине второго за поворотом дороги они увидели ферму Кервен. Малыш не мог сдержать рыданий.

— Это было здесь!… — едва прошептал он.

Но что за жалкое зрелище представляла собой ферма!… Изгороди разрушены, въездные ворота сорваны с петель, боковые хозяйственные пристройки полуразвалились, двор зарос крапивой и колючим кустарником… а дальше, в глубине, стоял когда-то жилой дом, без крыши, с сорванными дверями и выбитыми окнами! В течение целых пяти лет дождь, снег, ветер и солнце вели здесь свою разрушительную работу. Нет ничего более жалкого, чем вид пустых, голых, открытых всем ветрам комнат и среди них той, где когда-то рядом с бабушкой спал и Малыш…

— Да! Это Кервен! — повторял наш герой. Он, казалось, прирос к месту, не решаясь войти в дом.

Боб, Грип и Сисси молча стояли поодаль. Бёк же в волнении носился взад и вперед, принюхиваясь к чему-то, наверное, тоже вспоминал былые дни…

Вдруг пес замер, задрал морду, затем глаза его засверкали, и он бешено завилял хвостом…

К воротам фермы подошла группа людей — четверо мужчин, две женщины и девочка. Одеты они были очень бедно и, судя по всему, немало натерпелись в жизни. От группы отделился тот, что постарше, и подошел к Грипу, который, из-за возраста, показался ему главным среди незнакомцев.

— Мистер, — сказал он, — нам здесь назначили встречу… Это… не вы?…

— Я? — переспросил Грип, удивленно глядя на незнакомца.

— Да… когда мы сошли с корабля в Кингстауне, судовладелец вручил нам сто фунтов и сказал, что получил указание отправить нас в Трали…

В этот момент Бёк вдруг с радостным лаем кинулся к старшей из женщин, всячески проявляя самое дружеское расположение.

— Ах! — воскликнула она. — Это же Бёк… наша собака!… Я узнаю его…

— А меня вы не узнаете, матушка Мартина, — спросил Малыш, — меня вы не узнаете?…

— Это он!… Наш мальчик!…

Как выразить то, что выразить просто невозможно? Где взять слова, чтобы описать то, что последовало за этим? Мистер Мартин, Мердок, Пат, Сим кинулись обнимать Малыша… И он бросился целовать Мартину и Китти. Затем наш герой подхватил на руки девочку, поднял ее, горячо расцеловал и представил Сисси, Грипу, Бобу, радостно восклицая:

— Это же Дженни… моя крестница!

Несколько успокоившись, все уселись на валявшиеся в глубине двора валуны, чтобы всласть поговорить. Маккарти поведали свою печальную историю. После выселения их отправили в Лимерик, где Мердока приговорили к нескольким месяцам тюремного заключения. Отсидев срок, он соединился с семьей, и все переехали в Белфаст. Оттуда с группой эмигрантов они отправились в Австралию, в Мельбурн, где вскоре к ним присоединился и Пат, оставивший морскую службу. Там они долго пытались найти работу, но тщетно. И начались бесконечные хождения от фермы к ферме; иногда им удавалось поработать некоторое время, то вместе, то порознь, но в каких нечеловеческих условиях! И после целых пяти лет скитаний и лишений они были вынуждены в конце концов покинуть Австралию, оказавшуюся для них такой же мачехой, как и родная страна!

С глубоким волнением смотрел Малыш на несчастных, забитых, обиженных судьбой людей: на постаревшего мистера Мартина, на по-прежнему мрачного и насупленного Мердока, на осунувшихся и вымотанных Пата и Сима, на такую живую и веселую прежде, а теперь изможденную Мартину, на, казалось, страдавшую от какой-то лихорадки Китти, на исхудавшую, пожелтевшую от выпавших на ее долю страданий Дженни!… Сердце Малыша разрывалось от горя.

Сисси, сидевшая рядом с фермерами и девочкой, рыдала вместе с ними. Пытаясь их как-то утешить, она сказала:

— Но теперь все ваши несчастья позади, миссис Мартина… так же как и наши… благодаря вашему приемному сыну.

— Малышу?… — воскликнула Мартина. — Но что он может сделать?…

— Благодаря тебе… мой мальчик?… — удивленно подхватил мистер Мартин.

У Малыша перехватило дыхание, и он просто не мог говорить.

— Зачем ты позвал нас сюда, где все напоминает нам о былых несчастьях? — спросил Мердок. — Чего ради мы снова оказались на этой ферме, где все мы так долго страдали? Скажи, Малыш, зачем тебе понадобилось оживлять в нас печальные воспоминания?…

Тот же вопрос читался во взорах всех присутствующих — не только Маккарти, но и Грипа, Сисси и Боба. С какой целью Малыш собрал их всех здесь, на Кервенской ферме?

— Зачем? — переспросил он, как бы очнувшись ото сна и с трудом беря себя в руки. — Пойдемте со мной, отец, мать, братья, идемте!

Все пошли за Малышом в центр двора.

Там, среди кустов, сорняков и колючек зеленела маленькая елочка.

— Дженни, — сказал Малыш, обращаясь к девочке, — видишь это деревце?… Я посадил его в тот день, когда ты появилась на свет… Ему уже восемь лет, как и тебе!

При напоминании о тех днях, когда она была счастлива, Китти разразилась рыданиями.

— Дженни, дорогая моя, — продолжал Малыш, — видишь этот нож?…

И он показал ей нож, который достал из кожаных ножен.

— Это был первый подарок, полученный мной от бабушки… твоей прабабушки, которую ты почти не знала.

При этих словах, произнесенных здесь, среди развалин, мистер Мартин, его жена и дети почувствовали, как их сердца учащенно забились.

— Дженни, — продолжал Малыш среди всеобщего волненья, — возьми этот нож и разрой землю под деревом.

Не понимая, в чем дело, Дженни опустилась на колени и, раздвинув кусты, стала копать в указанном месте. Вскоре нож ударился обо что-то твердое.

То был глиняный горшок, прекрасно сохранившийся под толстым слоем земли.

— Вытащи горшок, Дженни, и открой его!

Девчушка подчинилась. Все, затаив дыхание, наблюдали за ней.

Когда она открыла горшок, там оказались камешки, вроде тех, что усеивают дно соседней речушки Кэшн.

— Мистер Мартин, — сказал Малыш, — вы помните?… Каждый вечер когда-то, если вы были довольны моей работой, вы давали мне камешек…

— Да, мой мальчик, и не было дня, чтобы ты его не заслужил…

— Их здесь ровно столько, сколько дней я провел на ферме. Пересчитай-ка их, Дженни… Ведь ты умеешь считать, не правда ли?…

— О да! — ответила девчушка.

И она принялась считать камешки, раскладывая их на кучки, по сто штук в каждой.

— Одна тысяча пятьсот сорок, — сказала она наконец.

— Все правильно, — подтвердил Малыш. — Больше четырех лет я провел в твоей семье, Дженни… твоей семье, ставшей и моей!

— И эти камешки, — сказал мистер Мартин, опустив голову, — единственная плата, которую ты получил от меня… А я-то надеялся когда-нибудь заменить их шиллингами!

— И которые превратятся для вас, отец, в золотые монеты!

Ни мистер Мартин, ни все его семейство ничего не могли понять. Что происходит? О чем говорит их бедный мальчик? Такое богатство!… Не сошел ли он с ума?

Угадав, о чем они думают, Сисси поспешила сказать:

— Нет-нет, друзья мои, и сердце и разум у него в полном порядке!

— Да, все правильно, отец мой Мартин, матушка Мартина, братья мои Мердок, Пат и Сим, и ты, Китти, и ты, моя крестница, все верно!… Я так счастлив, что могу наконец отблагодарить вас хотя бы в малой степени, за то добро, что вы для меня сделали!… Эта земля продается… Вы купите ее. Восстановите ферму… О деньгах не беспокойтесь, у меня хватит на все… Никаких притеснений со стороны какого-то там Харберта вы терпеть уже не будете!… Здесь ваш дом… Вы здесь хозяева!…