Красочный пассат, или Странствия по островам Южных морей

Дорога стала хуже, и лендровер катился еще медленнее. Несмотря на это, Чахорек решил показать мне Келимуту. Свернув в сторону, мы попали на тропу, на которой наша машина едва умещалась. Крепкие ветви густых зарослей хлестали по ветровому стеклу лендровера, по плечам пассажиров. Постепенно растительность становилась чахлой и наконец исчезла. Вскоре мы оказались на сильно пересеченном, выжженном солнцем плато. Пришлось выйти из машины и пешком взбираться наверх. Однако утомительный переход оплатился сторицей.

Передо мной чудесный букет — именно так следует его назвать — кратеров с красочными озерами в них. В каждом озере вода иного цвета! Природа создала подлинное чудо. Бледно-зеленая вода в кратере одного озера резко контрастировала с кроваво-красной другого озера, которое, в свою очередь, выделялось на фоне бурого зеркала третьего. Эта яркая игра красок на фоне мрачного пейзажа поражала и изумляла.

— Наверное, это минералы, расплавленные в тигле природы при высокой температуре извержения, хотя, в сущности, полной уверенности в этом нет. Никто из ученых еще не исследовал этих озер, — ответил на мой вопрос глава миссии.

Я смотрел на крутые, недоступные склоны кратеров, глубоко уверенный в том, что если бы Келимуту находился несколько ближе к цивилизации, порождающей туристов (в Индонезии их мало), то он приобрел бы мировую славу и был бы широко разрекламирован в туристических путеводителях. Однако Флорес находится далеко от цивилизованного мира, и суровый в своей первозданной красоте остров представляется туристам, привыкшим к кондиционированному воздуху, теплым постелям и изысканной пище, чуть ли не пустыней. Первая и единственная группа зажиточных туристов, прибывшая на Флорес, кажется, в 1973 году, в панике бежала с острова еще до окончания программы экскурсии.

Наш лендровер снова в пути. Дощатые мостики подозрительно трещат, вызывая вполне понятное беспокойство. Порой просветы между бревнами этих шатких сооружений столь велики, что приходится останавливаться, выходить из машины и подкладывать под колеса доски, заранее припасенные для этого и уложенные в лендровере. Крутые спуски и пропасти, разверзающиеся у самых колес, стали уже обычным явлением. То насыщенные влагой тучи заволакивают все вокруг, то снова светит солнце, и вдалеке виднеются поросшие лесом вершины.

Вдруг водитель, худощавый индонезиец, резко тормозит и выскакивает из машины.

— Улар, патер!

Змея на дороге! С интересом наблюдаю, как наш водитель молниеносно ударами паранга[Паранг (индонез.) — род мачете. Каждый островитянин всегда имеет его при себе. — Примеч. авт.] приканчивает двухметровую тварь. Обезглавленное длинное с желтой полосой вдоль живота туловище, триумфально поднятое вверх, все еще вздрагивает в последних конвульсиях.

— Ядовитая змея, — невозмутимо говорит Чахорек. — Она выплевывает яд на расстояние около трех метров. Может умертвить таким образом курицу или собаку. Если яд попадет на слизистую оболочку глаза или кожу человека, у него образуется страшная гноящаяся рана. Змей на острове много.

Вновь садимся в машину.

— Все местные змеи опасны? — спрашиваю я.

— Да нет, дело обстоит не так плохо. Например, змея улар тикус, как ее называют местные жители, совершенно безвредна и даже приносит пользу: истребляет мышей. Ее легко распознать, так как передвигается она подобно гусенице, попеременно сокращая одни части тела и растягивая другие.

Дорога уходит вниз. Мы снова сворачиваем в сторону от главной трассы и подъезжаем к уютной, окруженной горами котловине. Крыши хижин — из пальмовых листьев, а стены — из красиво сплетенных циновок. Вода! Наш автомобиль производит сенсацию. Шумная толпа ребятишек бежит за лендровсром. Маленькая церковь расположена на пригорке, рядом виднеется дом приходского священника. Хозяин в постели, он простудился. Проклятие! Здесь, в тропиках, даже незначительные колебания температуры сразу же пагубно отражаются на здоровье европейца. Но священник Аркадиуш Сивец встает и идет показывать гостям свое хозяйство. Блестит на солнце недавно покрашенная церковь. Священники говорят о своих коллегах из разных уголков острова, договариваются о необходимых поставках из Энде.

И вот мы уже снова в пути. Возле церкви еще долго виднелась маленькая фигурка польского миссионера. Он прощально машет нам рукой. Через какое-то время дорога внезапно обрывается — мы на берегу широкой реки с каменистым дном. Рядом остатки мостовых быков, погнутые пролеты. Вопросительно смотрю на главу миссии.

— В этом месте часто происходят катастрофические стоки горных вод. Мост сопротивлялся долго, но в последний дождливый сезон вода снесла его. Наверное, нового дождемся не скоро.

Лендровер, радиатор которого тщательно прикрыт капотом, медленно въезжает в реку. Наше путешествие становится несколько необычным. Автомобиль качается из стороны в сторону, словно пьяный, натужно хрипя, перекатывается по валунам. Трясет, как во время сильного шторма. Медленно, очень медленно съезжаем с камня на камень, проходя через залитые водой препятствия.

— А если воды в реке прибавится? — робко спрашиваю я, опасаясь прикусить язык.

— Тогда сообщение прекратится до того времени, пока вода не спадет, — невозмутимо отвечает Чахорек.

Добрых полтора километра тряслись мы в русле реки, все время опасаясь, что достающая до пола машины вода зальет двигатель. Однако переправа удалась. Победоносно взвыл двигатель, и мы торжественно выехали на другой берег. Нашли какую-то дорогу, немногим лучше предыдущей, но мне она показалась роскошной автострадой.

У дороги появляются хижины, видим прохожих с узелками и сетками. У некоторых широкие паранги и другие примитивные орудия — они возвращаются домой с полей. Еще несколько километров, и мы у Ледалеро. Здесь есть вполне благоустроенная духовная семинария.

— Салемат, патер, — радостно приветствуют моегс провожатого молодые индонезийцы.

Они чем-то очень заняты и суетятся возле построек миссии. Многие из них раньше учились у него в Энде. В садике, напоминающем большой внутренний дворик, Чахорека встречают священники — преподаватели семинарии. После ужина я разговорился с одним из них, ксёндзом Юзефом Пенёнжеком, разумеется также поляком, только не из Пененжно, а из… Бразилии. Миссионер, преподающий в Ледалеро философию, очень обрадовался, когда узнал, что мне знакомы некоторые места этой далекой страны дремучих лесов.

— Возможно, вы встретите наших священников и на Тиморе. Там они тоже работают… — ксёндз Пенёнжек говорил на прекрасном польском языке, хотя на родине не был уже более десяти лет.

— Ну что ж, миссионерская работа требует большой подготовки. Проходит много лет, пока изучишь язык и обычаи населения, среди которого живешь. Прежде чем начать преподавать религию, приходится, как правило, терпеливо прививать разного рода навыки, диктуемые цивилизацией… Взять, например, местных жителей. В праздники они предпочитают лакомиться мясом крысы или собаки, считающимся деликатесом, а не кроликом, которых разводят здесь миссионеры. Тут уж не до севооборота, интенсивного современного земледелия, когда местные пастухи с наступлением сезона дождей отправляются по старинке на три месяца в горы к установленному на обрывистом поле шалашу, чтобы защищать урожай от обезьян и диких свиней.

В тот вечер я лег спать в удобную кровать с москитной сеткой. Сквозь муслин в окне, который заменял здесь стекла, была видна полная луна, слышался громкий стрекот цикад. На стене неуловимые гекконы охотились за насекомыми.

На следующий день наш лендровер с шиком подкатил к зданию миссии в Маумере. По сравнению с Энде этот городок показался мне весьма оживленным. С увешанного флагами стадиона неслись крики болельщиков. Я увидел здесь несколько двухэтажных домов и порт с бетонной набережной. Мне сказали, что построили его недавно.