Дневник полярного капитана

1 час пополудни. Пора кормить. Разбудил всех, и Оутс раздал рационы. Все лошади едят исправно. День жаркий, удушливый; снег ослепляет. Забываешь, что температура низка – всего 22° [–6 °С],– и припоминаются залитые солнцем улицы, опаленные, жгучие мостовые; а между тем, не далее как 6 часов тому назад, большой палец на моей руке едва не был отморожен. Обо всех таких неудобствах, как мерзлая обувь, сырая одежда и влажные спальные мешки, нет и помина.

Вблизи лагеря найдена жестянка от керосина, при записке, извещающей, что моторные сани проходили тут 28 октября в 9 часов вечера, быстрым ходом. Они опередили нас на 5–6 дней и должны бы удержать за собой это расстояние.

«Боунз съел у Кристофера наглазники», – доложил Крин. Это значило, что Боунз уничтожил защиту, без которой Кристофер жмурится от жаркого солнца. А эти наглазники обещали оказаться весьма полезными.

Суббота, 4 ноября. Лагерь № 2.

Выступил впереди всех. Думаю отныне удержать этот порядок. Только что отошел, как подобрал бодрую записку, извещающую, что с моторами все обстоит благополучно, что оба идут прекрасно. Дэй писал: «Надеюсь встретиться с вами у 80°30′». Не далее как в двух милях отсюда он, бедный, запел другую песню. Утром 29 числа у них, по-видимому, случилась беда. Поверхность, должно быть, выдалась плохая, и все пошло вкривь и вкось.

Они пролили немало керосина и смазки. Затем дело пошло еще хуже. Милях в четырех дальше мы нашли жестянку с печальной надписью: «У Дэя отломился кусок от цилиндра № 2». Еще полмили – и мы, как я и ожидал, нашли моторные сани. Записки от Эванса и Дэя разъясняли все дело. Про запас имелся всего один цилиндр, и тот Лэшли взял для своего мотора, а потребовалось бы много времени для того, чтобы поправить машину Дэя так, чтобы она могла бежать на трех цилиндрах. Решили бросить ее и продолжать путь с одной. Они забрали все шесть мешков с кормом и кое-какую мелочь, не считая керосина и смазки. Тем и кончилась мечта о великой пользе моторов. След последнего все еще указывает нам путь, но теперь я, конечно, каждую минуту жду, что наткнусь где-нибудь на его обломки.

Лошади работают недурно; поверхность по большей части рыхлая, невозможная, но грузы, конечно, легкие. Джию справляется лучше, нежели я ожидал. Китаец – наоборот. В сущности, оба они – негодные клячи.

Было довольно холодно ночью, –7° [–22 °С], когда мы разбили лагерь, и ветер дует очень свежий. Лошади этого не любят; но в настоящую минуту солнце светит сквозь белую дымку, ветер улегся и бедные животные отдыхают.

Воскресенье, 5 ноября. Лагерь № 3, Угловой.

Сюда мы дошли вполне благополучно; лошади шли хорошо, несмотря на рыхлую поверхность, но, конечно, при легких грузах. Сегодняшний день покажет, как пойдет дело с более тяжелыми грузами. Нашел очень тревожную записку от Э. Эванса, писанную 2 числа утром; говорит, что максимальная скорость мотора – 7 миль в день. Они нагрузили девять мешков корма; но к югу от нас я замечаю три черные точки – должно быть, не что иное, как брошенный мотор с нагруженными санями. Люди же пошли дальше, в качестве вспомогательной партии, как им и было предписано. Большое разочарование! Я ожидал лучшего от машин, поскольку они уже попали на поверхность Барьера.

Лошади в еде очень прихотливы. Не любят масляных лепешек, но охотно едят оставленный здесь корм. Впрочем, сегодня и от этого отказываются. Большая жалость, что они именно теперь плохо едят, потому что можно себе представить, как они впоследствии проголодаются. Боюсь, что Джию и Китаец далеко не уйдут.

Понедельник, 6 ноября. Лагерь № 4.

Мы двинулись в обычном порядке, приняв меры, чтобы везти полные грузы, если замеченные три точки действительно окажутся мотором. Наши опасения подтвердились. Записка от Э. Эванса извещала, что повторилась та же беда: раскололся большой конец цилиндра № 1; в остальном же машина была в исправности. Машины, очевидно, не приспособлены к такому климату – недостаток, впрочем, наверное, исправимый. Одно доказано: система движения вполне удовлетворительна. Моторная команда, по уговору, пошла вперед, везя грузы на себе.

Лошади отлично справлялись со своими грузами. Даже Китаец и Джию бодро повезли по 450 фунтов и так же бодро пришли к концу дневного перехода. Аткинсон и Райт находят, что они поправляются.

Лучшие лошади везут свои грузы шутя, а у моего Сниппетса были все 700 фунтов, даже с лишком, включая сани. Поверхность, правда, здесь много лучше; мы и в прошлом году это место перешли легко. Этот успех всех нас очень подбодрил, он показывает значительное укрепление сил лошадей от разумной тренировки. Даже Оутс доволен.

Когда мы разбивали лагерь, грозила метель, и мы настроили снежных валов. Час спустя был уже довольно сильный ветер, но снега немного. За валами лошади, по-видимому, чувствуют себя хорошо. Новые попоны хорошо прикрывают их, и так как снежные валы одной с ними высоты, то лошади не чувствуют ветра. Такой защите научил нас прошлогодний опыт, и радует сознание, что то злополучное путешествие хоть как-нибудь пригодилось нам. Пишу поздно вечером, и ветер все еще силен. Боюсь, что этой ночью нельзя будет двинуться. Вчера Кристофер опять поднял страшную возню; запрячь его удалось лишь с величайшим трудом. Эту неприятность придется, видно, переносить еще немало времени.

Температура 5° [–15 °С] ниже, чем следовало бы в метель. В палатке холодно, но лошадей ветер, по-видимому, не очень беспокоит.

Эта метель отличается некоторыми чертами, заслуживающими внимания.

Прежде чем двинуться из Углового лагеря, мы заметили тяжелое нагромождение туч около мыса Крозье и горы Террор и черную черту низких слоистых облаков на западных склонах Эребуса. У нас же солнце светило, было тепло и приятно. Вскоре после того, как мы тронулись, кругом нас образовался туман, то густея, то редея; поднялся легкий южный ветер, над нами собрались облака, и кучевые, и слоистые, по своему виду сулившие ветер.

На первом привале (милях в пяти к югу) Аткинсон обратил мое внимание на любопытное явление. Можно было проследить, как поперек диска низко стоящего солнца, быстро поднимались слои тумана, и темные тени тоже поднимались против света. Это был, по всей вероятности, согретый солнцем воздух. Образовалось накопление паров, которое постепенно распространилось по всему небу слоистым покровом, впрочем, нигде не особенно плотным; положение солнца всегда можно было различить. Часа два или три спустя ветер стал усиливаться, с обычными дикими налетами. Было замечательно, что небо над южным небосклоном было ясное, голубое, и облака время от времени как будто туда собирались. После того они временами рассеивались, и раскрывалось значительное пространство голубого неба. Общий вид такой, что вся эта пертурбация произошла от окружающих нас условий и, скорее, направляется с севера на юг, а не навеяна ветром, а это – явление довольно типичное. С другой стороны, это еще не свирепая снежная метель, и земля, вчера заслоненная, сегодня ясно видна, ничем не скрытая.

Прежде чем мы почувствовали движение в воздухе, во время утреннего перехода и большей части предыдущего, темные слоистые тучи стояли над морем Росса и над восточной частью Барьера к SО, местами с признаками ветра. В то же время к югу от нас появлялись темные слоистые полосы, которые на небосклоне воспроизводились маревом, и в то время, как мы разбивали лагерь после утреннего перехода, эти полосы исчезли за массой белого тумана (а может быть, крутившегося снега); ветер же все время усиливался. Мое общее впечатление такое, что буря шла с юга, но обогнула восточную часть Барьера и тогда уже развилась во всю ширь, включив и нас.

Вторник, 7 ноября. Лагерь № 4.

Метель длилась всю ночь и до сей минуты, когда я пишу, под вечер. Легкая сначала, без большого снега, с проблесками ясного неба и даже солнца, она усиливалась до сегодняшнего утра, когда пошел большой снег и небо заволокло низкими тучами. Скоро после полудня снег и ветер улеглись, последний падает и теперь, но небо очень хмурое и неспокойное.