Такой я видел Индию

Но ждать автобуса, кондуктор которого согласится впустить вас, приходится в Дели долго — по получасу и более. В этих условиях автобусу трудно конкурировать с велосипедом.

Велосипедисты захватывают улицы Нового Дели дважды в день — в 8-10 часов, когда клерки едут на работу, и в 5-6 часов, когда они возвращаются. Впрочем, и в другое время суток велосипедов на улицах много. Вот мужчина-прачка везет на руле и багажнике тюки белья, бородатый сикх едет в свою контору, худой коричневый уборщик в белом дхоти спешит на работу, студентки, громко переговариваясь, обгоняют друг друга.

Иногда можно наблюдать трогательные или смешные картинки. Любящий сын лет сорока устроил на раме свою старенькую мать, а многодетный папа приладил для своих малюток сиденья спереди, сзади и сбоку.

Есть своеобразные велосипедные хитчхайкеры. Они подсаживаются на багажник к знакомому и едут до поворота, где их пути расходятся. Там они ждут кого-нибудь, кто направляется в их сторону, и подсаживаются на багажник к нему.

Проезжая по городу, не сразу заметишь жилища тех, кто ежедневно подстригает газоны, следит за цветами, убирает мусор, протирает машины и стекла домов, шьет костюмы и торчит у плиты, выпекая удивительные сладости. Они ютятся в ужасных бараках или в хижинах, едва вмещающих членов семьи, в тесноте и грязи. По существу, вся жизнь этих людей протекает на улице — работа, обед, туалет и сон.

Особенно жалки лачуги беженцев, появившихся во многих городах после раздела Индии в 1947 г., когда миллионы индусов были вынуждены покинуть родные места, ставшие «мусульманскими», точно так же как мусульмане переселялись на территорию Пакистана из «индусских» районов. Правительство старается обеспечить их работой и хоть каким-то жильем, но средств не хватает.

Еще хуже положение строительных рабочих, главным образом из Раджастхана, ежегодно приезжающих в Дели. О них никто не заботится.

Я видел семью строительного рабочего, приспособившую под жилье железобетонную трубу, вернее две трубы, сложенные буквой Т. Оба конца перекладины были заложены кирпичом, а в торце находилась «дверь», куда на четвереньках влезали обитатели.

Одна из центральных газет в дни народного праздника Дивали поместила в октябре 1968 г. на первой странице большую фотографию: улыбающиеся женщины в живописных раджастханских нарядах тащат тросом многотонный чугунный каток. У некоторых из них на руке ребенок. Подпись под фотографией гласила: «Даже эти женщины радуются празднику Дивали». Меня покоробил такой «праздничный» материал, но я еще раз убедился в силе основного принципа мироощущения многих индийцев: «Каждому свое».

Все крупные города полны контрастов, Нью-Дели не является исключением.

4. СТАРЫЙ ДЕЛИ

К северу от Каннаут-плейса улицы становятся уже, дома — выше, народу — больше. Это — собственно Дели, или, как его иногда называют, в отличие от нового города, — Старый Дели.

Его старость относительна. Город, носивший название Дели, упоминается в хрониках с XII в., а до того примерно на том же месте был другой город, тоже знаменитый и столичный, — Индрапрастха. Он находился, по преданию, между теперешними новым и старым городами, но никаких памятников его не сохранилось, так что нельзя представить, как он выглядел.

В XI в., когда этот район попал в руки не очень могущественного рода Томаров, от древней Индрапрастхи оставалось, по-видимому, лишь воспоминание. Томары основали свою столицу Дхиллику (ставшую затем известной под именем Дилли или Дехли, нынешний Дели) гораздо южнее, в местности Хауз Хас, которая сейчас является одним из самых новых микрорайонов.

От индусской Дхиллики тоже осталось немного — только то, что сочли нужным сохранить правители, пришедшие в конце XII в., — мусульманские завоеватели тюрко-афганского происхождения. Они разрушили громадный индусский храм и из его материала соорудили мечеть, тоже величественную и громадную.

Прямоугольная колоннада, окружающая открытый двор мечети, — характерная черта мусульманского религиозного зодчества — составлена из колонн этого храма. Геометричность, любезная сердцу мусульман, присутствовала и в использованных колоннах, но стилевого единства все равно не получилось. Дело в том, что мусульмане любят симметрию, а индусы, даже когда создают архитектурное украшение из немногих деталей — параллелепипедов, многогранников, лотосов и т.п., не терпят однообразия. Так и здесь — среди сотен колонн, выполненных в одном стиле, нет двух совершенно одинаковых. Это, наверно, угнетало почитателей Аллаха.

От здания мечети сохранилась центральная арка — изумительно правильная, поражающая совершенством формы, одновременно могучая и устремленная вверх.

Итак, Дхиллика XII в. представлена лишь рядом колонн, которые позволяют говорить хотя бы о том, что в ней был храм, напоминающий такие же сооружения Южной Индии. В нескольких километрах к югу есть еще Сурадж Кунд — развалины другого храма с некогда прекрасным искусственным водоемом, к нему амфитеатром спускались ступени.

Дхиллика пала в 1197 г. и стала одной из крепостей империи Гуридов, центр которой находился в современном Афганистане, но в 1206 г. военачальник Гуридов Кутб-ад-дин Айбек объявил себя султаном, сделал Дели своей столицей и начал покорять Северную Индию уже от собственного имени.

Небольшая группа мусульман, пришедшая в Индию в конце XII-начале XIII в., опиралась на свое громадное мужество и предприимчивость, хорошую кавалерию и военную систему, базировавшуюся на безоговорочном (буквально рабском) подчинении командирам. Однако здесь они столкнулись с враждебностью населения, преданного своим вождям и привычного к оружию, удивительно храброго (беззаветная храбрость раджпутов и джатов вошла в поговорки, песни и легенды), с могущественными государствами, каждое из которых по ресурсам и величине армии могло поспорить с завоевателями. Словом, делийские правители, провозгласившие себя султанами Индии, вовсе не имели оснований быть уверенными, что им удастся не то что покорить эту страну, но и закрепиться в ней.

Впрочем, был один фактор, оказавшийся в дальнейшем решающим, — узость мышления их противников: правители деревень не желали знать ничего за пределами своей округи, а правители государств — ничего за пределами своих государств. Так получилось, что союз всех врагов мусульманских завоевателей, союз, который мог бы быть фатальным для последних, не состоялся, и султанам Дели удавалось разбивать своих противников порознь.

И еще психологическое преимущество имели завоеватели — ислам до тех пор не знал серьезных поражений. Наверно, им казалось, что под знаменем «истинного» учения они способны победить любого противника и трезвый учет возможностей последнего не нужен и даже вреден.

Иначе не объяснить, почему, едва утвердившись в Дели, располагая ограниченными средствами (военная добыча и дань с завоеванной территории), большая часть которых должна была расходоваться на армию, султаны приступили к сооружению грандиозного минарета, самого высокого здания тогдашней Азии. В честь основателя Делийского султаната минарет получил название Кутб-минар.

Несомненно, когда-то это был архитектурный центр столицы, окруженный величественными мечетями, гробницами, стенами. Сейчас мечеть в развалинах, гробницы запущены, а от стен осталось несколько фрагментов. Но минарет от этого только выиграл. В эпоху телевидения Кутб-минар, заметный издалека, воспринимается как современная телевизионная башня. Он наравне с Эйфелевой или Останкинской башнями вполне может служить не только эстетическим, но и техническим символом своей эпохи.

Итак, Кутб-минар — это просто семидесятипятиметровая башня, чуть сужающаяся кверху. Она сложена из коричнево-красного песчаника разных тонов (но пестрота не уменьшает ее величавости), украшена резными балкончиками, поясами изречений из Корана. Ее ребра, полукруглые или треугольные в сечении, сплошь покрыты затейливой резьбой. Но не в этом оригинальность Кутб-минара. Он поражает скупостью изобразительных средств, цельностью ребристого возносящегося ствола.