Ченслер

Затем начинает спокойно допрашивать торговца. Тот подтверждает мои слова. Среди его товаров находится бутыль, содержащая приблизительно тридцать фунтов взрывчатого вещества.

Руби поступил в данном случае с неосторожностью, присущей, надо признаться, англосаксам, и погрузил взрывчатую смесь в трюм корабля с такой же беспечностью, с какой француз поставил бы туда обыкновенную бутылку вина. И если он не сказал капитану о содержимом бутыли, то лишь потому, что, как ему было хорошо известно, тот отказался бы принять его на борт своего корабля.

— Все это дело выеденного яйца не стоит, — замечает он, пожимая плечами, — если же бутыль вам мешает, прикажите выбросить ее в море! Мой груз застрахован!

При этом заявлении я уже не могу больше сдерживаться, так как не обладаю хладнокровием Роберта Кертиса.

Вне себя от гнева я подбегаю к Руби и, прежде чем помощнику капитана удается меня остановить, кричу:

— Негодяй, разве вы не знаете, что на борту пожар?

Я тут же пожалел об этих словах, но было слишком поздно! Они произвели на Руби потрясающее впечатление. Несчастного охватил панический страх. От ужаса он застыл на месте, волосы стали дыбом, глаза вылезли из орбит, дыхание стало прерывистым, как у астматика, язык онемел. Внезапно пальцы его задвигались, он оглядел палубу «Ченслера», которая с минуты на минуту может взлететь на воздух и, размахивая руками, соскочил с юта, упал, поднялся и начал бегать по кораблю. Тут к нему вернулся дар речи, и с его губ сорвались зловещие слова:

— Пожар, пожар на борту!

Услышав этот крик, на палубу сбегаются все матросы, видимо полагая, что огонь пробился наружу и настала минута спасаться на шлюпках. Появляются также пассажиры, мистер Кир с женой, мисс Херби, оба Летурнера. Роберт Кертис хочет заставить Руби замолчать, но тот от страха потерял рассудок.

Суматоха царит неописуемая. Миссис Кир падает в обморок. Муж не обращает на нее никакого внимания, предоставляя мисс Херби ухаживать за ней. Матросы уже схватили тали, чтобы снять шлюпку и спустить ее на воду.

Я сообщаю Летурнерам то, чего они не знают, а именно, что груз объят пламенем. Взволнованный отец думает только об Андре и прижимает его к себе, словно стараясь защитить. Юноша сохраняет полное хладнокровие и старается успокоить отца, повторяя, что непосредственной опасности еще нет.

Между тем Роберту Кертису удается с помощью лейтенанта остановить матросов. Он заверяет их, что пожар не усилился, а пассажир Руби потерял голову и сам не знает, что говорит. Он убеждает их не поступать опрометчиво, так как все успеют покинуть корабль, когда это будет необходимо…

Матросы останавливаются, услышав голос помощника капитана, которого любят и уважают. Он добивается от них того, чего капитан Хантли не мог бы добиться, и шлюпка остается на месте.

Большое счастье, что Руби не заикнулся о пикрате калия, находящемся в трюме. Если бы матросы узнали правду, если бы поняли, что «Ченслер» стал вулканом, готовым взорваться у них под ногами, они вышли бы из повиновения и, несмотря на все уговоры, непременно сбежали бы с корабля.

Помощник капитана, инженер Фолстен и я — одни только знаем, как ужасны могут быть последствия пожара, и это должно быть известно только нам.

Едва только порядок восстановлен, мы с Робертом Кертисом отправляемся к Фолстену на ют. Инженер оставался там среди общей паники и, скрестив на груди руки, обдумывал, вероятно, какую-нибудь проблему по механике. Мы просим его не говорить никому ни слова о новом несчастье, вызванном неосторожностью Руби.

Фолстен обещает хранить молчание. Что же до капитана Хантли, которому еще не известен весь ужас нашего положения, то Роберт Кертис сам берется поставить его в известность.

Но прежде всего надо принять меры в отношении Руби, ибо несчастный совершенно лишился рассудка. Он не сознает, что делает, и продолжает бегать по палубе с криками: «Пожар! Пожар!»

Роберт Кертис приказывает матросам схватить пассажира. Руби удается связать, заткнуть ему рот и перенести в каюту, где он будет находиться под постоянным присмотром.

Роковое слово так и не сорвалось с его губ!

12. ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ — ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ ОКТЯБРЯ

Роберт Кертис все сообщил капитану Хантли; формально он все еще является командиром корабля, от которого нельзя скрывать создавшееся положение.

На это сообщение капитан не ответил ни слова. Проведя рукой по лбу, как человек, который хочет отогнать от себя докучливую мысль, он преспокойно вошел в свою каюту, не сделав никакого распоряжения.

Роберт Кертис, лейтенант, Фолстен и я держим совет, и меня крайне поражает хладнокровие, с которым мы относимся к постигшей нас беде.

Мы обсуждаем все шансы на спасение, и Роберт Кертис говорит под конец:

— Пожар остановить невозможно, жара в носовой части стала невыносимой. Наступит момент, и, вероятно, очень скоро, когда огонь прорвется, наконец, сквозь палубу. Если волнение на море позволит нам воспользоваться шлюпками, то мы еще до этого покинем «Ченслер». Если же бежать с корабля не удастся, мы будем бороться с огнем до последней возможности. Кто знает, не легче ли будет затушить пожар, когда он вырвется наружу? Возможно, что мы скорее одолеем явного врага, чем тайного.

— Я вполне согласен с вами, — спокойно отвечает инженер.

— И я тоже, — говорю я. — Но, господин Кертис, учитываете ли вы, что в глубине трюма находятся тридцать фунтов взрывчатого вещества?

— Нет, господин Казаллон, — это пустяки, и они не в счет! Зачем мне зря беспокоиться? Могу ли я вынуть из горящего груза бутыль с взрывчатым веществом, да еще спустившись в трюм, куда нельзя открыть доступ воздуха. Нет! Об этом и помышлять нечего. Не взорвется ли пикрат калия раньше, чем я закончу эту фразу? Вполне возможно! Огонь либо доберется до него, либо не доберется. Следовательно, то обстоятельство, о котором вы говорите, для меня не существует. Избавить всех нас от ужасного конца — дело бога, а не мое.

Роберт Кертис говорит все это спокойно, серьезно, мы же молча опускаем головы. При таком бурном морс спастись бегством нельзя, — значит, надо забыть об этом.

«Взрыв не обязателен, но возможен», — сказал бы формалист.

Такое замечание с прекраснейшим в мире хладнокровием сделал инженер.

— У меня к вам есть вопрос, господин Фолстен, — говорю я тогда. — Может ли пикрат калия воспламениться без предварительного толчка?

— Безусловно, — отвечает инженер. — В обычных условиях пикрат калия воспламеняется так же, как порох. Ergo… [4] Да, Фолстен сказал «Ergo». Похоже, право, что он читает лекцию по химии.

Мы поднимаемся на палубу. Выходя из кают-компании, Роберт Кертис сжимает мне руку.

— Господин Казаллон, — говорит он, не пытаясь скрыть свое волнение, — «Ченслер» — это корабль, который я так люблю… Видеть, как его пожирает огонь, и быть бессильным, совершенно бессильным!..

— Господин Кертис, ваше волнение…

— Сударь, простите меня, в эту минуту я потерял власть над собой! Вы один видели, как я страдаю. Но этого больше не будет, — добавляет он, стараясь овладеть собой.

— Значит, положение безнадежно?

— Безнадежно, — бесстрастно повторяет Роберт Кертис. — Мы привязаны к мине, фитиль которой зажжен! Остается узнать, долго ли он будет гореть.

Сказав это, Роберт Кертис ушел.

Во всяком случае, ни матросы, ни пассажиры не знают, насколько опасно наше положение.

С тех пор как стало известно о пожаре, мистер Кир занялся отбором наиболее ценных вещей и, конечно, позабыл, о жене. Заявив помощнику капитана, что необходимо затушить огонь, он возложил на него ответственность за все последствия пожара, удалился в свою каюту в кормовой части судна и больше не показывался. Миссис Кир все время стонет, и, несмотря на свои чудачества, несчастная женщина внушает жалость. Мисс Херби считает себя более чем когда-либо обязанной ухаживать за своей госпожой и проявляет исключительную самоотверженность. Я не могу не восхищаться этой молодой девушкой, для которой долг — это все.