Путешествие парижанки в Лхасу

За исключением небольшой части города, улицы Лхасы широки и прерываются площадями. Они содержатся в относительной чистоте. К сожалению, здесь нет санитарной службы, в большинстве домов отсутствуют отхожие места, и зачастую их заменяют пустыри. Я уже писала, что в Тибете все совершается открыто. Однако мужчины и женщины в длинных одеяниях справляют нужду так ловко, что неискушенный человек, видя группы сидящих на корточках людей, может подумать, что они рассуждают о делах.

В городе расположено несколько монастырей, а также две знаменитые школы, где преподают тантристские ритуалы и магию. Лишь три больших монастыря, которые славятся на весь Тибет, привлекая тысячи паломников, и куда приезжают учиться молодые ламы из самых отдаленных уголков Монголии, Маньчжурии и Сибири, находятся не в самой Лхасе. Сера, о котором я упоминала, удален от столицы приблизительно на четыре километра, Депунг — примерно на шесть километров, и Гальден, скрытый в горах, — на тридцать километров. Это самые настоящие религиозные города: так, Депунг насчитывает в своих стенах около десяти тысяч монахов.

Не только эти монастыри, самые крупные и влиятельные из ламаистских обителей, пользуются в Тибете большим уважением. Среди других монастырь Ташилумпо в Шигадзе считается лучшим центром философских исследований. В нескольких днях ходьбы от Шигадзе расположен памятник истории — древний монастырь Сакья, где обитает глава одноименной секты. Говорят, что в его громадной библиотеке хранится множество старинных санскритских рукописей. В Амдо находятся большие прославленные ламаистские монастыри Лабранг, Ташикюил и Кум-Бум. В северо-восточных просторах Тибета Дзочген-гомпа известен как очаг мистической подготовки и занятий магией. Этот список можно было бы продолжать еще очень долго.

Религиозные общины в Тибете образуют маленькие государства в государстве, от которого они почти совершенно независимы. Все монастыри владеют землями, стадами и обычно в той или иной степени занимаются торговлей. Большие гомпа управляют обширными территориями, населенными арендаторами, чье положение почти не отличается от жизни средневековых крепостных крестьян в Европе.

Обитатели гомпа живут порознь, однако у них общее имущество и каждый из них получает свою долю монастырской прибыли, которая выплачивается им в натуральном виде: зерном, маслом, чаем и т. д. Эти части очень неравноценны в количественном отношении; они зависят в первую очередь от богатства монастыря и, во-вторых, от положения каждого монаха на иерархической лестнице. У монахов существуют также иные источники дохода: приношения в гомпа, которые они делят между собой, церковные службы, подарки родителей молодых людей, находящихся у них на обучении, и т. д.

Несмотря на множество недостатков, которые можно по праву подвергнуть критике, тибетские монастыри служат превосходным приютом для учащихся, мыслителей и всех тех, кто стремится к интеллектуальной и духовной жизни. Всякий лама даже самого низкого звания почти полностью избавлен здесь от материальных забот и может вдоволь предаваться в своей келье изучению религиозных и философских трудов своей страны.

Большой тибетский монастырь — это целый город, состоящий из сети улиц и дорог, площадей и садов. Над обычными домами возвышаются увенчанные знаменами и всевозможными украшениями позолоченные крыши и плоские кровли более или менее многочисленных храмов, залов заседаний различных священных коллегий и дворцов церковных сановников. В гомпа каждый лама [178] живет в отдельном доме, который является его собственностью, он строит его на собственные средства, покупает и получает в наследство. Лама может завещать свое жилище одному из учеников или родственников, но последний должен принадлежать к духовному сословию. Мирянам не разрешается владеть домами на территории монастыря.

Бедные люди, которые не в состоянии приобрести дом, снимают квартиру или просто комнату в жилище более зажиточного собрата. Им также могут предоставить кров бесплатно в обмен на некоторые услуги в соответствии с их способностями: от обязанностей секретаря или управляющего до работы привратником или дворником.

Храм Джо-Ханг — это святая святых Лхасы. Здесь можно видеть статую из позолоченного сандалового дерева, которая считается изображением принца Сиддхартхи Гаутамы в юности, до того как он стал Буддой.

Эта статуя была привезена из Индии в Китай еще до н. э. Китайский император Тайджунг Тайтсунг преподнес ее дочери в качестве приданого, когда она вышла замуж за короля Тибета Сронг Тсан Гампо. Доверчивые тибетцы рассказывают множество историй о том, как была сделана статуя. Некоторые даже утверждают, что она сотворила себя сама, без участия скульптора, и все уверены, что при случае она может говорить.

Помимо этой статуи в многочисленных помещениях храма стоят несколько сотен других скульптур богов и святых усопших лам. Комнаты, где они находятся, лишены окон и освещаются лампами.

Паломники, расхаживающие гурьбой среди неподвижных фигур, многие из которых изображены в полный рост, являют собой странное зрелище. Издали порой трудно отличить живых людей от деревянных и металлических статуй в монашеских одеяниях. В отличие от того, что я видела в других уголках Тибета, данная коллекция не представляет художественного интереса, и тем не менее все эти спокойные лики со взором, обращенным внутрь, а не на окружающие предметы, производят большое впечатление.

Многочисленные ламы в одеяниях темно-гранатового цвета, наводняющие храм, не обращают особого внимания на своих безмолвных предшественников, чьи статуи их окружают. Все те, кто не занят у алтарей, наблюдают украдкой за шествием паломников, стараясь выделить среди них самых богатых, самых набожных либо самых наивных, от кого можно ждать солидного вознаграждения. Благочестивый глупец, попадающий в руки одного из этих проныр, вынужден лицезреть всяческие диковины, в том числе мощи, которые возлагают ему на голову, выслушивать всевозможные истории, пробовать святую воду из бесчисленных золотых и серебряных кувшинов, и это может продолжаться бесконечно. При виде каждого нового экспоната паломнику, разумеется, приходится выкладывать несколько мелких монет для товарищей своего гида, которые хранят эти вещи, не говоря уж о заключительных чаевых.

Я не была похожа на богатую женщину, но мой простодушный вид, должно быть, привлек хитроумных мошенников; они окружили меня и повели в дальние закоулки храма, показывая множество необычных предметов и оглушая рассказами о невероятных чудесах. Мне казалось, что я снова попала в западный Рим и слушаю речи говорливых зевак.

Как ни странно, меня опять приняли за уроженку Ладака.

Я вертелась вокруг церковной утвари, из которой люди пили святую воду, собираясь улизнуть, так как выпила уже достаточно жидкости, но тут за моей спиной послышался чей-то добродушный голос:

— О! Дайте святой воды этой бедной женщине, которая пришла из Ладака… Из таких дальних краев!.. Как же велика ее вера!..

На сей раз ламы руководствовались не жаждой наживы. Я видела вокруг себя улыбающиеся лица. Один из мужчин взял меня за руку и повел к воде, а другие стали расталкивать верующих, чтобы проложить мне дорогу в толпе. Я смогла еще раз полюбоваться вблизи драгоценными камнями и дорогими украшениями. Серебряный кувшин, отделанный золотом и бирюзой, наклонили к моим рукам, которые я вытянула, как правоверная буддистка, чтобы получить несколько капель освященной жидкости.

«Выпьем же воду и смочим ею голову, — подумала я. — Это мои крестины, и теперь я — жительница Ладака!»

Я правильно поступила, приурочив посещение Лхасы к началу года: в другое время мне не удалось бы увидеть столько диковинных праздников и интересных церемоний.

Смешавшись с нарядно одетой толпой, я смотрела на группы всадников в роскошных костюмах, сшитых по старинной монгольской моде, пехотинцев и кавалеристов в кольчугах, с копьями и щитами, изображавших тибетских воинов былых времен. Я побывала на коротких лошадиных бегах, необузданных, бешеных, веселых и забавных, но, разумеется, они не могли сравниться с теми скачками, что устраивают пастухи в степях. Каждый день происходило какое-нибудь зрелище религиозного или светского характера.