Арктические походы Джона Франклина

Экспедиция выступила в трех лодках с деревянным остовом, обшитым сверху берестой. Большим упущением Андерсона было то, что при экспедиции не было переводчика. Путь по реке Рыбной до ее устья длился более месяца. 30 июля экспедиция наткнулась на три эскимосских хижины. Здесь они сразу обнаружили целый ряд предметов, с несомненностью показывавших, что несчастные, которых они разыскивали, побывали вблизи этой местности. Вот как описывает эту находку Андерсон в своем официальном донесении:

«30-го у порогов ниже озера Франклина, на противоположном берегу были замечены три эскимосских хижины, после чего к нам пришел оттуда старик-эскимос. Затем мы все перебрались на тот берег и сейчас же увидели целый ряд предметов с судна, а именно: шесты для палаток и гребки для каяков, сделанные из ясеневых весел, обломки красного дерева, вяза, дуба и сосны, медные и жестяные котлы, жестяные миски для супа, части инструментов, обрывок письма с датой «1843 год», разломанную ручную пилу, долота и прочее. Только один мужчина оставался в этом поселении, но женщины, очень неглупые, сумели объяснить нам словами и знаками, что это — вещи с судна и что белые люди, приехавшие на нем, умерли с голоду».

Продвигаясь все дальше, экспедиция достигла мыса Бью-форт и, наконец, высадилась на острове Монреаль. «Там, — говорит Андерсон, — на высоких скалистых холмах на юго-восточном конце острова, было обнаружено несколько ям, в которых эскимосы хранят съестные припасы; в них, кроме тюленьего жира, был найден целый ряд предметов, явно принадлежавших лодке или судну, как например: цепные крюки, долота, кузнечные лопатки и секачи, овальный жестяной котел, 3-футовая полоса необделанного железа 1½ дюйма шириной и ¼ дюйма толщиной; обрывки канатов, флагов, пучок палочек, связанных веревкой, с вырезанной на одной из них надписью: «Стэнли» (врач на «Эребусе»). Пониже масса щепок, стружек, обломков досок из сосны, вяза, ясеня, дуба и красного дерева, очевидно отпиленных неумелыми руками; каждый обломок был тщательно осмотрен и перевернут на другую сторону, причем на одном из них оказалось вырезанное слово «Террор». Очевидно, это было место, где лодка была разломана эскимосами, но даже клочка бумаги нельзя было найти, и, несмотря на предложенные награды и на самые тщательные поиски по всему острову, не удалось обнаружить никаких следов останков наших несчастных соотечественников».

Затем был осмотрен мыс Огль, где был найден только обрывок веревки и кусок хлопчатобумажной материи.

Эскимосы утверждали, что на острове Монреаль умер только один белый и что все остальные погибли на материке. И действительно, на берегу против острова были обнаружены в наносном песке человеческие кости. От продолжения своего пути Андерсону и Стюарту пришлось отказаться, так как, имея при себе лишь непрочные лодки, они не могли рисковать переправиться через пролив, отделявший их от Земли Уильяма. Масса плавучих льдин на воде пролива вынудила их повернуть обратно.

Поездка Андерсона и Стюарта не оказалась бесполезной, так как подтвердила правильность сообщений Рэ, вызывавших известные сомнения у некоторых специалистов по полярным вопросам. Во всяком случае эти исследования целиком подтвердили предположение Рэ, что те люди, о которых пришлось ему слышать, искали убежища именно здесь, то есть в устье Большой рыбной реки. Только после получения этого подтверждения английское адмиралтейство увидело себя вынужденным выдать доктору Рэ премию в 10 000 фунтов стерлингов, назначенную 7 августа 1850 года тому, кто первым откроет следы экспедиции Франклина, по которым можно будет судить об участи, ее постигшей.

Своим чередом следует, однако, признать, что экспедиция Андерсона и Стюарта совершенно не выяснила судьбы самого Франклина, Крозье и большей части их экипажа, а только пролила некоторый свет на печальную участь, постигшую сравнительно небольшой отряд.

К чему же сводились особые соображения некоторых авторитетов по поводу находок, сделанных Рэ, Андерсоном и Стюартом? Чрезвычайно интересен разбор и оценка собранных ими сведений, сделанные таким умным наблюдателем и тонким исследователем, как Шерард Осборн. Он ставит целый ряд важных вопросов, сам подыскивает им вероятные ответы, иногда же оставляет их неразрешенными.

Располагая некоторыми указаниями относительно судьбы нескольких десятков человек, Осборн пытается разрешить главную задачу: куда девались остальные? «Даже если предположить, — говорит он, — что эскимосы действительно видели тридцать — сорок человек и лодки, как уверяет доктор Рэ, то что в таком случае с ними сделалось? Если, достигнув материка, несчастные, мучимые голодом, прибегли к людоедству— что вовсе не редкость в этой дикой стране, — и если им удалось этим путем продлить себе жизнь, то где же оставшиеся в живых? Трудно предположить, чтобы они осели тут и стали ждать, пока вымрут один за другим. А если они сознавали, в чем путь к спасению, и все же остались здесь себе на погибель, — то неужели оставшиеся в живых не зарыли в землю кости погибших?

«Каждому путешественнику по Арктике известно, что даже нежные и маслянистые кости тюленя, даже хрупкие кости птиц встречаются повсюду в тех местах Арктики, которые мы посетили. Куда же пропали кости тридцати человек? Через пять лет после ухода «Эребуса» и «Террора» с острова Бичи в проливе Бэрроу посещавшие эти места европейцы находили одежду, клочки бумаги и тысячи следов пребывания европейцев и все это в таком же виде, как и в день отхода судов, хотя климат там гораздо хуже, чем климат острова Монреаль. Через 31 год после пребывания сэра Эдварда Парри в бухте Бушнан на острове Мельвиля позднейший путешественник (лейтенант Мак-Клинток) нашел место, где этот известный мореплаватель, по его собственным словам, «съел роскошный обед из белых куропаток», — и тут же на земле оказались валяющиеся кости этих самых птиц. «Я был поражен, — говорит лейтенант Мак-Клинток, — свежим видом этих костей; они не истлели, а только побелели и ломались так же легко, как кости только что убитых птиц».

«Вряд ли эскимосы могли польститься на кости покойников. Если бы у них была европейская одежда, едва ли они могли бы спрятать ее так, чтобы ее нельзя было найти. Кроме того, не найдено ни одного ружья, копья или кортика, а между тем вряд ли члены экспедиции могли быть совсем безоружны; наоборот, эскимосы уверяют, что видели порох, дробь и пули. Что же касается теории Андерсона о том, что их дневники и документы были разнесены ветром, то признать это значило бы допустить, что во главе экспедиции Франклина был какой-то идиот, который разбросал все бумаги по земле на острове Монреаль, вместо того, чтобы зарыть их в яму, где, как это доказывает история арктических открытий, бумаги могут сохраняться, пожалуй, дольше, чем это возможно в каком-либо ином климате.

«Анализируя, таким образом, имеющиеся у нас сведения, мы можем только сказать, что партия людей с «Эребуса» и «Террора» действительно достигла Большой рыбной реки и оставила следы своего пребывания на острове Монреаль и на первых порогах вверх по реке. Дальше этого, — все сомнительно».

Конечно, факт отсутствия более многочисленных следов пребывания европейцев на острове Монреаль мог заставить Осборна сильно призадуматься. Что же касается основного вывода, то Осборн оказался прав: только одна из партий Франклиновской экспедиции действительно достигла острова Монреаль. Совершенно правильно рассуждает также Бельчер, что в этой партии «не могло быть самого Франклина, так как, согласно рассказу, ни один человек из отряда не говорил на эскимосском наречии. Я думаю, — говорит он дальше, — что «нетощий офицер» не мог быть Франклином, так как, будь это он, эскимосы обратили бы внимание на его необыкновенные черты лица и на его лоб». Далее Осборн отмечает, что «Андерсон отправился в экспедицию, твердо веря каждому слову рассказа переводчика доктора Рэ; кроме того, не имея возможности опросить даже тех женщин и старика, которых он встретил, он мог лишь связать найденные им следы с теми сведениями, которые уже были опубликованы.