От Белого моря до Черного

Это не особая привилегия, а дань необходимости. Дело в том, что сахарное производство непрерывно, и все его звенья связаны воедино. Стоит выйти из строя какому-то одному вентилю, как возникает угроза остановки всего завода, и в таком случае может выручить если не моментальная замена, то только резервный аппарат. По этой же причине так важен для сахарного завода ремонтный период.

Сахарники работают до весны, а потом заводы останавливаются на ремонт. Кадровые рабочие имеют, как правило, несколько специальностей, и аппаратчики становятся ремонтниками. Разборке подвергается все оборудование, все проверяется и собирается заново, чтобы каждый агрегат выдержал полный период работы без остановки.

Рамонский завод существует больше века — еще перед Великой Отечественной войной праздновался его столетний юбилей. Тем не менее оснащение его самое современное. Собственно говоря, от старого завода не осталось ничего, не только оборудования, но даже и здания. Частичная замена стареющего оборудования происходит при каждом ремонте, а недавно была осуществлена капитальная реконструкция. Коллектив Рамонского завода тесно связан с сахарниками дружественных стран и особенно с чехами, большими специалистами сахароварения.

В заключение мы попросили Г. И. Стасеева рассказать об истории завода и задали вопрос, что это за необычное здание над кручей. Инженер виновато улыбнулся:

— Историей мы действительно богаты, да только беда, что я не знаток. Знаю, что строил завод какой-то купец, а потом владела им герцогиня Ольденбургская — или принцесса, кто их там разберет. Вам лучше поговорить с нашим рамонским историком Н. В. Ильинским.

Николай Владимирович Ильинский, ветеран Отечественной войны, завуч Рамонской средней школы, по своей педагогической специальности оказался не историком, а химиком. Историко-краеведческими изысканиями он занимается в порядке научной самодеятельности; это его давнее и серьезное увлечение. Он проштудировал огромное количество литературы, имеющей какое-то отношение к Рамони, перерыл вороха материалов в областном, районном и заводском архивах, охотился за старинными реликвиями и нашел их немало. В довоенные годы много беседовал со стариками, свидетелями событий, происходивших еще в прошлом веке, и до настоящего времени поддерживает связи с участниками революционного движения и гражданской войны.

Николай Владимирович охотно делится своими знаниями о Рамони.

Село Рамонь известно с XVII века, когда оно было одним из звеньев оборонительного пояса, созданного для защиты Руси от кочевников «Дикого поля». В 1840 году здесь был построен кустарный сахарный заводик. В 1868 году царь Александр II изъял рамонское имение у прежнего владельца и дал его в приданое своей племяннице Евгении, выданной замуж за принца Ольденбургского.

Ольденбургские знали толк в экономике, а поэтому занялись всерьез сахарным заводом. Он был реконструирован, появились рафинадный цех и конфетная фабрика. Продукция росла. Однако впоследствии принц и принцесса, охладев к делам, доверились немцу-управляющему, который и не замедлил разорить их Рамонское имение. Завод перешел во владение губернского ведомства..

Рабочие рамонского сахарного завода еще в революционный 1905 год создали свою большевистскую организацию. В 1919 году на заводе возникла ячейка комсомола. Коммунисты и комсомольцы Рамони героически боролись за власть Советов с бандами Мамонтова и Шкуро. Еще бушевали бои гражданской войны, когда на завод приехал М. И. Калинин. Он поддержал почин трудящихся Рамони, начавших восстановление родного завода, перешедшего наконец в руки своих полноправных хозяев…

Если эту скупую канву заполнить рисунком живых исторических фактов, людских судеб — ведь это роман!

За рекой Воронеж начинается лесное царство. Дубняк с примесью клена и ясеня сменяется сосновым бором, много осинника и ольхи. По нелегким лесным дорогам, путаным и разбрякшим после дождя, пробираемся к станции Графской. Встретившийся на пути лесной поселок в окружении высоких сосен живо напоминает нам о северной тайге. Вот наконец и Графская, узел на железной дороге Воронеж — Грязи, откуда идут ветки к Рамони и к Анне. До управления заповедника остается километров пять.

Лес все гуще, но и дорога несколько улучшилась. Проезжаем хуторок у запруды на небольшой речке, и перед нами из гущи леса возникает несколько белых каменных зданий с большой обезглавленной церковью в центре. Оказывается, поселок заповедника воспользовался наследством монастыря.

День выдался дождливый. Мы заехали на несколько километров вглубь по одной из дорог, пересекающих под прямым углом массив заповедных земель (более 30 тысяч гектаров), и побродили с часок в чаще, но никакого зверя не встретили, а только промокли. Пришлось нам у довольствоваться рассказами сотрудников заповедника и тем, что мы увидели в его музее и на усадьбе.

В заповеднике живут лиса, барсук, куница, белка, заяц и другие звери, издавна во множестве водившиеся на Руси. Все они находятся под защитой, и только волк, этот особо вредный хищник, подлежит беспощадному истреблению. Благородный олень давно уже исчез в дикой природе равнинной России, но здесь он прижился и чувствует себя как дома. Суровыми зимами многие работники заповедника держали маленьких оленят у себя на квартире. Теперь оленье стадо достигает численности около тысячи голов. С 1952 года ведется расселение оленей по лесам страны.

В тридцатых годах в заповедник завезли енотовидную собаку. Этот зверь благодаря своей теплой шкуре служит объектом пушного промысла. Он прижился в Усманском бору, размножился и распространился по всей Воронежской области, а кое-где даже за ее пределами. Ежегодно заготавливаются сотни шкурок енотовидной собаки.

Но основная специализация заповедника — это охрана и разведение речных бобров, изучение их биологии и разработка научных методов ведения бобрового хозяйства.

Некогда весьма распространенный в России речной бобер в XIX веке был почти полностью истреблен. А между тем это очень ценное животное: у него красивый и прочный мех, пух бобра служит для выделки высококачественного фетра, а бобровая струя — незаменимое сырье для изготовления стойких духов.

Вблизи мужского монастыря на речке Усманке издавна существовала одна из немногих уцелевших колоний бобров. Они преграждали речку плотинами, строили здесь свои хатки. Монахи ловили и ели их в пост, втирая очки господу богу: они утверждали, что бобер есть рыба в силу своего плоского чешуйчатого хвоста.

В 1922 году Совнарком РСФСР издал декрет о повсеместном и полном запрещении охоты на бобров, а в 1927 году был создан заповедник. За несколько лет численность бобров увеличилась в десяток раз и достигла нескольких сотен.

В Воронежском заповеднике впервые в истории звероводства осуществлено разведение бобров в неволе. Его научно-экспериментальная бобровая ферма привлекает к себе внимание специалистов многих стран.

У большого пруда устроены бетонированные хатки, в принципе сходные с теми, которые строят себе сами бобры, то есть сообщающиеся с водой через подземные ходы. Крышка над этими хатками поднимается и в них можно заглянуть, чтобы понаблюдать за жизнью бобриной семьи. Если сделать это без достаточной осторожности, бобры сейчас же скроются в воде, но тут же покажутся в примыкающем к хатке небольшом бассейне, огороженном проволочной сеткой.

Это очень симпатичные и довольно крупные зверьки (величиной с порядочную таксу) каштаново-бурого цвета. Спина у них выгнутая, шея короткая, мордочка тупая, забавно приплюснутая, с белыми усами, а хвост горизонтально плоский, напоминает большой нож для разрезания бумаги. Неуклюжие, неповоротливые на суше, в воде они сущие акробаты: ныряют и кувыркаются, как видно, получая от этого большое удовольствие.

Образ жизни у бобров удивительно похож на людской. Они живут парными семьями, каждая в своей «квартире», и растят по 3—5 детенышей. Когда дети вырастают, они отделяются от родителей. Но самое большое сходство заключено в любви бобров к труду. Они неутомимо что-нибудь строят: воздвигают плотины, совершенствуют свои убежища…