Путешествие по Камчатке в 1908--1909 гг.

   На обратном пути к стоянке через тундру я заметил, что она идет тремя террасами. Первая, подгорная, спускается ко второй, средней полосе уступом около 2 арш. вышины; уступ этот (терраска) частью одет лесом, частью луговой. Затем вторая терраса, наиболее ровная и влажная, с господством осок по мху; здесь-то и проходит тропа, слегка канавообразная и более мокрая, чем остальная тундра. Тут же и полузаросший ручей, обрамленный небольшими ольхами и черноталом (Salix pentandra). Далее небольшой, около аршина, спуск к третьей террасе, обозначенный издали линией кустов чернотала и отдельными деревьями белой березы. На третьей террасе вода собрана в окнища и канавки, а потому есть на ней и более сухие места с кочками багульника и голубики.

   Сегодня разгар гнуса; оводы и комары соперничают в стремлении решить спор, кто из них назойливее и невыносимее. Вся экскурсия по тундре -- сплошная война с ними.

   Ночью разразилась сильнейшая гроза с ливнем. Это особенность континентального района Камчатки; в приморском районе сильных гроз, по-видимому, не бывает; по крайней мере, в прошлом году мы не наблюдали ни одной.

   5 июля мы продолжали обход Большой Кирганикской тундры уже без проводника; главным затруднением было теперь обойти большой овраг, у устья которого была наша стоянка, и следующий за ним, а потом выйти на тропу, где она пересекает возвышенность, длинным языком вдавшуюся между Большой и Малой тундрами. Пройдя с версту лесом вверх по оврагу, мы нашли начало пологого бокового распадка, спустились и по другому распадку вышли на левый склон оврага (еще с версту) и поехали лесом из осины и лиственницы. Перейдя второй овраг, идущий к углу тундры, мы вступили в область каких-то резко выраженных морен с массой бугров и гряд, ограждающих глубокие, более или менее замкнутые лощины. Лес местами переходит в чистый лиственничный, похожий на хороший старый сосняк. Встречаются первые одиночные ели, густые, невысокие, с темной хвоей, но обычного характера леса они еще не меняют. Между моренами, пересекая их, мы крутились очень долго и прошли ими не менее 5 верст, так как шли быстро, хотя и с остановками, затем вышли на тропу, которая идет лесом же, то опускаясь, то поднимаясь на небольшие холмики. Тропа завалена упавшими деревьями и значительно менее проторена, чем до Кирганика. Скоро вправо от нас снова показались тундры Камчатской долины, поросшие редкой лиственницей и осоками по мху. Лес вообще негустой, но к краю террасы он гуще, чем в глубине. Далее тундра показалась и слева, и увал вытянулся в узкий, длинный гребень с черемухой и другими деревьями, так называемую Стрелку. Под самым увалом очень топкая полоса, как бы заплывший ручей; далее обычная, топкая моховая тундра, покров которой состоит из плотных сфагновых подушек, чередующихся с осоковыми коврами. Ели по склону увала уже старые, растущие густыми группами; почва около них -- сплошь одни иглы.

   Путь сегодня был утомителен и для людей, и для лошадей благодаря постоянным спускам и подъемам по почве, часто заваленной лесом; зато самый лес настолько редок, что нисколько не мешает движению.

   Было еще рано, когда мы пришли на Стрелку; моя лошадь, при первой же моей попытке перевести ее через болото, сейчас же увязла по шею. Нечего было и думать пройти здесь с вьюками; поэтому остаток дня пошел на завалку фашинником перехода через топкую полосу у подножия увала и на подготовку к переправе через новый участок тундры, тянущийся на две версты; обойти это второе болото нельзя, так как оно образовалось на месте старых русел р. Кимитиной, сливавшихся здесь со старым руслом Камчатки, и, следовательно, обход вывел бы нас к среднему течению р. Кимитиной, что далеко увело бы нас в западном направлении, затруднив возвращение к тропе.

   6 июля весь день мы проработали над переправой. Выбрали более крепких и умных лошадей, разделили вьюки на части и понемногу переправили их через тундру на сухую гриву за ней. Несмотря на всю предосторожность, на середине тундры лошади все-таки частенько проваливались, что отнимало много времени на вытаскивание и перевьючивание.

   У противоположного северного конца своего болото упирается в маленькую (1--2 саж.) терраску с лиственничным и березовым лесом. Склон терраски одет жимолостью и цветущим таволожником (Spiraea salicifolia). Вдоль нее очень широкая полоса лугового болота с водой между кочками. Местами вода прямо стоит наверху, оставляя простор для топяного хвоща и цикуты, которой здесь масса. Далее это болото становится похожим на реку (очевидно, это старица), за которой справа острова с елью, березой и лиственницей. На тундре в разных местах на кочках расположены высокие муравейники, с удивительной правильностью огражденные с северной стороны стенкой из свежей поросли багульника и подбела (Andromeda).

   Со стоянки была произведена разведка пути, выяснившая, что впереди, верстах в двух, есть еще топкий ручей, остальная же дорога хороша вплоть до новой группы стариц р. Кимитиной. Поэтому я просил двоих из наших людей, под руководством В. П. Савича, пойти туда и забросать ручей толстым слоем веток и стволов, что и было исполнено.

   7 июля мы решили непременно добраться до Машуры. От Кирганика всего 35 верст, а мы уже три дня потратили и все еще далеко не дошли. Кругом стоянки лес с большим процентом лиственниц; почва его вся состоит из веточек, хвои и березовых листьев, прикрытых более или менее чистой порослью вейника. Такая почва очень мало изменена гниением и вся сгораема; поэтому в лесах среднего течения р. Камчатки и установлен обычай особенно тщательно заливать костры при уходе со стоянок. Яма, вырытая в этом лесу на прогалине, показала, что дерновый слой имеет всего 13 см толщины; глубже супесь, постепенно переходящая в суглинок; на глубине 1 м 40 см встречена вязкая, мокрая, может быть даже мерзлая глина, в которую еще далее легко входит ручной бур, не встречая дна. Термометр Шукевича показал здесь уже на глубине 0,4 м всего 0,4°, что было самой низкой почвенной температурой, какая за оба лета наблюдалась на Камчатке.

   Выйдя со стоянки, мы, менее чем в версте, перешли топкий, заросший лесной ручей, выходящий во вчерашнее травяное болото; затем пошла грива, протянувшаяся параллельно берегу Камчатки, с очень густыми и чистыми ельниками, местами даже без примеси других деревьев, местами же ель, смешанная с березой, осиной и лиственницей. В более чистом ельнике густой, сплошной моховой покров с брусникой и различными теневыми растениями. Ель выходит местами и к берегу реки, который обрывист и подмыт водой; высота обрывов до 3 саж.

   Пройдя берегом Камчатки около 3 верст, путь поворачивает влево и вскоре после этого пересекает сначала одну, потом немного далее другую старицу Кимитиной. Обе они заросли осоковым болотом и очень мокры; во второй, на тропе, где поверхностный растительный покров уничтожен, вода местами достигала лошадям по шею. В стороне есть еще озерко. Самая тропа превращена здесь в глубокую канаву, обрамленную кочками. За протоками возвышенная, сухая площадь с зарослями жимолости, деревьями боярышника и ивами. Затем -- берег Кимитиной; река глубокая, быстрая, с иловатым дном и крепкими, хотя и низкими берегами, без галечников, похожая на завойкинскую Мутную, но гораздо больше ее. Сходство здесь в том, что русло реки вырыто в аллювии.

   Устье Кимитиной очень близко направо. Перед ним в русле ивняковый остров, разделяющий реку на два рукава. Камчатка кажется уже очень широкой; на ее правом берегу выделяется впереди крупная одинокая горка, мыс хребтика, сплошь одетого лесом.

   Мы легко переехали Кимитину на батах, лежавших у берега, но переплавить лошадей не сумели, так как они, переплыв реку за батом, упорно отворачивались от крутого левого берега назад и переплывали реку обратно. Пришлось послать И. Кайдалова вперед в Машуру на единственной переплавленной лошади за помощью, которая в лице двух человек явилась сравнительно очень скоро, и лошади были приплавлены как раз к узкому уступу берега, где и могли выбраться из воды.