Владимир. Боголюбово. Суздаль. Юрьев-Польской.

Дольше всего держатся владимирские традиции в народном искусстве, где в резьбе крестьянских изб живут в новых стилистических формах сказочные чудища и звери и цветут фантастические цветы, которые были увековечены в камне и живописи народными мастерами XII–XIII веков. Привязанность народа к образам владимиро-суздальского искусства лишний раз свидетельствует о его народных корнях.

Об этой теснейшей связи старого и нового, о нерушимой органической преемственности и развитии древнерусского искусства говорят и прошедшие перед нашими глазами многочисленные памятники Владимирской земли XVI–XVIII веков. Особенно ярко эта картина выражена в Суздале, где можно воочию ощутить многовековый творческий процесс, перекличку поколений народных мастеров, передающих с рук на руки свои достижения, непрерывно совершенствующих их и идущих пусть медленно, но неизменно вперед. Интерес виденного нами в Суздале особенно велик потому, что это памятники глухого городка, «отсталой художественной провинции» Русского государства, которые очень редко попадают в «большую» историю искусства, выявляющую генеральные линии его развития на важнейших памятниках крупных центров. Но при внимательном рассмотрении этих «уездных» памятников оказывается, что и здесь народ неустанно строит, украшает свой город, мастера изучают древние здания, используют их приемы в новых постройках, проявляют необычайную изобретательность в композиции и украшении по существу однотипных сооружений — храмов, — так что каждый из них хорош по- своему, а все вместе связаны в многосложном и прекрасном ансамбле города.

Художественное богатство древнерусской культуры многогранно. Мы могли осознать это, внимательно изучая прошедшие перед нами памятники семи столетий. Это богатство пленяет и в большом и в малом. О нем можно написать книгу. Скажем здесь о немногом.

Мы не раз говорили о значении традиции. Она не была результатом отвлеченной теоретической концепции. Сила традиции определялась условиями самого средневекового творчества, развивавшегося на базе освоения предшествующего опыта, освоения «образцов».

Уважение к труду предков, вдумчивое изучение и развитие наследства не порождало, однако, бездушного копирования и эклектизма. Напротив, древние мастера всегда вносили в свои постройки свое, новое и живое, отвечающее новым вкусам новых людей, счастливо избегая ремесленности и штампа. Рассматривая памятники древнего искусства Владимирской земли XII–XVIII веков, мы могли говорить о большей или меньшей одаренности мастера, но никогда не имели оснований сказать, что тот или иной мастер не художник. Это тем более удивительно, что творчество зодчих вращалось в кругу ограниченного количества типов построек или живописных композиций и было крепко связано каноническими нормами господствующей феодальной идеологии.

«Подводя итоги всему, что сделано Россией в области искусства, — писал И. Э. Грабарь, — приходишь к выводу, что это по преимуществу страна зодчих». В справедливости этого мудрого определения убеждает все виденное нами. Прежде всего это сказалось в сложнейшей области архитектурного творчества — градостроительстве. На примере Суздаля и Владимира мы могли не раз наблюдать, как любовно и вдумчиво из поколения в поколение развивали древнерусские зодчие величественные панорамы городов, как, возводя новые постройки, они чутко улавливали ритм и масштабы зданий, созданных их отцами и дедами, гармонию земного рельефа и ландшафта, так что и теперь эти даже фрагментарно уцелевшие древние ансамбли поражают своей целостностью и кажутся нам творением одного зодчего, возраст которого исчисляется столетиями. С этим широким пониманием градостроительных задач и взаимодействия здания с ансамблем и природой были связаны важнейшие особенности древнерусской архитектуры.

Полихромия монументальных зданий была средством их выделения из среды рядовой деревянной застройки города. Позолоченные верхи храмов и дворцов играли в лучах солнца и посылали свои слепящие рефлексы в далекие просторы, усиливали роль здания в широком ландшафте, его пространственное звучание. Высокие шатры колоколен с их оконцами-слухами служили не только акустическим целям — резонации звона, но прежде всего формировали и определяли силуэт города, или, как говорил летописец, — «величество града украшаху». Они выделяли его из среды природы. Понимание этих задач влекло русских зодчих к разработке нарядных и динамичных верхов храмов с их причудливыми главами или целыми соцветиями таких глав, с живописной композицией венчающих частей. Благодаря всему этому даже лежащий на небольшой возвышенности Суздаль мы увидели как некий неясный, но захватывающий мысль сказочный мираж за много километров пути. В этой широте пространственного звучания древнерусское зодчество уподоблялось русскому колокольному звону, который был титанической древней музыкой, пронизывавшей своими поющими волнами недоступные глазу дали. И здесь сказалось мудрое активное начало древнерусской художественной мысли: архитектура, город — владели пространством, подчиняли его себе, входили действенным и органическим слагаемым в чудесный и задушевный пейзаж родной земли. Поэтому уроженец владимирского края — русский поэт XIII века — обратил к своей Родине проникновенные слова глубокой любви и восхищения ее красотой:

«Городы великие», виденные нами, до краев наполнены «многими красотами», созданными русским народом, в этом и заключается для нас их подлинное величие. Памятники древнего искусства — драгоценные документы многовековой художественной культуры народа. Они объявлены «неприкосновенным всенародным достоянием» и находятся под охраной социалистического государства. «. . мы храним … — писал А. В. Луначарский, — не чудесную усопшую красавицу — мы храним действенное сокровище, представляющееся каким-то скопищем золотых зерен, которые должны дать всходы сторицей в уме и сердце масс. .». Такими скопищами золотых зерен являются и наши древнерусские города, еще сохранившие многие памятники, воспитывающие и оттачивающие наш художественный вкус, нашу гордость великим русским народом, его могучим и неиссякаемым талантом, нашу любовь к родной земле, к России.

Литература

Н. П. Кондаков и И. Толстой, Русские древности в памятниках искусства, вып. VI, Спб., 1899.

А. Бобринский, Резной камень в России, вып. I, М., 1916.

A. Анисимов, Домонгольский период древнерусской живописи. — «Вопросы реставрации», т. II, М., 1928.

F. Halle, Russische Romanic, Die Bauplastik von Wladimir, Susdal Berlin, 1929.

История русского искусства, т. I, М., 1953; т. Ill, М., 1955.

История русской архитектуры, М., 1956, стр. 87-268.

Н. Н. Воронин, Зодчество северо-восточной Руси XII–XV веков, т. I, XII столетие, М., 1961; т. II, XIII–XV столетия. М., 1962.

N. N. Wo го n i n, wladimir. bogoljubowo. susdal. Juriev-Polskoi, Leipzig, ‹1962).

B. И. Антонова и Н. Е. Мнева, Государственная Третьяковская галерея. Каталог древнерусской живописи, т. I, II, М., 1963.

И. Дмитриевский, О начале Владимира, что на Клязьме, Спб., 1802.

В, Срутовский, Краткий отчет о реставрации владимирского Успенского собора. — «Древности» (Труды Московского археологического обществаV т. XVI, М., 1900, стр. 1-41.

В. Косатки н, Димитриевский собор во Владимире, Владимир, 1914.