Боже, спаси Францию! Наблюдая за парижанами

— Что? — заспанным голосом переспросил месье Лассе. Так же, как и я, он был безжалостно вырван из глубокого сна. — Охотники? Может быть, они подумали, что сегодня дом пустует?

— Нет, нет! Один мужчина смотрит мое спальное окно, — возразил я, перейдя на французский, не осложненный какими-либо грамматическими конструкциями.

— Я сейчас позвоню месье Ожему, и он велит им уйти, — сказал Лассе со спокойствием, присущим исключительно человеку, которому не грозят вооруженные головорезы.

Я решил рискнуть и на секунду выглянул в окно. Рэмбо никуда не исчез, но теперь в его руках я увидел нож, который в большинстве стран мира приняли бы за меч. Вряд ли старикашка фермер способен запугать такого…

— Я совсем не уверен, что месье Ожем справится. Вы сами можете приехать сюда, пожалуйста? И побыстрее.

— Я выезжаю tout de suite. [124]— Рассерженный голос месье Лассе в эту минуту порадовал меня, как ничто другое.

Я повесил трубку и в тот же момент услышал какое-то шипение. Возможно, это одна из шин «пежо» Элоди испускает последний дух, пронзенная острым лезвием охотничьего ножа…

Откровенно говоря, к тому времени я был уже изрядно напуган. Исползав весь дом на четвереньках, я запер все двери, понимая, что охотники с боевым настроем могут проникнуть внутрь, обходительно постучав в окно ружейным прикладом.

Потом я подполз к камину и залез внутрь — в его широком и темном отверстии можно было укрыться, даже не заставляя окно креслом, что я, в принципе, и так уже сделал.

Как хорошо, что вчера я разводил огонь и остатки тепла, исходившего от ужасающего вида углей, слегка уменьшали количество бегающих по мне мурашек. На мне были только футболка и трусы.

Скрючившись в камине, я слышал долетавший смех триумфаторов. Должно быть, такой же смех слышали мусульмане в Боснии за секунды до того, как военизированные силы ворвались в их дома и вытащили все мужское население.

Раздался выстрел и звон стекла, еще выстрел и то, что я принял за удары свинцовой дроби по стенам дома.

Потом раздался стук в дверь. Лассе!

Я выбрался из камина, перебежкой очутился в коридоре и одним махом распахнул дверь.

Передо мной стоял человек с неимоверными усами и багровым носом, как у алкоголика. Рэмбо.

Мне и в голову не могло прийти, что они постучат в дверь. Да он еще и психолог, этот Рэмбо!

Моя и без того уже сморщившаяся мошонка сжалась еще больше за те секунды, что мы пристально изучали друг друга. Ружье у Рэмбо висело за спиной, нож был спрятан в кожух, но его вид по-прежнему наводил на меня страх, особенно если вспомнить, что неподалеку пасется стадо его дружков.

—  Bonjour, — сказал он.

Я ответил тем же, с готовностью демонстрируя вежливость по отношению к группе вооруженных джентльменов.

— Ça va? [125]— спросил он.

—  Oui, et vous? [126]— Создавалось впечатление, что я болтаю с кем-то из сослуживцев, поднимаясь в лифте. Не считая того, что сослуживцы были при оружии.

— Собираешься купить этот дом? — Мужчина обратился ко мне на «ты», а эта форма принята по отношению к друзьям, родственникам, детям, животным и представителям иной расы, которую ты не уважаешь.

— Еще не знаю. Думаешь, хорошая мысль?

Он рассмеялся, окутав меня алкогольными парами. Если бы я поднес к его рту зажженную спичку, у него были бы все шансы выйти на орбиту.

— Знай, если ты купишь дом, у нас есть законный доступ ко всему здесь, и мы можем охотиться в этом месте, когда нам вздумается. — Он говорил медленно, стараясь контролировать свой говор, чтобы до меня дошло значение каждого произнесенного им слова.

— Даже в моей спальне?

Он снова заржал, многозначительно посмотрев на мои голые ноги.

— Ты дружок Мартена? — Он пытался задеть мое мужское достоинство, но смысла реагировать не было никакого.

— Жан-Мари Мартен? Он мой босс. А что?

— Если ты будешь брать дом, собираешься продлевать все существующие договоренности?

— Договоренности? Какие?

— Ну, например, со стариком Ожемом.

— А! Кукуруза?

— Ну, допустим. — Мужчина медленно закивал, словно поздравляя меня с тем, что моим бедным мозгам оказалась под силу сверхсложная комбинация. — Никто и никогда не пытался противостоять этому. Они позакрывали заводы и пытались загнать нас в дерьмо. Они ведь все горожане, а мы простые фермеры, пытающиеся хоть как-то выжить. И жандармы знают, что им же лучше будет, если они поддержат нас. — Он улыбнулся своей наводящей ужас улыбкой. Выходит, вся эта канитель только из-за того, что я случайно увидел, как этот старый урод сажает генномодифицированные культуры?!

— Ты сказал о договоренностях с месье Мартеном. А почему именно с ним?

— Это ведь его дом? — Судя по выражению лица Рэмбо, предполагалась, что мне это уже известно. Он был прав. Мне и правда давно пора было знать об этом. Но на моем promesse de venteв качестве продавца был указан кто-то из местных.

— Это его дом?.. Merde!

Охотник расплылся в улыбке, и напряжение слегка спало. Он обернулся подмигнуть одному из своих собратьев по оружию. Произнося магическое слово «merde», ты как бы говоришь: «Я свой», и это действует как бальзам даже на самых ожесточившихся французов.

— Если это его дом, — сказал я, — то нет, я не беру его.

Меня вдруг осенила мысль, что надо бы этих ребят попросить спалить его и таким образом помочь мне отвертеться от подписанного договора, но я не успел. Довольные успехом примененной тактики запугивания охотники уже заспешили прочь.

Вдруг Рэмбо обернулся и улыбнулся мне.

— Хороших выходных, — пожелал он на прощание.

Возможно, в былые времена палачи говорили «Хорошо провести время на гильотине», перед тем как обезглавить человека.

— Нет, нет, этот дом не принадлежит месье Мартену, — спустя полчаса убеждал меня Лассе. Но я не верил ему. — Он пожертвовал его настоящему владельцу, который приходится ему кузеном, но тот решил продать дом.

— Значит, Жан-Мари не получит ни евро от этой покупки?

Лассе замялся, прежде чем сказать «нет», но его смятение было слишком очевидным.

Я сидел, откинувшись в кресле, которое совсем недавно закрывало меня от взоров охотников. Поленья трещали в камине, служившем мне убежищем, и наполняли небольшую гостиную тонким ароматом.

Я смотрел Лассе прямо в глаза и изумленно покачивал головой. Все это казалось невероятным. Неудивительно, что меня могли провести вокруг пальца. Как выяснилось позже, Жан-Мари обдурил все министерство сельского хозяйства. Будучи французскимполитиком, он с успехом овладел навыками лицемерных игр на уровне мирового класса. Практически все население Франции поверило пацифистским лозунгам президента Французской Республики в связи с надвигающейся войной в Ираке. И все это несмотря на то, что некоторые источники уверяли, что главой государства движут подписанные с Саддамом контракты на поставку нефти.

Меня совершенно не трогала мысль, что Жан-Мари принял меня за простофилю. И я не виню французский народ за то, что он с готовностью проглатывает все, что ему подсунут. Какая может быть вина в том, что нас дурят темные дельцы? — такое случается со всеми.

Что мне казалось немыслимым, так это то, что Жан-Мари хотел провернуть все это дельце со мной. Почему бы просто не выставить дом на открытый рынок? За такую низкую цену его все равно кто-нибудь да купил бы, разве нет?

Нет разве?

— Месье Лассе, у меня к вам очень серьезный вопрос.

Он слегка заерзал в кресле, и мне показалось, что я уловил в его движениях попытку буквально на физическом уровне создавать впечатление честного человека. Широко распахнутые глаза, определенный наклон головы…

— Есть какие-то трудности, связанные с продажей этого дома? — спросил я. — Какая-то скрытая проблема, в силу которой никто не хочет его покупать?