Предела нет

— Рабочим, что ли, устроился там?

— Он инспектировал все подземные заводы в Австрии! Прибыл туда под видом личного представителя Геринга.

— Рассказывают… — Храп водителя помешал разобрать слова.

— И опять ничего похожего! Наш он, красноярский! Мне и деревню называли, откуда он, только вылетело сейчас из головы.

Еще несколько слов не расслышал гвардии майор. Потом:

— Ну конечно! Силищи медвежьей, неимоверной. И ростом великан!

Даже великан! Гвардии майору вспомнился худой, невысокого роста, измученный до предела седой человек, который, подняв руку, остановил его самоходки на шоссе перед рекой Эннс.

Он хотел было вмешаться в разговор соседей, сделал даже движение, чтобы вылезти из машины, но раздумал.

Творится на глазах фронтовая легенда…

(Окончание письма бывшего командира отдельного гвардейского дивизиона самоходных орудий бывшему командиру отряда разведки)

«…и внешне, как видите, представал в их воображении великаном, богатырем, хотя то, что с ним произошло в действительности, может, несомненно, затмить любой вымысел.

Я получил некоторое представление об этом еще 8 мая, когда вез Вашего разведчика из Штернбурга в штаб своей войсковой части. (Тов. Колесников в категорической форме потребовал, чтобы его доставили сначала туда, а потом уже в госпиталь. Правда, первую помощь ему оказал наш фельдшер.)

По дороге он несколько раз впадал в беспамятство из-за крайнего истощения и, видимо, боясь, что мы не успеем довезти его в штаб живым, вкратце, в довольно беспорядочной форме сообщил мне — для последующей передачи — все, что касалось этого нового отравляющего газа, действовавшего непосредственно на рассудок людей.

Мне все же удалось довезти Вашего разведчика до штаба. Там он пробыл недолго, и на моих глазах его увезли в полевой госпиталь, а я после этого вернулся в Штернбург.

Спустя несколько дней, к общему нашему сожалению, стало известно, что из полевого госпиталя тов. Колесников был отправлен на самолете в Москву, в специализированный госпиталь, но вскоре по прибытии туда умер.

Думаю, что иначе оно и не могло быть. Судя по тому, как он выглядел, Вашему разведчику пришлось слишком много перенести в плену. Нервная система его была вконец истощена.

Некоторым утешением для Вас, как его друга и бывшего командира, может, вероятно, служить то, что о нем не устают вспоминать до сих пор в наших войсках, и он, таким образом, продолжает как бы оставаться в строю — даже мертвый!..»

ЭПИЛОГ

Колесников против Бельчке

«…тогда же отправил Вам ответное письмо с благодарностью за чрезвычайно обстоятельное описание интересовавших меня событий 8 мая 1945 года.

Сейчас, разыскав Ваш новый адрес, спешу в свою очередь сообщить известие, которое, несомненно. Вас обрадует: подобранный Вами на шоссе разведчик Колесников жив! Только что я вернулся из поездки к нему. (Вам он напишет на днях, а пока передает через меня самый сердечный привет.)

Не примите лишь это за претензию, однако получилось так, что письмо Ваше (от 17 июля 1945 года, с описанием событий на шоссе) в какой-то степени меня дезориентировало — при всей своей обстоятельности, вернее, именно благодаря этой обстоятельности. Вы протянули цепочку фактов, последовательно (по часам и минутам) сменявших друг друга, и все они были, безусловно, достоверны до мельчайших деталей, кроме последнего факта — смерти Колесникова. Насчет этого Вы были неправильно информированы. Но мне, сами понимаете, и в голову не пришло проверить Вас.

В данном случае отчасти извиняет меня еще и то, что сразу же после выздоровления я получил назначение на службу за границей и отсутствовал несколько лет.

По возвращении на Родину, как Вы догадываетесь, первым моим побуждением было возобновить связь со своими разведчиками. Все они к тому времени демобилизовались и жили в разных городах Советского Союза. Между нами завязалась оживленная переписка.

Можете представить мое изумление, когда один из разведчиков вскользь упомянул о том, что Колесников, по его сведениям, жив и ныне находится на Урале.

Сначала я не поверил. Но во время очередной своей командировки в Москву все же пошел в Управление кадров Министерства обороны и навел справки.

Да, В.Колесников жив. Местопребывание — Урал. Город? Медногорск.

Немедленно же я послал Колесникову авиаписьмо. Никакого ответа. Второе письмо! То же самое. Осердясь, я бабахнул телеграмму из тридцати слов! Молчание гробовое!

Как раз, очень кстати, подошел мой отпуск. Я быстро собрался и вылетел в этот город Медногорск…»

По дороге его осаждали мрачные опасения.

Что с Виктором? Каков он теперь? Почему не ответил на два письма и телеграмму, хотя всюду было подписано «батя»? Почему не переписывается ни с кем из фронтовых товарищей, вообще не подает вестей о себе? Залег, стало быть, как медведь в свое логово, и погрузился в спячку? Но это совсем не в его характере.

Возможное объяснение: Виктор — инвалид и лишен возможности общаться с внешним миром.

Бывший командир разведчиков знал одного храбреца, который прошел всю войну без единой царапины. Война кончилась, он был демобилизован. И вот — несчастный случай на рыбалке: взорвалась мина, лежавшая на грунте. Герой, побывавший в самых опасных переделках, потерял, уже после войны, зрение и кисти рук!

И все же, ослепший, безрукий, он продолжает жить. Диктует навещающим его пионерам свои фронтовые воспоминания, иногда выступает по радио. Воля его не сломлена, рассудок не поколеблен.

Страшнее всего, конечно, потерять рассудок. Погрузиться в вечные сумерки, в лабиринт пугающих кошмаров без надежды выбраться оттуда…

Не произошло ли это с Колосниковым?

Его подвергали в плену воздействию какого-то отравленного ветра, старались свести с ума. Там, в плену, рассудок его устоял. Но по возвращении из плена?.. Все, что происходило с Колесниковым под конец войны, можно сравнить с тяжелой контузией. А контузия — это мина замедленного действия.

Вывший командир разведчиков боялся, что в Медногорске его встретит не Колесников, а тень Колесникова, трясущийся, согбенный, с мутным взглядом и отвисшей нижней губой человек.

Но законы фронтового братства обязывают. Во что бы то ни стало нужно повидаться с Виктором. Ведь он, быть может, нуждается в помощи…

— Не знаете ли вы такого Колесникова? — спросил бывший командир разведчиков у администратора гостиницы, получив ключ от номера. — В Медногорске у вас поселился вскоре после войны.

— Колесников? — Администратор вопросительно взглянул на горничную, стоявшую у его конторки. — Наверное, Колесникова, вы ошиблись? Ну кто же не знает ее в городе! Главный врач больницы. Невропатолог. К нашей Колесниковой больные приезжают за советом со всего Урала, — добавил он с гордостью.

— Может, это муж ее. Колесников, — предположила горничная.

Вот как обернулось все после войны! Бывшего фронтовика знают в городе Медногорске только как мужа своей жены…

Одноэтажный домик Колосниковых стоял в обрамлении фруктовых садов на пригорке. Отсюда хорошо просматривалась река внизу. Леса подступили к городу вплотную.

Бывший командир разведчиков постучал в дверь… Молчание. Все ушли? Ну что ж, подождем.

Он присел на скамейку перед домом.

Вскоре один из хозяев появился из-под горы, предваряя о себе веселым и мелодичным, поистине художественным свистом.

Свист оборвался. Посетитель был замечен. Посреди палисадника стоял и смотрел на него худощавый белоголовый мальчик лет одиннадцати. В одной руке у пего был бидон из-под молока, локтем другой он придерживал буханку хлеба, ухитряясь при этом еще и щелкать себя прутиком по ноге.