Собрание сочинений, том 5. Белая перчатка. В дебрях Борнео. В поисках белого бизона.

Это был Скэрти!

Это открытие больно задело его.

– Он, по-видимому, подстерегал, когда она пройдет. Ведь не зря же он прятался за деревьями! Что мне делать? Поскакать туда? Ведь опасно оставлять ее наедине с ним. Мерзавец! – вскричал он, приподнявшись на стременах и грозя кулаком в спину капитана кирасиров. – Если только я узнаю, что ты посмел оскорбить ее словом или взглядом, я разделаюсь с тобой не так, как вчера, а много хуже! Какое ужасное зрелище! – бормотал он, глядя вслед удаляющейся паре. – Волк рядом с овечкой!.. Но что это? Он нагибается к ней, и она поворачивает к нему голову и, кажется, довольна? Боже мой! Возможно ли это?

Не помня себя, он схватился за рукоятку меча и пришпорил коня.

Умное животное повернуло обратно к усадьбе, но Голтспер остановил его на всем скаку.

– Я верно, с ума сошел, – пробормотал он, – а ты также, Хьюберт! Что она подумала бы обо мне? И что я могу сказать, когда появлюсь перед ней? Нет, это немыслимо! Но если я прав, тогда, значит, я напрасно испытывал угрызения совести, напрасно винил себя... Вот они уже подходят к мосту. Она обгоняет его, бежит от него... Вот она уже завернула к дому... Он стоит один. Он, видимо, не ожидал, что она убежит! О, Марион, если я оскорбил тебя подозрением, то лишь потому, что я обезумел от любви! Прости, прости! Я больше никогда не позволю себе следить за тобой!

С этими словами Голтспер повернул коня, и, не оборачиваясь, поскакал к воротам.

Выехав на большую дорогу, он помчался во весь опор. Доехав до места, откуда начиналась тропа на Каменную Балку, он остановил коня посреди дороги, и вместо того чтобы свернуть на нее, в нерешительности опустил поводья.

Взглянув на небо, просвечивающее сквозь зеленый свод деревьев, он увидел, что на нем все еще догорают багровые отсветы заката, а на потемневшей синеве на востоке четко выступает тонкий серп месяца.

– Не стоит, пожалуй, и ехать домой, – пробормотал он, вынимая часы и поднося их к глазам. – Как быстро пролетел этот сладостный час! Скоро все уже должны собраться. Если я поеду не спеша, я буду там как раз вовремя, и ты, Хьюберт, получишь ужин в конюшне «Головы сарацина»... Вон женская фигура в окне! Ах, это Марион!

Это восклицание вырвалось у него, когда он, повернув голову в сторону бэлстродского парка, увидел между верхушками каштанов освещенные окна усадьбы. Взгляд его был прикован к окну в верхнем этаже, где между раздвинутыми занавесями, ярко освещенная горевшей в комнате лампой, отчетливо выступала женская фигура. Она была слишком далеко, чтобы ее можно было разглядеть, но в ее величественных и строгих очертаниях Голтспер безошибочно угадал Марион Уэд.

Он долго смотрел на нее с улыбкой, потом глубоко вздохнул, тронул поводьями Хьюберта и медленно двинулся вперед.

Вскоре он подъехал к заброшенной хижине на Джеррет Хис; месяц ярко освещал полуразвалившуюся лачугу – место засады Грегори Гарта. Но теперь здесь уже не было ни его, ни его верных пособников; исчезли даже шесты, на которых они держались, и трудно было представить себе эту свирепую шайку, пугавшую путешественника, остановленного грозным окриком атамана: «Стой! Руки вверх!»

Голтспер, вспомнив свое ночное приключение, остановил коня, откинулся в седле и громко расхохотался.

Хьюберт весело заржал, словно отвечая ему. Может быть, ему тоже было смешно? Но внезапно оба смолкли...

В ответ на ржание Хьюберта послышалось громкое заливистое ржание не одной, а нескольких лошадей.

Голтспер, сразу насторожившись, придержал коня и прислушался. Ржание доносилось откуда-то со стороны Красного Холма, а за ним вскоре послышался громкий стук копыт и звон доспехов.

– Конный отряд! – прошептал Голтспер. – Должно быть, это кирасиры Скэрти возвращаются из Эксбриджа. Ну, Хьюберт, спрячемся скорей, чтобы они нас не увидели!

И он легким движением уздечки направил коня в высокие заросли позади хижины.

Топот коней и звон оружия раздавались уже совсем близко; слышались грубые голоса, смех, и наконец всадники вынырнули из-за деревьев и выехали на открытую полянку перед хижиной.

Их было семеро – один впереди, остальные за ним по двое. Первый был в офицерском мундире, остальные – солдаты.

Поравнявшись с хижиной, командир круто осадил коня; за ним остановились и солдаты.

– Сержант! – окликнул командир отряда, обернувшись к следовавшему за ним коннику. – А не то ли это место, где ограбили королевского курьера? Смотрите, вот развалившаяся лачуга, о которой он говорил. Наверно, это и есть Джеррет Хис. Как вы думаете?

– Похоже, что так, господин капитан, – ответил сержант, – ничего другого быть не может. Мы проехали от Эксбриджа добрых четыре мили, и отсюда, должно быть, уже рукой подать до Бэлстрод Парка. Значит, это и есть Джеррет Хис.

– Жаль, что эти мошенники не показываются сегодня! Дорого бы я дал, чтобы привести их с собой, связанных по рукам и ногам! Все-таки это хоть немножко утешило бы беднягу Канлиффа, которого они так обобрали! Подумать только, оставили в одних чулках! Ха-ха-ха! Хотелось бы мне посмотреть на эту картину: придворный франт в одних чулках – в лунном свете! Ха-ха-ха! Мне кажется, я слышал где-то неподалеку ржание лошади, – продолжал он. – Если бы эти грабители не были бездомными бродягами, мы, может быть, и застали бы их здесь.

– Вы забыли, господин капитан, – заметил сержант, – ведь у господина Канлиффа отобрали лошадь. Может, этот разбойничий атаман теперь уже не бродит, а разъезжает верхом.

– Да нет! – отвечал офицер. – Наверно, это ржала какая-нибудь крестьянская кляча, которую пустили пастись ночью в поле. Ну, едем! Мы и так потеряли здесь слишком много времени. Если это Джеррет Хис, так мы вот-вот должны быть на месте. Вперед!

И командир со своим отрядом помчался во весь опор по дороге. А Генри Голтспер, притаившийся в тени за деревьями, проводил их презрительным смехом, потонувшим в топоте коней и бряцании оружия.

– Еще один королевский курьер к Скэрти! – пробормотал он, выезжая на дорогу. – С повторной грамотой! Ха-ха! Его королевскому величеству, видно, не терпится, чтобы ее вручили. На этот раз он решил принять экстренные меры – эскорт из шести солдат. А все-таки, несмотря на это, достаточно мне было бы кашлянуть разок погромче, и, как бы ни бахвалился их командир, они мигом прыснули бы отсюда, не стали бы здесь прохлаждаться! Вся эта зазнавшаяся королевская челядь, «кавалеры», как они себя называют, – самые ничтожные трусы, храбры только на словах. Ах, скоро ли настанет тот час, когда англичане поймут наконец, что права надо отстаивать мечом – единственный способ, которым их можно добыть! Тогда, надо надеяться, все эти хвастуны полетят вон и будут выметены, как сор, защитниками свободы! Дай Бог, чтобы этот час настал поскорее! Вперед, Хьюберт! Надо поторопиться!

Хьюберт повиновался легкому знаку, взвился с места и плавным галопом помчался по дороге к Красному Холму, а потом вниз по отлогому склону и по широким зеленым колнским лугам.

Глава XXX. «ГОЛОВА САРАЦИНА»

Харчевня «Голова сарацина» стояла в полумиле от реки Колн и точно на таком же расстоянии от окраины Эксбриджа. Чтобы попасть в харчевню, надо было переехать через реку по высокому старинному мосту.

«Голова сарацина» стояла на проезжей дороге и была такой же давности, как и мост; возможно, что она существовала со времени крестовых походов, отчего и получила свое странное название.

Это была та самая харчевня, где Скэрти со своими кирасирами остановился на ночлег накануне своего появления в Бэлстрод Парке. Впоследствии ее стали называть «Головой королевы» – название, которое она сохранила и до наших дней. Это новое название, появившееся на вывеске, было делом рук не честного сакса Бонифаса, содержавшего харчевню в дни царствования Карла Первого [21], но разодетого в шелк и бархат богатого владельца, наследовавшего ему в подлые дни Реставрации [22].