Тур Хейердал. Биография. Книга I. Человек и океан

Когда-то в деревне Теи Тетуа бурлила жизнь, у него было двенадцать жен, и он правил четырьмя родами. Но после того, как пришли двойные люди, все его подданные умерли один за другим. «Двойные люди» — так Теи Тетуа называл белых, потому что они носили головные уборы: когда двойные люди снимали шляпы, под ними оказывались головы. Двойные люди носили обувь, и когда они ее снимали, выяснялось, что у них есть «вторые» ноги. А когда они снимали одежду, показывалось новое тело. Но у них было не только второе тело внутри тела. К сожалению, они принесли с собой лихорадку. Пока не пришли двойные люди, никто в долине не умирал от болезней, — так, во всяком случае, считал Теи Тетуа.

Он был очень стар, так стар, что жители острова по ту сторону гор уже начали причислять его к предкам. На это у них имелось полное право, поскольку Теи Тетуа был единственным жителем острова, который ел человечину. Он был последним каннибалом Фату-Хивы.

«Люди по вкусу похожи на сладкий картофель», — рассказывал он. Они обычно заворачивали человеческое мясо в банановые листья и запекали между горячих камней — так же, как готовят свинину. «Лучшие кусочки, — рассказывал Теи Тетуа с улыбкой, — это внутренняя часть руки молодых женщин».

Лив содрогнулась.

Как и многие другие местные обычаи, каннибализм исчез после появления на тихоокеанских островах миссионеров. На Фату-Хиве последняя трапеза с блюдами из человечины состоялась где-то в конце XIX века ^{184}, когда Теи Тетуа был еще молод. Среди ученых шли споры о том, насколько было распространено людоедство. Однако ясно, что оно не было всеобщим, — традиционно каннибализма придерживались только вожди и воины, и поедали они, в принципе, только врагов. Это помогало утолить жажду мести; еще более важную роль в сохранении людоедства играло представление о том, что поедание мяса врага придает победителям магическую силу и наносит вред вражескому племени. Случалось также, что людоедство происходило по нужде. Перенаселенность маленьких островов — не редкий феномен, к тому же случались неурожаи.

Воины считали, сколько людей они убили и затем съели, делая пометки на своем оружии. С появлением каждой новой метки рос статус воина. Каннибализм также был своеобразным религиозным обрядом, начало которому положили сами боги ^{185}. Выполняя ритуал, пленника сначала волокли в святилище и убивали там в качестве жертвы богам, а затем уже он отправлялся в котел.

Во время своих путешествий Джеймс Кук наблюдал каннибализм у маори в Новой Зеландии, полинезийцев в Тихом океане и индейцев на западном побережье Северной Америки ^{186}. Однажды он стал свидетелем того, как маори содрали, поджарили и съели мясо с головы пятнадцатилетнего мальчика, и совершенно естественно выразил отвращение по поводу такой бесчеловечной жестокости. Кук писал, что, судя по всему, этот обычай передается по наследству со времени сотворения мира. Пока жизнь маори не основывается на христианских ценностях, считал Кук, отвратить их от этого варварства будет трудно. История показала, что в этой части он оказался прав; кстати, кое-кто из миссионеров тоже попал в кастрюлю, прежде чем христианство победило. В общем, именно католицизм отвратил Теи Тетуа и его друзей от людоедства.

Вскоре Тур и Лив перебрались в новый дом на сваях на берегу. После всех неприятностей они переживали достаточно приятные времена. Здесь хорошо дышалось, и совершенно не было комаров. Часами они могли сидеть в тишине и смотреть на море, наблюдая, как ветер гонит волны к берегу.

— Странно, — сказала однажды Лив, — странно, что такого прибоя никогда не было на той стороне острова.

Вечерами Тетуа часто приглашал их в гости. Обычно ели свинину, которая была неотъемлемой частью здешнего меню. Приемную дочь Теи звали Тахиа-Момо, ей было одиннадцать-двенадцать лет. Она обнимала Лив с такой нежностью, будто узнавала в ней свою мать.

Однажды вечером, пока костер разгорался, Теи Тетуа начал петь. Его длинная песня была об истории сотворения мира, Теи слышал ее от своего отца, а тот — от своего. Тики, бог людей, жил на небесах, он сотворил землю. Он сотворил воду, рыб, птиц и фрукты. Тики создал свиней и, наконец, он сотворил людей.

— Ты веришь в Тики? — спросил Тур.

Теи Тетуа посмотрел на него.

— Я католик. Но я верю в Тики, — ответил он. — Тики и Иегова — одно и то же ^{187}.

Когда пришли миссионеры, Теи Тетуа и его народ посчитали, что они, когда рассказывают о своем Боге, говорят именно о Тики. То, что миссионеры называли Тики другим именем, было не более удивительно, чем то, что у них имелись другие слова для камня, который Теи Тетуа называл kaha, или костра, который для него был ahi.

Тур сказал, что у предков Тетуа, наверное, было много богов, а не один только Тики.

— Ну да, — сказал Тетуа, — выдающиеся вожди становились богами, когда умирали. Но Тики был единственным создателем. Это Тики привел его предков через море на острова.

Тур навострил уши.

— Откуда?

— С востока ^{188}.

Старик не покидал свой маленький мирок на подветренной стороне Фату-Хивы. Всего два раза в своей жизни он бывал в деревне по ту сторону гор. Там он посетил церковь и видел, что христиане изображают Иегову так же, как его собственные жрецы вырезают Тики из камня. Наряду с Терииероо и Тераи, Теи Тетуа был самым что ни есть настоящим полинезийцем из всех, с кем Туру довелось познакомиться близко. И вот именно он сказал, что его предки пришли из большой страны на востоке — оттуда, где встает солнце. У Теи Тетуа, в отличие от Хенри Ли, не было фотографий каменных статуй по ту сторону океана. Зато он хранил легенду своего народа, облеченную в историю сотворения мира.

Хенри Ли рассказывал Туру о живущих на Хива-Оа стариках, утверждающих, что их корни на востоке. О том же Тур прочитал у Эдварда С. Крэйгхилла Хэнди, американского этнолога, который в 1930-х гг. издал много книг о культуре туземцев Маркизских островов. Хэнди ссылался на одно предание, передававшееся из поколение в поколение. Предание утверждало, что однажды мужчины, женщины и дети, жившие на Хива-Оа, ступили на борт большого судна и отправились на поиск земли предков. Они добрались до цели, и некоторые остались на земле предков, а остальные вернулись. В 1933 году немецкий этнограф Карл фон ден Штайнен опубликовал книгу о мифах Маркизских островов, в которой с удивлением писал о том, что туземцы говорят о земле на востоке ^{189}.

«Теперь была моя очередь собирать такие же сведения — на Фату-Хиве, где еще никто не был», — писал Тур Хейердал ^{190}.

Рыба на камне, статуи на Хива-Оа, а теперь — легенда, живое предание, услышанное от Теи Тетуа. Есть ли тут связь?

Переполняемый мыслями, Тур упал в кровать. Но прежде чем заснуть, он добавил еще одно звено к этой цепочке загадок. Когда он готовился к путешествию в Норвегии, он тщательно изучил вышедший в свет в 1931–1935 годах трехтомник американского ботаника Фореста Брауна, посвященный полинезийской флоре. В то время его еще не интересовали пути миграции в Тихом океане. Он читал Брауна преимущественно с целью узнать побольше о съедобных растениях в Полинезии, поскольку они с Лив надеялись жить тем, что дает природа. Но сейчас, лежа и слушая постоянный шум прибоя, он вдруг понял, что Браун сделал нечто большее, чем просто описание флоры. Если он сам прибыл на Фату-Хиву, чтобы изучать происхождение местной фауны, то американец задавался тем же вопросом относительно флоры.