Дунайский лоцман

Как сказано, печать хорошо отозвалась о назначении Драгоша. Публика тоже одобрила его единодушно.

В большой зале «Свидания рыболовов» новость приняли крайне лестным образом.

— Нельзя было лучше выбрать, — утверждал в тот момент, когда в кабачке зажглась лампа, господин Иветозар, обладатель второго приза по весу рыбы на только что закончившемся конкурсе. — Я знаю Драгоша. Это — человек.

— И искусный человек, — добавил президент Миклеско.

— Пожелаем, — вскричал кроат с трудно произносимым именем Серб, владелец красильни в предместьях Вены, — чтобы ему удалось оздоровить берега реки! Жизнь здесь стала прямо невозможной!

— У Карла Драгоша сильный противник, — сказал немец Вебер, покачивая головой. — Посмотрим его за работой.

— За работой!.. — вскричал господин Иветозар. — Он уже за ней, будьте спокойны!

— Конечно, — поддержал господин Миклеско. — Не в духе Карла Драгоша терять время. Если его назначение произошло четыре дня назад, как утверждают газеты, то он, по крайней мере, уже три дня делает свое дело.

— С чего бы ему начать? — спросил господин Писсеа, румын, самой своей фамилией [1] предназначенный стать рыболовом. — На его месте, признаюсь, я был бы в крайнем затруднении.

— Потому вас и не поставили на его место, мой дорогой, — благодушно заметил серб. — Будьте уверены, что Драгош не затруднится. А уж докладывать вам свой план, это извините. Быть может, он направился в Белград, быть может, остался в Будапеште… Если только не предпочел явиться как раз сюда, в Зигмаринген, и если его нет в этот момент среди нас в «Свидании рыболовов»!

Это предположение вызвало бурный взрыв веселья.

— Среди нас! — вскричал Вебер. — Вы смеетесь над нами, Михаил Михайлович! Зачем он явится сюда, где на людской памяти никогда не совершалось ни малейшего преступления?.

— Гм! — возразил Михаил Михайлович. — А может, для того, чтобы присутствовать послезавтра при отправлении Илиа Бруша. Может, он его интересует, этот человек… Если только Илиа Бруш и Карл Драгош не одно лицо.

— Как это, одно лицо! — закричали со всех сторон. — Что вы под этим подразумеваете?

— Черт возьми! А это было бы здорово… Никто не заподозрит полицейского в шкуре лауреата, и он будет инспектировать Дунай на полной свободе.

Эта фантастическая выдумка заставила всех собутыльников широко открыть глаза. Уж этот Михаил Михайлович! Только у него и могут явиться подобные идеи!

Впрочем, Михаил Михайлович не очень держался за предположение, которое только что рискнул высказать.

— Если только… — начал он оборотом, который, очевидно, был его излюбленным.

— Если только?

— Если только Карл Драгош не имеет другой причины присутствовать здесь, — продолжал он, переходя без передышки к другому, не менее фантастическому предположению.

— Какой причины?

— Предположите, например, что этот проект спуститься по Дунаю с удочкой в руке кажется ему подозрительным.

— Подозрительным!.. Почему подозрительным?

— Черт побери! Да ведь это было бы совсем не глупо для мошенника скрыться под маской рыболова, и особенно рыболова, столь известного. Такая известность стоит любого инкогнито в мире. Можно нанести сто ударов, где только захочется, а в промежутках ловить рыбку. Хитрая выдумка!

— Но надо уметь удить, — поучительно заметил президент Миклеско, — а это привилегия честных людей.

Такой моральный вывод, быть может, немножко чересчур смелый, был встречен горячими рукоплесканиями этих страстных рыболовов. Михаил Михайлович с замечательным тактом воспользовался всеобщим энтузиазмом.

— За здоровье президента! — вскричал он, поднимая свой стакан.

— За здоровье президента! — повторили собутыльники, опустошив стаканы, как один человек.

— За здоровье президента! — повторил один из посетителей, одиноко сидевший за столом и в течение некоторого времени, казалось, с живым интересом прислушивавшийся к происходившему вокруг него разговору.

Господин Миклеско был тронут любезным поступком незнакомца и, чтобы его отблагодарить, поднял в его честь бокал.

Одинокий посетитель, считая, без сомнения, что этим вежливым поступком лед сломан, решил, с позволения почтенного собрания, выразить и свое мнение.

— Хорошо сказано, честное слово! — заметил он. — Да, конечно, уженье — удовольствие порядочных людей.

— Мы имеем честь говорить с коллегой? — спросил господин Миклеско, обращаясь к незнакомцу.

— О! — скромно ответил этот последний. — Всего лишь любитель, который восхищается блестящими подвигами, но не имеет дерзости им подражать.

— Тем хуже, господин…

— Йегер.

— Тем хуже, господин Йегер, так как я должен заключить, что мы никогда не будем иметь чести считать вас в числе членов «Дунайской лиги».

— Кто знает? — возразил господин Йегер. — Может быть, и я когда-нибудь решусь протянуть руку к пирогу… к удочке, хотел я сказать, и в этот день я, конечно, буду вашим, если только сумею удовлетворить условиям, необходимым для принятия в ваше Общество.

— Не сомневайтесь в этом, — горячо заверил господин Миклеско, воодушевленный надеждой завербовать нового приверженца. — Эти условия очень просты, и их всего четыре. Первое — платить скромный ежегодный взнос. Это — главное.

— Разумеется, — смеясь подтвердил господин Йегер.

— Второе — это любить уженье. Третье — быть приятным компаньоном, и мне кажется, что это третье условие уже выполнено.

— Очень любезно с вашей стороны! — заметил господин Йегер.

— Что же касается четвертого, то оно состоит во внесении своей фамилии и адреса в список Общества. Имя ваше известно, и когда я буду иметь ваш адрес…

— Вена, Лейпцигерштрассе, номер сорок три.

— …вы будете полноправным членом Лиги за двадцать крон в год.

Оба собеседника рассмеялись от чистого сердца.

— И больше никаких формальностей? — спросил господин Йегер.

— Никаких.

— И не надо удостоверения личности?

— Ну, господин Йегер, — возразил президент, — чтобы ловить рыбу на удочку!..

— Это верно, — заметил господин Йегер. — Впрочем, это неважно. Ведь все должны знать друг друга в «Дунайской лиге».

— Как раз наоборот, — заверил господин Миклеско. — Вы только подумайте! Некоторые из наших товарищей живут здесь, в Зигмарингене, а другие на берегу Черного моря. Не так-то легко поддерживать добрососедские отношения.

— В самом деле!

— Так, например, нашего поразительного лауреата последнего конкурса…

— Илиа Бруша?

— Его самого. И что ж? Его никто не знает.

— Невозможно!

— Но это так, — уверил господин Миклеско. — Ведь он всего две недели назад вступил в Лигу. Совершенно для всех Илиа Бруш удивительное… — что я говорю! — подлинное откровение.

— Это то, что на скачках называют «темная лошадка»?

— Именно.

— А из какой страны эта темная лошадка?

— Это венгр.

— Так же, как и вы. Потому что вы венгр, как я полагаю, господин президент?

— Чистокровный, господин Йегер, венгр из Будапешта.

— А Илиа Бруш?

— Из Сальки.

— Где эта Салька?

— Это местечко, маленький городок, если хотите, на правом берегу Ипеля, реки, которая впадает в Дунай на несколько лье [2] выше Будапешта.

— С ним, по крайней мере, господин Миклеско, вы можете считаться соседями, — смеясь заметил Йегер.

— Не раньше, чем через два или три месяца, — таким же тоном возразил президент «Дунайской лиги». — Столько времени ему понадобится для путешествия…

— Если только оно состоится! — ядовито молвил веселый серб, бесцеремонно вмешиваясь в разговор.

Другие рыболовы придвинулись к ним. Йегер и Миклеско оказались в центре маленькой группы.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил господин Миклеско. — У вас блестящее воображение, Михаил Михайлович!

— Простая шутка, господин президент, — ответил спрошенный. — Впрочем, если Илиа Бруш, по-вашему, ни полицейский, ни преступник, почему он не может посмеяться над нами и оказаться просто хвастуном?