От Белого моря до Черного

Нам хочется вслед за автолесовозами проехать в Соломбальский лесной порт, чтобы посмотреть на погрузку иностранных судов, но дело уже к вечеру, и мы решаем посвятить знакомству с портом весь следующий день.

Если вы где-нибудь — предположим, в Одессе — спросите дорогу в порт, вам ее охотно покажут. Но если вы такой вопрос зададите в Архангельске, вас в лучшем случае сочтут шутником и весело посмеются. Порт тут везде. Вдоль правого берега Северной Двины расположены пассажирские пристани морского, а чуть выше речного пароходства, напротив — угольный порт; есть свои причалы у каждого крупного лесозавода, есть они у многих других организаций, и все это огромное и многообразное портовое хозяйство распространилось по судоходным рукавам реки на десятки километров — от Аванпорта «Экономия» на севере до пригорода Первомайского на юге. Но есть два важнейших портовых комплекса, из которых каждый в отдельности называется портом: это Бакарица на левом берегу у железной дороги, где снаряжаются суда в различные пункты Северного морского пути, и Соломбальский лесной порт, откуда в основном идет вывоз леса за границу.

На катере портового управления едем в порт Бакарицу. Удаляются каменные причалы пассажирской пристани, белый дом Управления Северного морского пароходства с его своеобразной архитектурой, позволяющей безошибочно угадать здания навигационного ведомства, будь то в Архангельске, Одессе или Ленинграде… Неподалеку от входа в гавань, точнее в протоку Бакарицы, стоят на якоре землесосы, а выше, за портом, работает земснаряд: фарватер приходится углублять ежегодно.

В порту у причалов несколько крупных судов, но никакой суеты незаметно — наверно, потому, что порт не пассажирский, а только грузовой. От складов к причалам и обратно непрерывно снуют автомашины. Портальные краны берут груз огромными партиями и опускают его в разверстые трюмы. Там, в глубине, развозя груз по трюму, бегают, как мышки, автопогрузчики, кажущиеся совсем маленькими с высоты. Их опустил туда портальный кран, он же их вытянет, когда им уже негде будет повернуться…

Красавец теплоход «Куйбышевгэс» — о его молодости говорит уже само название — идет в рейс на Дудинку. Он берет кирпич, трубы, машины и продовольствие. Грузятся суда, направляющиеся на Новую Землю, на Печору, в бухту Тикси, на остров Диксон. Лес-кругляк грузят прямо с воды — портальный кран заносит свою огромную лапу через судно.

Грузчики, загорелые, мускулистые (некоторые раздеты до пояса), деловито обрабатывают груз: снимают его с машин, компонуют сетки для крана. Как во всяком порту, народ здесь отовсюду: можно увидеть лица монгольского типа, услышать украинский акцент. Грузчики народ расчетливый — как только в подаче груза малейший перерыв, вся бригада волной откатывается в тень больших ящиков и садится отдыхать.

А поодаль стоит дежурный пожарной охраны и бдительно следит, чтоб не нарушался многократно повторенный приказ: «Курить только в указанном месте». Да, пожарная безопасность и здесь дело первостепенной важности: все из дерева. Деревянные пакгаузы, мостовая, причалы, все портовые сооружения. Специалист, дающий пояснения, говорит:

— Каждый год какой-нибудь из причалов капитально ремонтируется. Да что толку: стоит постоять нескольким сухим солнечным дням, и опять начинают вываливаться бревна. Надо переходить на камень и бетон, да инерция еще сильна. А главное — слаба еще у нас база стройматериалов. Вот уж в семилетке…

Да, семилетка много даст и порту: промышленность стройматериалов Архангельского совнархоза по плану должна вырасти почти в 3 раза, производство железобетона в 4, а сборных железобетонных конструкций и деталей более чем в 12 раз.

Территория Соломбальского лесного порта — это еще один город штабелей. Высокие, с двухэтажный дом, аккуратные, однообразные, они напоминают стандартные коттеджи, тем более что размещены они кварталами и разграничены улицами со знакомой нам деревянной мостовой. По этим улицам лихо носятся автолесовозы, везут пачки пиломатериалов к причалам, опускают их, съезжают задом и несутся за новыми. А вдоль причалов на сотни метров вплотную друг к другу выстроились лесовозы-корабли.

С мая по октябрь в Архангельск за лесом приходят десятки иностранных судов. Мы видим флаги Великобритании, Норвегии, а в другой раз могли бы увидеть французский, датский, голландский или бразильский. Это не значит, что лес пойдет именно в эти страны: например, норвежцы едва ли нуждаются в нашем лесе, зато они известны с давних времен как всемирные «морские извозчики».

У самого северного причала стоит западногерманское судно «Броок» из Гамбурга. На палубе, облокотившись на фальшборт, скучают матросы. Помощник капитана, молодой блондин с рыжеватой четырех-пятидневной щетиной, спускается по трапу, чтобы побеседовать с нами на досуге. Он здесь не впервые: еще в прошлом году «Броок» сделал несколько рейсов в Архангельск да за нынешний год вот уже второй рейс. Порядки в порту? Вполне удовлетворительные! Никаких трений с администрацией не бывает. Грузчики работают на совесть…

О грузчиках Соломбальского лесного порта действительно никто не скажет худого слова. Наблюдаем за работой одной бригады. Лесовоз оставил пачку материала и уехал. Английское суденышко, которое берет лес, совсем маленькое, его палуба лишь метра на два возвышается над причалом, и погрузка идет наиболее быстрым способом — при помощи наклонных плоскостей. С корабля подают тросы, рабочие быстро вяжут груз, стивидоры [5] пускают лебедки, и доски, подправляемые грузчиками, въезжают на палубу, а затем погружаются в трюм.

Всем этим процессом — куда поставить пачку, как ее зацепить, как развернуть — распоряжается небольшого роста щуплый человек. Он в двубортном пиджаке и рабочих рукавицах — это сочетание придает еще больше комизма его и без того комичной фигуре.

— Не бригадир ли это?

Да, действительно бригадир, и мне называют его фамилию.

— Как, тот самый, что висит на городской доске почета? — изумленно спрашиваю я, позабыв о грамматике.

Да, он самый. Сколько я ни присматриваюсь, мне трудно уловить хоть какое-нибудь сходство. Там, на портрете, выполненном черной краской по белому холсту, я видел прилизанные волосы, симметричные лацканы парадного костюма, образцово завязанный галстук, и в этом обрамлении крупное, холеное лицо с победоносным взглядом. Прочитав под портретом, что это бригадир портовых грузчиков, я представил себе мужчину громадного и грозного, внушающего окружающим робость своим видом и громовым голосом.

А тот, кого мы видели, был маленький, сухонький, быстрый на ногах, суетливый, с тонким и сиплым голоском. Нельзя сказать, чтобы слушались его беспрекословно, рабочие порой и поправляли его, бывало он и соглашался, а иногда настаивал на своем, покрикивал нестрашно и беззастенчиво бранился.

При всем том он ни минуты не оставался спокойным или невнимательным, и по тому, как быстро исчезали в недрах трюма все новые и новые пачки древесины, было ясно, что дело свое он делает пусть с виду нескладно, но с результатом отличным.

По трапу соседнего судна, тоже английского и тоже довольно невзрачного, степенно спускается капитан, прифрантившийся к походу на берег. На нем хорошо отутюженный темно-серый костюм и белая шелковая сорочка. Ему, пожалуй, за шестьдесят, у него грузное тело, тонкое белое лицо и морщинистая шея. Так толстеют к старости люди, которые мало пьют, мало едят и мало двигаются.

— Хау ду ю ду, кэптин… Вы не возражаете, если мы сфотографируем ваше судно и команду?

Мы могли это сделать и без его ведома, но хочется быть вежливым с гостями.

— Пожалуйста, сколько хотите, — равнодушно отвечает англичанин. — Команда — африканцы, — пренебрежительно добавляет он. — Не знаю, какой вам толк их фотографировать.

Африканцев на английском судне мы уже заметили раньше, но я не знал, что из них состоит вся команда. А следовало бы догадаться. Судовладельцы не любят смешанных команд, чего доброго чернокожие станут возмущаться тем, что такие же матросы, как они, только со светлой кожей, получают гораздо большую плату.