За аравийской чадрой

Однажды мы остановили машину и стали смотреть на нескольких мальчуганов, которые играли в футбол. Все они были босоногие, кроме одного: на правой ноге у него красовался ботинок. Как обладатель этой изысканной и чрезвычайно важной футбольной регалии, он явно был капитаном сразу обеих команд.

Эль-Магари заговорил с ним, похвалив за хорошую игру. Это был смышленый паренек, и к тому же с неплохо подвешенным языком. Эль-Магари решил расспросить его о Хедендале и начал с того, что попросил парня показать нам дорогу к ближайшему колодцу.

— Проедете две улицы и еще квартал. Это ближе к дороге, что ведет на Мекку. Там, где работал христианин.

Эль-Магари от удивления разинул рот, а я чуть не забыл о том, что аллах поразил меня немотой.

— Христианин? — переспросил Эль-Магари. — Он еще там? — Вряд ли. Наверное, его бросили в колодец, — беспечно ответил мальчуган. — Ведь он уже нашел воду.

Мы поехали дальше и скоро оказались возле колодца. Здесь все время толпился народ, но тот, кого мы искали, бесследно исчез. На краю колодца сидел оборванный старик и продавал яйца. Эль-Магари, поторговавшись немного, купил у него два десятка яиц. Я удивленно посмотрел на него: зачем ему столько?

— Сейчас узнаешь, — коротко сказал Эль-Магари, — половина из них тухлые.

Я был голоден, как собака, но когда я разбил скорлупу и хотел выпить желток, то увидел в яйце очень вонючего цыпленка.

Торговец яйцами еще не успел скрыться, и Эль-Магари начал осыпать его бранью за то, что он так гнусно обманул нас. Мой друг грозил ему карой самого аллаха, ибо он попытался надуть двух паломников Мухаммеда!

Неудачливый торговец оправдывался весьма красноречиво и, между прочим, произнес слова, которые заставили нас навострить уши. Во второй раз за сегодняшний день мы были ошеломлены.

— Эти яйца предназначались совсем не для вас. Я носил их одному неверному, который работал здесь.

— Какому неверному?

— Христианину, что искал воду.

— Ты знал его?

— Я продавал ему яйца почти каждый день.

— Где он сейчас?

— Не знаю. Однажды я пришел сюда, а его уже нет. Это было несколько дней назад. Больше он здесь не показывался… Говорят, его прогнали в пустыню. Возможно, он умер.

Мы были совершенно убиты этим сообщением. И все-таки не потеряли надежду разузнать еще что-нибудь о Хедендале. Несомненно, речь шла именно о нем. Несколько человек подтвердили, что тоже знали белого раба, но им известно лишь одно: в Эт-Таифе его больше нет.

Мы пробыли в Эт-Таифе еще несколько дней, но скоро нам стало ясно, что ничего нового здесь больше не узнать. Разочарованные и огорченные, мы отправились в обратный путь в Джидду.

Когда через несколько дней я снова стоял перед домом Фриса и звонил в звонок, настроение у меня было прескверное.

Дверь открыл он сам.

— Ну как дела? — спросил он с веселой улыбкой, которую в данном случае я счел весьма неуместной.

— Боюсь, что Хедендаль мертв, — ответил я коротко.

— Ну и зря, — ответил Фрис. — Правда, он чуть было не отправился на тот свет, но… пройдите в ту комнату. Там сидит человек, с которым мне очень хочется вас познакомить.

Бегство… и тюрьма

В соседней комнате сидит не кто иной, как Хельге Хедендаль.

Это человек могучего телосложения. У него сильные, мускулистые руки, которые привыкли к самой тяжелой работе, и широкие плечи. Но шея у него тонкая, почти птичья, и ввалившиеся щеки. Глаза все время беспокойно бегают, а голос слабый и какой-то надтреснутый. Изредка лицо его нервно вздрагивает.

Хедендаль сидит сгорбившись на самом удобном стуле, какой только был в гостиной Фриса. По-видимому, ему еще не удалось привыкнуть к мысли, что он снова свободный человек.

— Я уже оставил всякую надежду вернуться домой, когда недели две назад в Эт-Таифе вдруг появился Эйк, — говорит Хедендаль. И затем он начинает нам рассказывать историю своего бегства.

— С каждым днем я все больше убеждался в том, что до конца дней своих мне придется жить в пустыне среди людей, для которых я был просто иноверцем, хотя моя работа приносила им пользу. Я знал, что воды там больше нет, и все равно мне ничего не оставалось, как бурить одну скважину за другой. Не испытывая больше во мне нужды, местные власти немедленно отправили бы меня на тот свет. Я думал, что Эйк, так же как и вся наша фирма, предал меня, и не было больше ни единого человека, к которому я мог бы обратиться за помощью. Денег у меня не было, хотя на моем лицевом счету в банке их накопилось немало. Добиться от властей заключения нового контракта у меня не было никакой возможности. И если я вообще не умер с голоду, то только потому, что некоторые богатые дельцы были заинтересованы в том, чтобы я продолжал искать воду. И они немного подкармливали меня.

Хедендаль откидывается на спинку стула. Очевидно, ему трудно говорить.

— Отдохните немного, Хедендаль, — говорит госпожа Фрис.

— Ничего, — отвечает он и снова выпрямляется. — Итак, я все чаще и чаще проклинал Эйка. Ведь это он связал меня с фирмой, которая сулила мне золотые горы, лишь бы я поехал в Саудовскую Аравию. А мне и в голову не приходило, что с фирмой он уже давно покончил или, вернее, фирма — с ним, и никак не мог понять, почему он упорно молчит. Я послал ему множество писем и хотя бы несколько должны были дойти до него.

И вот в один прекрасный день он появился как из-под земли!

Я решил, что это галлюцинация. Прекратил бурение и уставился на него как на призрак.

Эйк пошел к представителям местных властей и дал им понять, что я должен вернуться вместе с ним в Джидду. Переговоры длились несколько дней, и никогда в жизни я не испытывал еще такого волнения…

Когда отцы города попытались утверждать, что я еще не пробурил для них столько колодцев, сколько было предусмотрено контрактом, Эйк попросил показать ему контракт. Естественно, они не смогли найти его!

— Тогда не о чем и спорить, — сказал Эйк.

Эйк прилетел сюда на стареньком военном самолете, и мы думали, что на нем нам удастся вернуться в Джидду. Но не тут-то было! Одному из многочисленных здешних принцев приспичило куда-то ехать, и он потребовал, чтобы Эйк отдал ему самолет. В результате нам пришлось изыскивать какие-то другие средства передвижения.

Эйк исходил весь город вдоль и поперек и наконец нашел одного шофера, у которого был старый потрепанный джип. (Кстати, в пустыне машины изнашиваются очень быстро.) Этот шофер согласился довезти нас если не до самой Джидды, то до какого-нибудь пункта, расположенного неподалеку от нее. А там мы найдем другую машину.

Рано утром мы уселись в джип и выехали из Эт-Таифа. Все было как сон: я не помню, чтобы я еще когда-нибудь был так счастлив. Больше мне не придется искать воду под палящим солнцем… И машина увозила меня все дальше и дальше от тех, кто так мучил меня целых два года.

Шоссе из Эт-Таифа в Джидду — или, во всяком случае, то, что здесь называют шоссе, — проходит через Мекку, куда чужеземцам доступ строжайше запрещен. И нам ничего больше не оставалось, как попытаться объехать ее. Тем более что довольно большой район вокруг города был почти лишен всякой растительности, если не считать стелющихся по земле кустов.

Но объехать Мекку не так-то просто. Следы колес, которые указывают путешественнику путь, мгновенно исчезают, как только начинается песчаная буря. Кроме того, такие же маленькие кусты растут в общем по всей пустыне, и если с наступлением темноты вы случайно окажетесь на окраинах Мекки, то никаких особых ориентиров не найдете.

У нас было страшно много возни со старой колымагой, в которой мы ехали, а солнце и треволнения вконец измотали меня, и я крепко заснул. Но едва я сомкнул глаза, как меня разбудил чей-то громкий крик. Я рывком приподнялся на сиденье. Перед нами белела высокая стена, а возле нее стояла полицейская машина.