Англия и Уэльс. Прогулки по Британии

Поверите ли, меня пробрала холодная дрожь, пока я стоял под дождем и аккуратно переносил в размокшую тетрадь эти слова. Что это? Возможно, цитата? Но тогда кто автор этих бессмертных строк? Я знал, что отныне, если мне в будущем придется вспоминать Лендз-Энд, на память придут не бушующие волны и не зазубренные скалы, а вот этот замшелый камень, лежащий над останками Дионисия (кстати, ему было бы сейчас сто восемьдесят лет). Это мои самые ценные воспоминания от Края земли — серый могильный камень, невероятное имя и грохот сигнальной пушки в морском тумане…

Я направился обратно в Пензанс, где люди — без особой на то причины — всегда улыбаются.

Мы повстречались с ним на дороге. Он стоял на обочине — старый человек с тяжелой поклажей, объемистая корзина притулилась у его ног. В подобной ситуации я не мог проехать мимо. Остановился и спросил, не могу ли я его куда-нибудь подбросить. Старик поблагодарил, но решительно отказался. Объяснил: туда, куда ему надо, на нем не добраться — и кивнул в сторону моей машины.

— На ней, — поправил я.

— На этом, — легко согласился на компромисс мой собеседник.

Начало было положено, и скоро мы болтали, как старые друзья. В Англии и помыслить о таком невозможно (я имею и виду другие районы Англии, не Корнуолл): англосаксы — народ сдержанный и малоразговорчивый, они не торопятся идти на контакт. Кельты — другое дело, они настолько любят сам процесс беседы, что готовы часами толковать с незнакомым человеком. Старик достал пустую трубку и бросил на меня просительный взгляд. Опять же, где-нибудь в Эссексе человек напрямик попросил бы табачку, но мой новый знакомый продемонстрировал более тонкий и виртуозный подход.

Через пару минут мы уже сидели рядком на камне и курили мой табак. Я выяснил, что в былые времена старик являл собой Гордона Селфриджа и лорда Нортклиффа [29]в одном лице — он был одновременно и первым торговцем во всей округе и вел, так сказать, устный отдел светской хроники. Короче, передо мной сидел один из немногих сохранившихся представителей племени корнуолльских коробейников. С разнообразным ассортиментом товаров в его корзине мог соперничать лишь богатый набор слухов и скандалов у него в голове.

— А как давно вы работаете коробейником? — поинтересовался я.

И сразу же осознал абсурдность своего вопроса. Я бы не удивился, если б услышал в ответ нечто вроде: «Ну, я начинал работать еще на Эли из Наблуса, главного сидонского торговца, который прибыл в Британию где-то в 60 году до нашей эры с грузом речного жемчуга. Я помогал ему менять жемчуг на олово. Позже, уже когда римляне ушли, я сделал неплохой бизнес на торговле ремнями для правки лезвия мечей…»

— Тому уж будет пятьдесят годков, сэр, — протяжно растягивая слова, ответил старик.

— Так, значит, вам сейчас около семидесяти?

— Ну, в точности не скажу… но, если повспоминать, то выходит, что так, сэр, — ответил он.

— И вы все еще таскаете такую тяжесть?

— А то как же, сэр… Нам без этого нельзя. На самом деле вы не смотрите на мой возраст — я с легкостью поднимаю свой короб.

До того как железнодорожные пути протянулись в Корнуолл и положили конец сельским ярмаркам (и еще некоторое время после), фигура навьюченного коробейника, медленно бредущего по безрадостным здешним холмам, была привычной деталью пейзажа. В своих путешествиях они покрывали многие мили, переходя с одной отдаленной фермы на другую. Для неизбалованных местных женщин и девушек появление коробейника становилось целым событием; можно представить, как загорались их глаза при виде ярких тканей и разнообразных безделушек из далекого и недоступного города. Появление автомобилей и автобусов дальнего следования нанесло тяжелый удар по профессии коробейника. Теперь в погоне за заказами представители торговых фирм прочесывают местность на своих «фордах»; а обитатели отдаленных ферм, расположенных в радиусе двадцати пяти миль, запросто садятся на автобус и отправляются а ближайшую деревню, откуда возвращаются с покупками в пакетах из оберточной бумаги.

Старые коробейники стали не нужны: теперь никто не поджидает их на крылечке, никто не разглядывает с радостным нетерпением разложенные товары. Чаще всего ныне они наталкиваются на холодный безразличный взгляд и сообщение, что «хозяйка уехала на 11-часовом автобусе, чтобы прикупить себе отрез на блузку». Так и получилось, что бродячие торговцы постепенно вымерли как класс. Бедный старый Автолик! [30]Он выпустил бразды правления коммерцией из своих утомленных рук. Только несколько представителей древнего братства коробейников осталось в Корнуолле (в основном они бродят в районе мыса Лизард) — мой собеседник как раз и принадлежал к их числу.

Он скинул непромокаемый плащ и раскрыл свою корзину, продемонстрировав целую кучу разрозненных предметов: тут были дешевые помазки для бритья, лезвия, булавки, подтяжки, корсеты, запонки, рамки для фотографий, сборники религиозных текстов и пятнистые черно-белые передники. Присутствовали также расчески, щетки и ленты. Все — по ценам маленьких деревенских магазинчиков.

— Вам, наверное, приходится год от года менять ассортимент в соответствии с требованиями моды? — спросил я.

— Ну да, это правда, сэр. Например, когда я только начинал торговать, в продаже не было безопасных бритв, а сельские парни не пользовались помадой для волос. А теперь они все такие яркие, нарядные… в городских одеждах.

— И что же в последнее время вам пришлось добавить в свой ассортимент?

Старик — как мне показалось, с легкой гримасой отвращения — достал из корзины машинку для стрижки волос и всевозможные заколки и зажимы, которые обычно используются для того, чтобы зачесывать назад коротко стриженые волосы.

— В старые времена таких причесок не видывали, это я вам точно говорю, сэр. Девушки носили длинные волосы… и, ей-богу, было приятно на них посмотреть. А что сейчас? Все как одна стриженые! И если вас интересует мое мнение, то я скажу: они выглядят, как кочаны на грядке… вот так-то! Да, сэр, нынче все гонятся за модой… Не то что в былые деньки, когда каждая уважающая себя женщина покупала по две упаковки шпилек.

Зажав в зубах трубку, он с оскорбленным видом принялся запихивать обратно в корзину приспособления для стриженых барышень.

Мы поговорили еще о плюсах и минусах профессии коробейника. Как и любая работа, она имеет — или, вернее, имела — свои секреты.

— Если я вам еще не надоел, сэр, могу много чего порассказать о нашем житье-бытье. Тут ведь какое дело: хочешь зарабатывать денежку, умей держать язык за зубами. Это уж вы мне поверьте. Вот послушайте, какая история приключилась с молодым Тревисеем (я, помнится, тогда совсем мальчишкой был). Так вот, не успел он у нас появиться, как половина всего мужского населения — от Пензанса до бухты Кайненс — уже гонялась за ним с дубинами. Видите ли, сэр, этот парень впитывал слухи, как губка воду, но совсем не умел держать их при себе. Он ходил с фермы на ферму и повсюду рассказывал, как взбесилась Дженнифер Пенли, узнав, что молодой Йен Трелар крутит роман с Мэри Тейлор из Мевагасси. Кому ж такое понравится? И добро, если б такое случилось разок-другой. Так нет же, этот придурок бродил со своими шнурками для ботинок и повсюду сеял раздоры и обиды. В жизни не встречал такого сплетника! В общем, не успел он дважды обойти округу, как уже все — буквально от мала до велика — знали, какого цвета подштанники носят их соседи. Ей-богу, сэр, не вру: это был не коробейник, а сущая беда.

— И что же с ним приключилось дальше?

— А дальше, известно, люди стали бояться его, как чумы. Только покажется на дороге, а все уже орут: «Скорее закрывайте двери, Джо идет!» Какая там торговля — парень не мог продать даже наперстка. Ну и пришлось ему по-быстрому сматывать удочки. Больше его в наших краях не видывали.