В трущобах Индии

Все, одним словом, заставляло предполагать, что маленький отряд сделается неминуемым предметом поисков, и одного этого факта достаточно уже будет для того, чтобы понять важность миссии, которую взял на себя Сердар, не колеблясь минуты пожертвовать для него своею жизнью и жизнью своих товарищей.

Они были под стенами осажденного Наной Лукнова, этого последнего оплота англичан в Бенгалии, когда однажды вечером вошел сиркар в палатку Срахданы и передал ему листок высохшего лотоса, на котором были начертаны какие-то знаки, понятые, вероятно, Сердаром, так как он немедленно встал и, не говоря ни слова, вышел вслед за посланным.

Два часа спустя он вернулся обратно, видимо озабоченный и задумчивый, и заперся вместе с Нариндрой, чтобы приготовиться к отъезду. На рассвете он отправился к Бобу, командовавшему отрядом артиллерии и хотел проститься с ним, когда тот крикнул: не клялись ли мы друг другу никогда не расставаться и делить вместе горе, труды, опасности, радости и удовольствия? И вот Фред нарушает данное слово, сам один хочет заняться своим делом, но Боб не понимает этого, он последует за ним против его желания, раз это нужно. К тому же присутствие его у Лукнова, который Нана решил погубить голодом, не нужно… В туземном лагере и без него есть достаточное количество европейских офицеров, которые всегда с полной радостью готовы заменить его.

Грубый по своей натуре, но способный на преданность, доходящую до самозабвения, янки привязался к Фреду всеми силами неразрывной дружбы и страдал, видя, что ему не отвечают тем же.

Когда он с разгоревшимся лицом, заикаясь почти на каждом слове из-за сильного волнения, кончил бесконечный ряд своих доводов, Фред ласково протянул ему руку и сказал:

— Мой милый Боб, я подвергаю жизнь мою риску из-за двух весьма важных вещей; на мне лежат две обязанности — долги и мести, для исполнения которых я ждал благоприятной минуты в течение целых двадцати лет. Я не имею права рисковать в этом случае твоею жизнью.

— Я отдаю тебе ее, — с жаром прервал его янки. — Я привык сражаться рядом с тобою и жить твоею жизнью. Скажи, что я буду делать без тебя?

— Будь по-твоему… едем вместе и будем по-прежнему делить с тобою худое и хорошее. Поклянись мне только, что ты ни в коем случае не спросишь меня ни о чем до той минуты, когда мне позволено будет открыть тебе тайну, которая принадлежит не одному мне, и объяснить тебе причины, руководящие моими поступками.

Боб сопровождал своего друга и ничего не желал знать. Какое дело до причин, побуждавших его действовать таким образом? Весело дал он Фреду требуемое от него слово и тотчас же побежал готовиться к отъезду.

Это было в то время, когда они расстались с маленьким отрядом махратов, который форсированным маршем отправился к Гатским горам на Малабарском берегу, чтобы сбить с толку полковника Лауренса и обмануть англичан относительно своих настоящих намерений.

Махраты, находившиеся под начальством Будры-Велладжа, назначенного великим моголом Дели субедаром Декана, скрылись в пещере Карли, близ знаменитых подземелий Эллора, и ждали того часа, когда наступит время играть предназначенную им роль. Маленький же отряд, который мы встретили вблизи озера Пантер, на вершине Соманта-Кунта, направился к Цейлону под предводительством Сердара, который повел его через непроходимые леса Травенкора и Малайялама. Он так искусно управлял своей экспедицией, что они добрались до самого сердца Цейлона, а между тем англичане, сделавшие этот остров местом склада съестных припасов и центром сопротивления против восставших индусов, совсем и не подозревали о приближении своих самых смертельных врагов.

План Сердара — наши привилегии повествователя позволяют нам, несмотря на молчание последнего, открыть его до некоторой степени — был в той же мере грандиозен, как и полон патриотизма. Гениальный авантюрист этот мечтал отомстить от лица Дюплекса и Франции англичанам за все их измены и, восстановив наше владычество в Индии, прогнать оттуда ее притеснителей. Восстала пока одна только Бенгалия, но стоило всем южным провинциям, входившим в состав прежнего Декана, последовать примеру их северных братьев

— и британскому владычеству наступил бы конец. Ничего не было легче, как добиться этого результата ввиду того, что воспоминания, оставленные французами в сердцах всех индусов восточной части полуострова, были таковы, что стоило дать малейший знак из Пондишери, и все они восстали бы, как один человек и изменили бы красным мундирам. Все раджи и потомки царственных семейств, опрошенные в тайне, дали слово стать во главе восстания, как только им пришлют трехцветное знамя и несколько французских офицеров для управления войсками.

В виду однако утвердившихся дружеских отношений между Францией и Англией трудно было ожидать, чтобы губернатор Пондишери исполнил желание, выраженное раджами юга и принял участие в общей свалке. Но вопрос этот мало смущал Сердара.

Этот действительно удивительный человек не миф какой-нибудь, выдуманный нами для общего удовольствия, но лично известный нам во время пребывания своего в Индии, которому недоставало лишь малого, чтобы вернуть нам эту чудесную страну; он составил смелый план, предававший в его руки на сорок восемь часов все правительство Пондишери; этого короткого срока было совершенно достаточно для того, чтобы раздуть восстание и взорвать на воздух корабль, спешивший в Индию с сокровищами Альбиона.

Истощенная войной с Крымом, не имея лишних войск в Европе и всего четыре тысячи солдат в Калькутте для подавления восстания в Бельгии, Англия в течение семимесячной смуты не нашла возможности послать подкрепления горсти солдат, преимущественно ирландцев, без всякой надежды победить двести тысяч сипаев старой армии Индии, которая восстала по одному слову Нана-Сагиба. Союз юга с севером должен был нанести непоправимый удар и было очевидно всем и каждому, что англичане, изгнанные из трех портов Калькутты, Бомбея и Мадраса, которые только одни еще держались на их стороне, должны были навсегда отказаться от мысли завоевать обратно Индию, на этот раз безусловно потерянную для них.

Три парохода, которые собирались войти сегодня утром в порт Пуант де Галль всего на каких-нибудь двадцать четыре часа, чтобы возобновить запасы угля и провизии, привезли с собой не более тысячи восьмисот солдат; но англичане в то же время прислали с ними лучшего своего офицера генерала Гавелока, своего крымского героя, который предполагал с помощью этого небольшого отряда снять осаду с Лукнова и удерживать натиск бунтовщиков в ожидании более сильных подкреплений.

Нана-Сагиб и Сердар, осведомленные в совершенстве об этом обстоятельстве, имели между собой очень длинное и секретное совещание; они не скрывали от себя того обстоятельства, что английский генерал, прославившийся своей смелостью и искусством, мог с помощью гарнизонов Мадраса и Кулькутты выставить около шести тысяч солдат старой линейной армии, и что сипаи, несмотря на превосходство своих сил, не устоят в открытом поле против мужества и дисциплины европейских солдат.

Тут только понял Нана, какую ошибку он сделал, не осадив на другой же день после начавшейся революции Мадрас и Кулькутту, как это советовал ему Сердар; но теперь было уже поздно, так как города эти были в настоящее время хорошо укреплены и могли несколько месяцев противостоять осаде. В это самое время Сердар и составил свой смелый план похитить генерала Гавелока, который один только был в силах вести предполагаемую компанию.

При мысли о возможности захватить в свою власть английского генерала по лицу Сердара пробегала странная улыбка, в которой опытный наблюдатель увидал бы сразу глубоко скрытое чувство личной ненависти; но улыбка эта пробегала, как мимолетная молния, и было бы невозможно основывать какое-либо предположение на этом факте, не появляйся всякий раз, когда произносилось имя Гавелока, то же самое характерное выражение, которое на несколько секунд меняло облик этого обыкновенно спокойного и серьезного лица.