На Памирах. Записки русской путешественницы

10

августа.

Нет,

мы еще не «кунчал»: ветер затих, лошади против обыкновения об юрту не терлись, и она устояла. Утром увидали невдалеке несколько громадных аулов, к которым послали киргиза обменить круг юрты и добыть проводника.

Путь наш лежал сегодня вдоль Алайской долины, вблизи подножья Алайского хребта. Посредине ее прорезывает р. Кизил-Су

[45]

мере:

размытые ею красные глины Заалайского хребта, она несет с собою на громадном протяжении, окрашиваясь ими в цвет сурика. Течение очень быстро, бурно и, благодаря своему

цвету,

вода производить впечатление клокочущей масляной краски; пить ее можно лишь после продолжительного отстаивания.

«Алай» по-киргизски значит рай; сюда, в эту

обе

тованную область, из-за сотен верст сходятся кочевники. Алайская долина представляешь собою необозримую степь, на сотни верст сплошь поросшую ковылем; бесчисленные аулы, иногда в сотни юрт, разбросаны по ней; громадные стада овец, лошадей, верблюдов пасутся здесь — скот жирен, выхолен; нам говорили, что в несколько дней заморенное, изголодавшееся животное поправляется здесь неузнаваемо;

шу

мит чистая снеговая вода горных

рек,

в воздухе пахнешь чабором, полынью, степью.

Верст через 30, во второй половине перехода, картина несколько изменилась к худшему: грунт стал песчаным с примесью мелкого камня, трава—

реже

и грубее, о ковыле уже не было помину, кочевья попа

дались редко; р. Кизил-Су точно зарылась в землю, размыв себе среди степи широкое и глубокое русло с обрывистыми берегами. Довольно долго ехали мы, ожидая подходящего для ночевки места, пока не набрели, наконец, на маленькую речонку, густо поросшую сочною травою.

Первою необходимостью при остановки является топливо, так как аппетит у нас волчий, горячим же кушаньем приходится баловать себя лишь один раз в день. Здесь

еще

нет дров,

уже

нет терескена, зато есть кизяк — драгоценный горючий материал: это высохший пометь скота, который горит ярко, дает много жара и долго сохраняет тепло. Ночь была довольно теплая, но зато очень сырая, а потому в юрте скоро запылал костер, при свете, которого мы не торопясь пили чай, приводя в порядок свои наблюдения, заметки, фотографические принадлежности — каждый но своей специальности.

11 августа. До

Дараут-Кургана нам оставалось пройти всего верст 25. Заалайский хребет, так же как и самая долина, несколько понизился и горы его значительно очистились от снега; оба хребта заметно между собою сблизились. По предгорьям довольно много киргизских зимовок: они состоят из продолговатых глиняных сакль с плоскими крышами. Кое-где, клочками, виднеются

посевы

ячменя, места для которого выбираются, по-видимому, без всякой системы и совершенно не руководствуясь близостью кочевья или зимовки.

Дараут-Курган представляет собою крепость, построенную, по словам киргизов, Худояр-ханом в защиту от воинственных афганцев. Зубчатые стены ее — глинобитные с примесью мелкой гальки; они довольно тонки и по углам заканчиваются круглыми башнями. Внутри наружных ст

ен

есть еще и внутренние со следами поперечных разделений, служивших, по-видимому, жильем и конюшнями. Крепость окружена снаружи широким рвом. Мы разместились во вну

треннем дворе, частью засеянном ячменем.

 Одну из башен отвели для кухни, в другой мы с Н. П. устроили себе будуар — роскошь, которая со времени отъезда

M

.

M

. нам недоступна, так как мы отдали ему свою палатку. На завтра назначена дневка, что-бы дать передохнуть лошадям.

Глава X.

Ущелье р. Исфайран. — Кишлак Караул. — Снова в обитаемых местах. — Уч-Курган. — Ликвидация имущества экспедиции. — Прощание с кочевою жизнью. — Новый Маргелан. — Ташкент.

13 августа.

Из крепости Дараут-Сурган дорога к Новому Маргелану сворачивает в ущелье, скалы точно

расселись, образовав глубокую трещину, на дне которой вьется р. Дараут.

 Она узка, неглубока и ее постоянно приходится переходить то вброд, то по мостикам; тропинка ведет легким подъемом к перевалу Тенгиз-бай (1.000 ф.), верстах в 12 от

кре

пости. Перед самым перевалом подъем крут, и лошади останавливаются ежеминутно, чтобы перевести дыхание.

С перевала берет начало р. Исфайран; вначале неширокая и мелководная, она как-то неожиданно стано

вится чрезвычайно внушительною; ущелье, хотя и остающееся очень глубоким, несколько расширяется вверху, дно его идет крутым уклоном вниз; река же, принимая в себя с гор много маленьких притоков, захватываем все больше места, течет быстрее и, наконец, превращается в непрерывный ряд водопадов.

 Берега и скалы поросли арчею, зеленая вода реки бурлит, ревет и, падая с уступа на уступ, кипит белою пеною, которая водяною пылью поднимается кверху. Для лошадей дорога представляет некоторые затруднения, хотя по сравнению с тем, что было на р. Пшарт, теперь им жаловаться не приходится. За перевалом, каменистая тропинка спускается вниз крутою лестницею с высокими и неровными ступенями. Впрочем, об этой дороге, видимо заботятся и, хотя она не разработана, но тропинка достаточно широка, в местах напоминающих карнизы обложена камнем, а через реку перекинуты трепещущие мостики. По красоте это ущелье не уступает ущельям Пшарта и Мургаба.

Мы заметно спускаемся и, кроме арчи, появились уже береза, рябина, тальник и наконец, тополь. Как наслаждается и отдыхает на этой зелени глаз, поймет. лишь тот, кому подобно нам, довелось пожить в пустынных мъхтах, лишенных растительности.

После впадения в Исфайран р. Кичик-Алай [46], вода в ней теряет свой прозрачный зеленый цвет и становится мутною. Река на время успокаивается, течет, ровнее, спокойнее: уклон стал менее крут.

Проводником нам служит «иллик-баши» с лицом большой обезьяны; взгляд и вся фигура у него до того испуганы, что сразу заметно, как он привык бояться «проезжающих»; глуп он невообразимо, а о расстоянии имеет самые смутные понятия. Мы имели в виду пройти сегодня до урочища Лангар, и он заверял нас, что от того места, где мы остановились закусить, до Лангар 15 верст, что хотя трава там и не растет, зато всегда имеется клевер для проезжающих. На самом же деле мы проехали 20 верст, а до Лангар, по его же словам, оставалось все еще верст

8; клевера, там не оказалось, хотя его и можно зара

нее

заказать волостному старшине.

Мы едем теперь уже, так сказать инкогнито, так как с нашею экскурсиею в необитаемые ущелья Пшарта, благодетельные волостные утеряли наш

след,

да и сами мы не могли заранее точно определить, ни времени, ни направления нашего пути. Страдать нам от этого

приходится однако немного, так как баранов мы до сих пор находили.

 Не всегда достаем молоко, нет также и почетных встреч, но без этого обойтись можно: Проводников наша прислуга схватываешь в первом попавшемся ауле, приказываешь им садиться на лошадь и ехать с нами; едут они безропотно, но обыкновенно верст через 20 похищенный таким образом проводник сходит с лошади, просительно складывает руки на желудке и ждет «таксыра», т. е. мужа; дождавшись, он начинает бормотать что-то по своему: это он просит отпустить его домой. Тем не менее его убеждают ехать дальше; он опять влезает на свою клячонку и трусит за нами. Наиболее сообразительные из них обыкновенно удирают ночью со стоянки, хотя тем самым, конечно, лишаются платы за свой труд. Как проводники, они нам не нужны, так как сбиться с дороги в этой местности нельзя, но они являются необходимыми для рассылок за баранами, дровами и проч.