Русские на Восточном океане

Увидев нас, боцман-ман отдал бутылку Французу, кивнул ему головой и крикнул матросам:

— Эй, ребята! копись!

Матросы, услышав этот призыв, собрались в катер кто как мог.

— Эк вы нализались, — сказал капитан, приняв на себя строгий вид, между тем как штурман и я внутренне радовались этому случаю, по которому можно было остаться на берегу.

— Виноваты, ваше благородие, — сказал боцман-ман, — немножко промочили душу.

— Это что за родню угощал ты? — продолжал капитан, садясь в катер.

— Земляк, ваше благородие!

— Да ты разве Француз?

— Нет, ваше благородие: сами знаете, что я христианин. Земляком я называю его потому, что он был на Французском корабле при Наварине и пособлял нам бить Турок, когда еще мы служили с вами на Азове…. Отваливай! скомандовал боцман-ман, забыв о свистке.

Гребки ударили в воду и катер медленно стал подвигаться к кораблю.

Когда мы отвалили от берега, в то время на берегу военная музыка заиграла зорю. Мы молча продолжали путь, но мысли паши уносились на берег.

Вот уже 1/4 часа, как мы плыли по рейду, а отплыли от пристани не более как на полмили.

— Что-то мы слишком тихо подвигаемся, — заметил штурман.

— Навались, дружки! — кричал матросам боцман-ман. — Эх какое проклятое течение, так и валит к берегу. — Нет, верно, ром валит вас в катер, — сказал капитан. — Эдак с вами и к утру не попасть на корабль. Поворачивай назад.

От радости боцман-ман сам себе скомандовал: «слева на борт!» и катер стрелою понесся к пристани.

— Ай-да молодцы! хорошо, проводи дружней! — продолжал боцман-ман.

— Вот я вас завтра всех перепорю, так вы и узнаете, как надо ездить, — сказал капитан с притворно-сердитым видом.

Кажется, мы ходко идем, — заметил боцман.

Не прошло 10 минут, и мы достигли пристани. По выходе из катера, капитан отдал приказание матросам никуда не расходиться, караулить катер и быть воздержными.

— Слушаем, ваше благородие! — отвечали матросы в один голос.

Музыка еще не переставала играть, и мы трое, капитан, штурман и я, отправились в город, который быль освещен фонарями. В Массатлани нет бульваров, но широкие тротуары, освещаемые частыми Фонарями, служат местом прогулки для публики. Постоянный дневной жар не позволяет публике прогуливаться днем; по когда солнышко скроется и настанет прохладный вечер, тогда тротуары наполняются прогуливающимися дамами и кавалерами.

Мы прогуливались довольно долго. Роскошная природа, благорастворенный воздух, который мы с жадностью впивали в себя, при мысли о скором возвращении в дождливую Ситху, приятное образованное общество, в котором так давно уже мы не были и с которым на другой же день должны были расстаться, лестное преимущество, быть предметом внимания и уважения всех этих нарядных и блестящих групп, одним словом, все способствовало к тому, чтоб вечер этот на долго остался в нашем воспоминании.

На повороте одного тротуара нам встретился комендант, прогуливавшийся с женою, Он, по-видимому, очень рад был этой встрече и желал разделить с нами время прогулки. Между нами завязался разговор, и мы, незаметно прошед улицу, вышли на площадь, где вешают преступников. В средине её было темно, а по сторонам горели фонари от этой площади шла прямая улица к пристани. До слуха нашего доносились Русские песни

— Это ваши поют, — сказал комендант.

Мы прямо пошли к пристани. Там увидали мы густую толпу народа; неподалеку от пристани стояли пирамидою ружья, вокруг них сидели наши матросы, и пели любимую песню:

Место это было ярко освещено фонарями; свет падал, также и из отворенных окон ближних домов. Матросы не старались забираться в глубину города: им нужна была водка, и они нашли ее здесь, и в-добавок даровую, потому-что многие из слушателей подносили им ром, джин и разные вина. Жители Массатлана хотя и не понимали Русских песен, но им очень нравился напев их.

Комендант подошел к веселому кружку, вынул дублон, дал боцман-ману, и хотел идти, но жена упросила его подождать; ей очень понравились Русские песни; потом, обратясь к нам, она сказала:

— Вы, кажется, дали обещание быть сегодня на вечере у банкира. Так мы отправимся вместе.

И мы через полчаса уже были у банкира.

Обширный двор внутри дома банкира наполнен был верховыми лошадьми. Надобно заметить, что в Массатлане нет экипажей, и туземцы обоего пола вообще ездят верхом. Во втором ярко освещенном этаже дома гремела музыка. Мы вошли в залу, наполненную гостями, еще до окончания кавалерского танца, привлекшего наше любопытство. Хотя нам не удалось застать его начала, но я узнал от других, в чем он состоит.

По предварительному условию, собирается известное число кавалеров и дам; первые со шпагами, а вторые с венками из искусственных, или натуральных цветов. Пары разделяются на две равные части и устанавливаются в шеренгу так, чтобы кавалеры, со шпагами в руках, находились впереди один против другого, а дамы сзади их, с поднятыми кверху венками. Под такт музыки кавалеры начинают приближаться друг к другу и Фехтуют шпагами. Каждый старается достать концом своей шпаги венок у дамы своего vis-à-vis. Дама должна бросить на шпагу венок, и кавалер, которому противник не успел отпарировать, выходит из шеренги, берет даму, имеет полное право поцеловать ее и провертеться с нею в быстром вальсе. Кавалер, который не успел схватить венок, также берет даму, но не имеет права поцеловать ее, а только вальсирует с нею. Танец этот, по живости и быстроте его движении, очень нам понравился; он хорош еще и тем, что приучает к военным упражнениям молодых людей, которые в случае надобности могут служить дополнением к гарнизону. После кавалерского следовали бурро, хотто, качуча, и прочие известные и неизвестные у нас танцы. Обращение с нами хозяина, хозяйки и гостей было самое радушное; казалось, они с особенным удовольствием видели в кругу своем Русскихь посетивших еще в первый раз столь отдаленную страну.

Я зашел в одну из боковых комнат. Там за открытым столом сидели пять Мексиканцев и играли в карты. Весь стол был покрыт высокими кучками дублонов; судя по спокойным лицам играющих, можно было подумать, что из них никто не страшился проигрыша, хотя бы и довольно огромного.

Стало рассветать. Гости начали разъезжаться один за другим, кроме некоторых запоздалых игроков.

Мы хотели также распроститься с банкиром и ехать на свое судно, но он остановил нас, сказав:

— Господа, лучше переночуйте у меня, а завтра получите свои деньги.

Мы с удовольствием приняли предложение услужливого банкира, и нам отвели комнату для ночлега. Сон что-то бежал от глаз моих, воображение было еще полно воспоминаний минувшего вечера. На востоке заиграла заря; я видел, как солнце всходило из-за высоких гор, подернутых легким утренним туманом, как будто прозрачною дымкою. Оно было уже довольно высоко, но жители Массатлана все еще покоились сном; улицы были пусты; лишь время от времени проходил по ним патруль, состоявшие из семи человек. У каждого в рук было ружье. Одежда их состояла из белых парусинных брюк и из такой же куртки с красным воротником, из черной портупеи с сумкой и низенького клинообразного кожаного кивера с медным одноглавым орлом Судя по неровному шагу Мексиканских солдат, нельзя предположить, чтоб они могли сравниться с Европейскими солдатами, не говоря уже о Русских.

В конце улицы я заметил трех человек. Один из них, в черное мантии, шел впереди с книгою в руках, двое других, в белых куртках и шляпах с большими полями, следовали за ним с длинными пиками.

— Что это за люди? — спросил я у служителя, находившегося в нашей комнате.

— Это, — отвечал он, — пастор с своими телохранителями; он верно идет куда-нибудь с требою.

На крепостной башне пробило шесть часов; на улицах стали появляться люди. Так как дом банкира находился в прямой линии набережной, то из комнаты, отведенной нам накануне для ночлега, видна была вся пристань. Лишь только отворились погребки, матросы были первыми их посетителями; вероятно, они с большим нетерпением дожидались этого блаженного часа, потому что еще задолго до наступления его стучались в двери и окна погребков.