Искусство острова Пасхи

На стенах незамаскированной пещеры Хе-у, вблизи Пуна-маренго, Лавашери (1939, т. 1, с. 23, 102; т. 2, с. 131, фото 42) и Метро (1940, с. 271) обнаружили высеченные горельефом пучеглазые и козлобородые человеческие маски, подобные тем, которые в погребальной пещере на Мотунуи увидела Раутледж. Однако им повезло больше, чем ей. Переворачивая камни на полу пещеры, они нашли среди них две мобильные скульптуры, то ли забытые, то ли потерянные бывшим владельцем. Одна — большеглазая антропоморфная маска с причудливыми подглазными мешками (с. 511, фото 154 d). О другой сказано, что она была «таких же размеров и, вероятно, изображала то же», однако ее не стали брать, так как она вся искрошилась.

Метро и Лавашери подчеркивали, что пасхальцы по-прежнему боялись духов аку-аку. Уединенная жизнь под сенью вездесущих каменных исполинов вполне объясняет живучесть суеверий, владевших душами островитян.

Сумрачные пещеры и голые, безлесные равнины с великим обилием монументов и развалин составляли весь мир пасхальца. Миссионеров в это время на острове не было, с 1870 года местные жители сами проводили все церковные службы.

О продолжающейся вере в аку-аку Метро (там же, с. 316–320) сообщает: «.. считалось, что все верховные акуаку обитают в определенном районе острова и поддерживают связь с живущими по соседству людьми. Каждое такое сверхъестественное существо связано с определенным родом или районом острова. Есть среди них настоящие боги, есть демоны или духи природы, есть духи обожествленных предков. Теперь все менее значительные боги объединяются под наименованием акуаку, и этим же словом называют духов умерших, когда они являются в виде призраков. Второстепенные боги сохраняют собственные имена, им подчинена определенная территория, некоторые из них выступают как действующие лица в мифах или сказках… Некоторые акуаку были воплощены в животных, в предметах естественного или искусственного происхождения, в явлениях… акуаку получали жертвоприношения каждый раз, когда в доме, который они удостаивали своим визитом, открывалась уму (земляная печь). Перед началом трапезы хозяин или кто-нибудь из знатных гостей говорил: «Это — такому-то акуаку…» Очевидно, богу или духу преподносили какую-то часть еды… Духи подолгу разговаривали с островитянами, которым удавалось завоевать их доверие.

Они предсказывали будущее, предупреждали о грозящей опасности, раскрывали секреты. Сын Вириамо рассказал мне, что в молодости она по ночам разговаривала с двумя духами — Таре и Ранаханго. Духи отвечали тонкими, отчетливо различимыми голосами. Если акуаку находился в хижине, тому, кто хотел с ними говорить или сделать жертвоприношение, полагалось забираться в хижину задом наперед… Акуаку и поныне влияют на повседневную жизнь пасхальцев. Однажды, когда девушка, прислуживавшая в пашем лагере, пошла по воду, она вернулась бледная и дрожащая и сказала, что акуаку унес ведро, которое она поставила на землю около источника. На самом деле это ведро унес в лагерь один из нас. Тепано совершенно серьезно рассказывал мне, что акуаку украл его жилет вместе с часами и они пропали бесследно; он был уверен, что никто не подходил к тому месту, где лежала ого одежда; в этом же месте, добавил Тепано, умер один его родич. На острове нет человека, который не мог бы поведать вам про встречу с акуаку… Кошки, бродившие по ночам вокруг наших палаток, считались духами, и их очень боялись. Когда кошачий вой звучал совсем близко или особенно тоскливо, испуганные пасхальцы прибегали к молитвам и всю ночь напролет читали священные книги».

Памятуя неудачи Раутледж, Франко-Бельгийская экспедиция не особенно старалась искать подземные тайники. Лавашери (1935, с. 96–98) писал: «С первых дней пасхальцы рассказывали нам про пещеры, где тот или иной дед спрятал свое самое драгоценное имущество. К сожалению, старики всегда забывали перед смертью точно описать заветное место. И потомки мучились в догадках. Естественно, наиболее богатыми тайниками считаются самые недоступные. Есть множество пещер, куда ни разу не проникал человек. они находятся посередине отвесных обрывов». Все же, в одном случае местные информаторы убедили членов экспедиции искать подземную сокровищницу, будто бы расположенную посреди отвесной скалы над морем, возле древних стен Аху Тепеу (там же, с. 97). Метро и Хуан Тепано длинным обходным путем добрались до подножия обрыва, а Лавашери помог Пакомио и Тома Тепано спуститься сверху по веревке длиной 150 м. Когда основательно уставшие скалолазы наконец выбрались наверх, они сообщили, что обнаружили пещеру, да только пещера не та, очевидно, надо искать несколько севернее, однако веревку переносить не стали. Потерявший веру в своих информаторов Лавашери добавляет: «Они всегда попадают не в ту пещеру. Но повторные неудачи только укрепляют их убеждение, что есть другая пещера, в которой хранятся замечательные вещи».

Уместно добавить, что в 1956 году на том самом обрыве, чуть севернее Аху Тепеу, Меллой и его проводник-пасхалец, спустившись на веревке, обнаружили каменные скульптуры, b том числе одни из самых интересных, приобретенных на острове пашей экспедицией. Вещи лежали в глубокой расщелине, покрытые паутиной и толстым слоем мельчайшей эолической пыли (наст. том, с. 83–84, фото 187 а, 188, 189, 204, 205 а. 232 b, 257 b, 261 а, 264 f, 276 b, с, 277, 288, 289, 291).

Патер Себастиан Энглерт снова учреждает на острове миссию

В 1935 году, вскоре после отъезда Франко-Бельгийской экспедиции, из Чили на Пасху прибыл миссионер-капуцин, патер Себастиан Эпглерт. Так впервые после драматически прерванных семьюдесятью годами раньше попыток святого брата Эйро и его коллег на острове появилась постоянная христианская миссия. Местная община по-прежнему жила в полной изоляции, не подвергаясь воздействиям извне, если не считать ежегодные короткие визиты чилийского военного корабля. Побороть укоренившееся терпимое отношение к успешным кражам, а то и явное восхищение ими, было отнюдь не легкой задачей для патера Энглерта. Его же усилия изжить страх прихожан перед аку-аку весьма затруднялись психологией паствы, среди которой немалое влияние сохраняло еще поколение, выращенное родителями-язычниками. В самом деле, Энглерт (1948, с. 53) застал в живых женщину, родившуюся за двадцать лет до первого прибытия Эйро на Пасху. Патеру Себастиану пришлось иметь дело с поколением, которое разрывалось между двумя разными верами. С одной стороны, пасхальцы верили в учение, преподанное им миссионерами, с другой стороны, они глубоко почитали языческих предков, заполнивших остров фантастическими творениями. Миссионеры внушали им, что сверхъестественные создания — ангелы и дьяволы — были всегда и что древние скульпторы общались только с дьяволами. Но из этого следовало, что не бог, а дьявол помогал предкам перемещать и воздвигать каменных исполинов, которых христианские учители не могли сдвинуть даже на дюйм. Иноземные гости еще больше, чем сами пасхальцы, поражались высившимся повсюду циклопическим руинам и каменным великанам. Духи былых зодчих, нехристиан, и помогавшие им «татапе» или аку-аку, были для островитян ничуть не менее реальными, чем христианские ангелы и дьяволы, и разница между прежним и новым понятием сверхъестественного для большинства пасхальцев существовала только на словах.

Чтобы выйти по какому-нибудь делу за пределы селения, коренным жителям каждый раз полагалось получить разрешение губернатора, ведь остальные районы острова были для них запретными, так как кражи овец продолжались по-прежнему. Но хотя пасхальцы были сконцентрированы в деревне Хангароа, а чилийский губернатор жил один в Мата-вери, все они помнили районы, откуда вышел тот или иной клан, и считали, что дух-хранитель клана, его аку-аку, все еще обитает на старом месте. Энглерт (там же, с. 52) пишет: