На Памирах. Записки русской путешественницы

 Из-под тюрбана с боков висят наушники, заостренные, книзу и обшитые шнурочками и бляхами; на груди и поясе также навешаны бляхи и украшения, на руках надеты серебряные браслеты. Халаты на женщинах ватные и такого же покроя, как у мужчин; толстые сапоги с громадными подкованными каблуками доканчивают их наряд.

Наш хозяин считается богачом: у него больше сотни баранов, верблюды и целое стадо яков. Последние заменяют собою лошадей и коров, верблюды же, кроме своего труда дают еще шерсть, из которой женщины ткут очень теплую и прочную материю. Посидев

с

полчаса, мы встали с мест, чтобы продолжать путь, и хозяева вышли провожать нас, причем «кази» держал повод моей лошади, а сестра его — стремя.

Полюбовавшись на Ранг-

Куле

иною, более красивою природою, мы вновь

видели

перед собою унылые Памирские картины: почва, не то глинистая, не то песчаная, перемешанная с мелким щебнем и твердая, как паркет; растительность—

редкие

и пучки терескена горы куполообразные; кое-

где

из мягких очертаний их торчат неразрушившиеся еще скалистые гребни.

После отлогого подъема, мы спустились в большую долину Бюрулюк, названную так вследствие обилия волков, водящихся здесь [38], по пути валяются сотни рог и черепов. архаров, вероятно, смываемых с гор. Местные охотники говорят, что большое количество архаров ежегодно истребляются волками, которые, собравшись в стаи, устраивают на них правильные облавы. Наш переход сегодня невелик, едва в 20 верст. От ежедневного упражнения, у нас развилась почти потребность проводить ежедневно несколько часов в

седле

и

М. М.

опасается даже, что чего доброго, по приезде в Россию ему придется после утреннего чая садиться верхом на стулья. Он уверяет также, что ему в путешествии особенно нравится возможность утром «едва продрав глаза», не одеваясь (так как и не раздевался), перекатиться со своей спальной кошмы к клеенке, заменяющей нам

стол, и получить порцию каши и кружку чая с сухарем, а иногда и со свежею лепешкою.

Подъезжая к намеченной нами остановке, мы еще издали увидали спешно. собираемую для 

нас юрту; когда мы приблизились, около неё суетилось несколько женщин и ребятишек, из которых один, самый маленький, был прехорошеньким пузатым мальчуганом, с широкою добродушною мордочкою, невысморканным носом и громадными черными глазами; он очень охотно взял из моих рук кусок шоколада и сахара 

и

все запихал

себе

в рот с явным удовольствием. Пока мы в

юрте

пили чай, ребятишки устроили нам серенаду, причем каждый из участников

пел

самостоятельно, совершенно не интересуясь пением соседа: выходило нечто несуразное, но

тем

не менее, каждый из них получил по серебряному пятачку, который для них был диковиною,

после

чего детвора со всех ног пустилась к аулу,

ве

роятно, показывать свое приобретение. Близ нашего лагеря пасутся стада кутасов [39], громадных и на вид страшных

зверей:

горбатые, рогатые, с длинными мохнатыми хвостами, хрюкающие по-свиному, они производят внушительное впечатление.

Сейчас я неудержимо смеялась, наблюдая сцену знакомства кутасов с нашими осликами, которые были для них, вероятно, существами еще невиданными: один по одному кутасы стали выстраиваться перед осликами в шеренгу, тараща глаза на маленькое ушастое животное; последние старались соблюсти свое достоинство и делали вид, что вовсе не боятся, однако, бочком придвигались поближе к юртам, сопровождаемые неотступно толпою удивленных кутасов. Убедившись наконец, что спасенья нет, один из осликов не выдержал характера и залился таким истерическим криком, что привел своих преследователей в окончательное недоумение.

24

июля.

Сегодня последний переход, верст в 37, к Памирскому Посту. Охотники отправились особо, к ним же присоединилась и Н. П., надеясь полюбоваться охотою, а мы с

М. М.

и нашей свитою — особо.

Проехали верст 18 по тоскливейшей бугристой местности; вокруг глина с мелкими камнями и щебнем, кое-где пучки терескена; небольшой перевал, спуск в большую котловину, сотни валяющихся архарьих рог; воды нет нигде; солнце печет немилосердно; скучно, а закусить уже время и отдохнуть не мешает. Сошли мы с лошадей и легли отдыхать на острые камни; завтрак наш состоял из холодного куска жареного киика (остальное забрали с собою наши охотники) и черных сухарей; помечтали о

чашке

чая, удовольствовавшись в действительности глотком воды, которую я всегда вожу в бутылке у седла. Укрыться от солнца решительно

негде,

а лежать на острых камнях хуже,

чем сидеть

в

седле.

— «Поедемте», сказала я через четверть часа М. М — чу.

— «Поедемте», грустно ответил он

мне.

Рыжок мой тоже грустно и сонно мотнул головой,

и мы двинулись дальше.

Опять небольшой подъем, и перед нами раскинулась широкая долина

реки

Мургаб. Сверху

река

казалась синею лентою, берега её поросли густою травою, видом которой Памиры так

редко

балуют. Мы ожили; тропинка

бежит

вдали от

реки,

и опять затрусили мы с горку на горку, по песку и камням, но на ду

ше

уже было веселее: вдали мелькала голубая лента Мургаба.

Но вот за нами раздался топот скачущих лошадей, и через минуту нагнал нас муж и Н. П. Им так надоело бесконечное стояние в ущелье в ожидании архаров, охота шла так вяло что они бросили ее и поскакали догонять нас. Мы оживились, бод

рее

двинулись вперед: близость воды, а следовательно и чая, отдых на траве, а не острой гальке, подгоняли нас. Хотя вдали и виднелся аул, но до него оставалось еще верст 5 и мы предпочли расположиться на берегу реки. Здесь, наконец, осуществились наши мечты о чае, который на этот раз был, впрочем, исключительно скверен, так как

кипятился

в железном вед

ре.

Мургаб—

река

довольно широкая, с быстрым течением; но в противоположность горным рекам, кото

рые мы видели за этот месяц, она не бурлить и не мечется, а спокойно и ровно катит свои молочно-голубые воды.

Верстах в 8 от нашей остановки, у самого Памирского Поста, сливаются две

реки:

Ак-Су и Ак-Байтал и, слившись, получают название Мургаба, который есть одно из верховий Аму-Дарьи.

Через час мы подъезжали к Посту; здесь долина замыкается голыми, неприютными горами, зелени нет, если не считать кочковатого болота под самыми стенами укрепления. Последнее сооружено на высокой насыпи, окруженной глинобитными стенами и широким рвом: внутри виднеются казармы и жилые дома:. все здания одноэтажные, из серой глины, под цвет окружающей природы; Лошади так отвыкли за этот

месяц

от всяких построек, что подъезжая ко двору укрепления; сильно беспокоились, не хотели входить и вдруг:

все

четыре кинулись в сторону, причем моя от страха даже упала на колени: она, вероятно, испугались развевавшегося на стене флага; во двор, мимо казарм, они вошли неохотно, фыркали и пятились. Навстречу нам вышел начальник поста, М. А. Н — в, молодой еще человек, радушно сообщившей, что помещение для нас готово, так как он был уже предуведомлен о нашем приезде (киргизы ему рассказали, что кроме остальных, идут «одна марджам», т. е. одна дама, — это; я, и один офицер, — это Н. П., которая прослыла за офицера, вероятно, благодаря своей белой папахе). В нашем распоряжении оказалось три комнаты, в которых мы и расположились с давно невиданными удобствами. Как-то неловко нам было после юрт и кошм ходит по полу, сидеть на стульях и за столом, а всего страннее было спать на постелях с простынями и без платья.