Саянский дневник

«На улице» все та же серость. Сквозь туман видна только вершина противоположного хребта с редкой щеткой тощих черных пихт. Но скоро и ее закрывает белесая мгла. Дождь то усиливается, то проходит, и тогда по тенту только изредка стучат крупные капли, падающие с деревьев.

Мы проснулись и томимся неизвестностью. В таком тумане невозможно ориентироваться, а нам это необходимо.

Однако долго вылежать не удается. Первым вылезает Алик и разжигает костер, потому что «когда горит костер, веселее жить».

На предложение дежурных готовить завтрак завхоз ответил, что завтрака не будет. Это реакция на потерю ориентировки и внеочередную дневку. Есть сегодня будем днем и вечером. Побродив вокруг костра, залегаем обратно в палатку. Саша изучает книги Федорова, стремясь узнать, куда же мы попали, завхоз с Владиком затеяли игру — «морской бой», я, затиснутая между лежащими, тщетно пытаюсь писать дневник, то держа тетрадь на весу, то пользуясь спиной Владика, как пюпитром. Но эта спина ежеминутно содрогается от раскатов «морского боя»: Алик топит корабли противника один за другим. То и дело слышится:

— А-2. Мимо.

— И-6. Попал.

— Е-4. Потопил.

Точно мы не затеряны где-то в центре Саян, в таежных дебрях, а сидим на скучной лекции в аудитории 214.

Саша, наконец, выяснил, куда мы попали. На этот раз все приметы совпадают, и уже нет никаких сомнений. Мы находимся в долине Белой Валы, а сейчас сидим на Агульском хребте. Крутой склон напротив нас — это Кинзелюкский хребет, а проход в виде трубы ведет к Ванькину ключу и Сурунце.

Часа в три дождь усиливается, и в его струях начинают проскальзывать отдельные белые хлопья. Температура резко упала — уже всего 3°. Хлопья летят все чаще, и вот уже вместо дождя метель. Пихты напротив палатки видны, как сквозь белую сетку, а Кинзелюкский хребет скрылся за сплошной пеленой падающего снега.

Еще вчера утром мы видели лето, сочную зелень и яркое солнце. Днем перед нами в багрянце и золоте листвы под серым небом прошла осень, а сегодня над нами метет зимняя метель. Да, горы — это поистине страна контрастов. И мы, побывав здесь, увидели вдвое больше, чем обычные горожане, — ведь в Москве для нас еще раз будет золотая осень, еще раз будет первый снег.

Когда метель немного стихает, вылезаем из палатки и останавливаемся в немом восхищении. Тайга прекрасна в белоснежном уборе первого снега. На лапах пихт лежат пушистые шапки, снегом покрыт каждый лист на кустах, каждый стебель травы. На склоне Кинзелюкского хребта зелень деревьев точно припудрена, а гребень его ярко белеет на фоне темно-серого неба.

Наш олень в царственной неподвижности лежит на траве и тоже весь покрыт снегом. Он выглядит тут точно в сказке — весь белый, с отягощенными снегом рогами, среди фантастических белых зарослей, в которые метель превратила высокотравье. Фотографы не выдерживают и делают множество кадров.

После ужина, когда все в благодушном настроении собирались ложиться спать, прибежал встревоженный Алик с известием, что олень исчез. Снег шел все время, так что следов не видно.

Погоня вернулась ни с чем.

Настроение группы резко упало. Инструктор лег в палатку лицом вниз и так пролежал до возвращения ребят. Оставшись без идейного руководства, я во мраке пекла хлеб на затухающем костре. В результате получились лепешки из двух поджаренных корочек, между которыми было сырое тесто.

Решено завтра сходить на нашу прошлую ночевку, на бугре с ягелем. Если оленя там нет, то продолжать поиски бессмысленно. Да и вообще почти нет шансов найти его.

А это значит, что наш груз увеличивается еще на сорок килограммов — по пять на брата.

Итак, мы лишились и второго оленя. А Мика-то жаловалась, что у нас поход без приключений!

5 сентября

Поиски оленя не дали результата. Зато ребята под самым перевалом Эхо нашли лагерь Федорова — место костра, несколько кольев и затеску на дереве с надписью: «Отсюда в 1949 г. экспедиция Ботанического института Академии наук СССР прошла к пику Грандиозному и достигла его 23.VIII.

Per aspera ad astra!

Ал. Федоров, Ан. Федоров, А. А. Никитин, Б. В. Виноградов, П. К. Красильников, проводники: Стародубцев А. О., Лисицев А. И.

26. VIII. 1949 г.»

Ребята под этой надписью сделали затеску и написали: «Здесь проходила группа туристов МИСИ. гор. Москвы, которая впервые поднялась на пик Грандиозный 29 августа 1955 года».

Итак, завтра опять навьючим только-только начавшие облегчаться рюкзаки — и на Агинское!

Зимний поход без лыж по Саянам начинается!

В СНЕЖНОМ ПЛЕНУ

6 сентября

Завтракали, сидя в палатке, снег то начинал идти, то прекращался. По небу быстро проносились тучи, туманное пятно на месте солнца то разгоралось, то меркло и заволакивалось темными рваными клочьями. А кругом была настоящая зима — ели с мохнатыми белыми лапами, согнувшиеся под пушистыми снежными шапками стебли борщевника.

Только вокруг нашего костра еще лето — темный круг, не занесенный снегом, зеленая трава. И на этот кусочек лета к нам прилетела птичка. Ей, верно, тоже не по душе ранняя зима и она, нисколько не боясь нашего соседства, долго прыгала у костра, погрелась, сидя на таганке, над остывающей золой, вскочила на чей-то сохнущий ботинок, потом стала клевать рассыпанную крупу. Улетела она только тогда, когда на нее был наведен объектив фотоаппарата.

Снегу за эти два дня нападало порядком — по колено и выше. Он липнет на ботинки, на подошве и каблуке образуются огромные снежные нашлепки, гирями висящие на ногах и великолепно скользящие там, где на крутых склонах трава чуть прикрыта снегом. Мы ожесточенно сбиваем эти нашлепки альпенштоками и ледорубами, но через несколько шагов опять то же самое.

Итак, мы идем по снегу, прямо по трубе, которая должна привести нас на Ванькин ключ. Труба — это широкая корытообразная долина безымянного притока Белой Валы, почти совсем лишенная леса. На нашем склоне нет ничего, кроме ольховника. Попадаются кусты смородины, но уже без ягод, да еще раза два встречались рябины с ярко-красными кистями. После прохода группы они остались стоять на месте, но уже без ягод. Рябина чуточку прихвачена морозом и очень приятна на вкус.

Перевал нас обманывал — за одним снежным пригорком открывался другой, за другим — третий. Пришлось делать привал. Мы сели на рюкзаки, плотнее сдвинулись, чтобы хоть немного защититься от пронизывающего ветра, и запели.

Слабо и жалко звучал, наверное, наш крохотный хор в засыпанной снегом долине где-то в центре Саян, но мы были им вполне довольны: с песней и веселее, и не так холодно.

И вот уже мы бредем по длинной перевальной седловине. По нашим следам выпрямляются малорослые кустики круглолистой березки, освобожденные от снега. Их багровые ветки, как флажки, отмечают наш путь — извилистую борозду в рыхлом снегу. Спуск начался совсем незаметно.

Картина, раскрывшаяся перед нами, была довольно мрачной. Вдаль, во мглу, уходила узкая долина Ванькиного ключа с крутыми склонами, покрытыми редкой черной тайгой, несколько сгущающейся на дне долины. Внизу бурлил между камнями узкий черный поток. В нескольких местах в него впадали ключи, начинавшиеся где-то прямо посередине склона, выбиваясь темными струями из-под снега.

Дежурные Алик и Мика долго мучились с костром, раздуваемое ветром пламя металось из стороны в сторону, поджигая развешанные для сушки гетры, носки и рукавицы и минуя кастрюли.

Самое печальное, что погода не предвещала ничего хорошего. Вдали, над снежными вершинами небо отливало гнетущим фиолетовым оттенком, и по нему со страшной скоростью проносились молочно-белые низкие тучи.