Удивительные донумы

Роза издавна вплелась в быт сирийцев. Известно, что еще 2 тысячи лет назад она была предметом экспорта Финикии. Аббасидский халиф Аль-Мутавакилль говорил, что он, король султанов, и роза, королева цветов, достойны друг друга. В Сирии впервые стали делать розовую воду. Когда Саладин в 1187 году освободил от крестоносцев Иерусалим, он объявил, что не вступит в город, пока там стоит запах врагов. Чтобы «очистить атмосферу», из Дамаска в Иерусалим срочно направили 500 верблюдов с грузом розовой воды. При этом следует учесть, что на приготовление одного литра розовой воды (по рецепту Авиценны) требовалось около 600 граммов лепестков!

Когда же в XVII веке было впервые изготовлено розовое масло, одной капли которого достаточно, чтобы пропитать воздух в большом доме, роза превратилась в настоящую драгоценность. Про розовое масло нельзя даже сказать, что оно шло на вес золота, временами оно стоило в два, три и даже пять раз дороже.

Что придает розе столь удивительный аромат? Трудно сказать. Американские ученые, проведя химический анализ, пришли к выводу, что запах розы создают около 30 различных веществ. Но когда все эти вещества были синтезированы, то получился раствор, имеющий запах жженой резины. К сожалению — а может быть, и к лучшему, — в лабораториях удается воспроизвести далеко не все, что создает природа.

Удивительные сирийские донумы продолжают взращивать этот удивительный цветок как с помощью садоводов, так и без нее. В мае — июне на холмах расцветает дамасская роза; тогда же на каменистых осыпях в горах Антиливана распускается нежно-розовая Rosa canina, в каменистых местах в апреле можно встретить и арабскую розу; к востоку от местечка Дума под Дамаском с июля по август растут на редкость шипастые Ливанские розы; на склонах от Дамаска до Зебдани все лето цветет ползучая финикийская роза — у нее загнутые шипы и много соцветий, белых и алых… [25]

Глава 4

Крест против полумесяца

Кто в детстве не зачитывался романами о благородных, галантных, закованных в сверкающие доспехи воинах Вальтера Скотта и несколько менее благородных, но могучих и непреклонных — Генрика Сенкевича? Кто не помнит фильм об Александре Невском, где рогатые шлемы псов-рыцарей вместе с головами слетали с плеч под секирами русских ратников? Кто не мечтал хоть однажды побывать в средневековом замке, заглянуть в щель амбразуры, через которую смотрели на готовящегося к штурму противника угрюмые глаза крестоносца, пройтись по булыжной мостовой, по которой цокали копыта боевых коней, потрогать каменные стены, в которых гуляло эхо, разносившее звуки от бряцания мечей?

Тому, кто приезжает в Сирию хотя бы ненадолго, не прикоснуться к этой овеянной романтикой и в то же время мрачной странице истории — периоду крестовых походов — невозможно. Невозможно потому, что та страница писалась кровью и огнем прежде всего на сирийских землях, хотя «авторство» главным образом принадлежит французскому духовенству и мелким феодалам — рыцарям. Недобрую память о них арабы сохранили вплоть до XX века, всех европейцев называя «ифранджи» (франки) и вкладывая в это слово далеко не лестный смысл. Однако кроме памяти о смерти и разрушениях, повсюду сопровождавших крестовые походы, от той эпохи осталась целая система замечательных рыцарских замков; некоторые из них сохранились почти в первозданном виде и представляют собой уникальные образцы средневековой военной архитектуры. Однако, перед чем как познакомиться с сирийскими замками, обратимся к событиям, породившим эти замки, столкнув в более чем двухсотлетием противоборстве крест папской Еврспы и полумесяц мусульманского Востока.

Конец X — начало XI века. Западная Европа с алчностью поглядывает на восток. Покоя Европе не дают старый «зуб» на арабов за захваченную ими Испанию и легендарные богатства, которыми якобы полны дворцы исламских халифов.

На Арабском Востоке тем временем происходит то, что рано или поздно всегда случалось с непомерно разросшимися империями: когда-то единый арабский фронт, сплотившийся вокруг зеленого знамени ислама, начали разъедать внутренние противоречия. На севере Сирии хозяйничали турки-сунниты. Юг контролируют египетские халифы династии Фатимидов, исповедовавшие шиизм. Друзы заправляли значительной территорией, сейчас относящейся к горному Южному Ливану, но в тот период и вплоть до середины нашего столетия — сирийской. В горах на севере Сирии порядки устанавливает секта нусайритов, а в горах несколько южнее — общины исмаилнтов и ассасинов. Ужесточаются притеснения сирийских христиан — маронитов, яковитов, несториаи. Более того, Фатимиды, особенно третий халиф династии — Хаким, известный своим религиозным шовинизмом, от гонений на собственных подданных, исповедовавших христианство, перешли к нападениям на пилигримов из Европы, вопреки имевшемуся договору грабя и обирая их караваны. Трогать христиан, смиренно идущих поклониться гробу господню в сарацинами [26] же занятый Иерусалим?! Это уже был казус белли, за который Европа не замедлила ухватиться.

Первым голос поднял паломник Герберт, в будущем папа Сильвестр II. Возвратившись из Палестины в 986 году, он в открытом письме возопил о страданиях Иерусалима и призвал всех христиан на помощь святому городу. Искры, высыпанные распаленным богословом, попали на горючую смесь из христианского фанатизма пополам с разбойничьим авантюризмом. Французы и итальянцы незамедлительно зажглись жаждой мщения, в паломничество стали прихватывать с собой оружие, а дабы оно не заржавело, начали время от времени совершать набеги на прибрежные поселения арабов.

К концу XI века отношения между Европой и мусульманами накалились до предела. 26 ноября 1095 года папа Урбан II, француз по происхождению, обратился к христианской пастве со словами: «…предпримите путь к гробу святому, исторгните ту землю у нечестивого народа и подчините ее себе…». «Кто здесь горестен и беден, там будет богат». И паства, среди которой были и верующие, искренне желающие спасти христианские святыни, и военные, жаждущие битв, славы и завоеваний, и манимые будущими барышами купцы, и проходимцы всех мастей, и раскаявшиеся грешники, искавшие искупления грехов в тяготах походной жизни, и отпетые преступники, самое дно общества, для которых любые перемены означали облегчение, — вся эта разношерстная западноевропейская орда потянулась на освященную папой римским большую дорогу.

Самый крупный отряд — 150 тысяч человек — выступил в августе 1096 года, и его поход вошел в историю под названием первого крестового похода. К поясам участников, главным образом французов, норманнов и итальянцев, были подвешены прямые тяжелые мечи, па груди — кресты (отсюда «крестоносцы»). Их девизом было: «Deus lo volt» («Этого желает бог»).

Дойдя до земель «нечестивого народа», многие рыцари вдруг поняли, что воля божья — не лететь сломя голову в Палестину, а немедля поделить между собой самые лакомые куски сирийского пирога. Валдуин занял город Эдессу и основал Эдесское графство — первое из крестоносных государств на Востоке. Предводитель норманнов повернул па запад и захватил Киликию, где жили тоже далекие от ислама армяне и греки. Его вассал и родной дядя Боэмунд тем временем после долгой и трудной осады взял Антиохию. Она стала главным городом Антиохийского княжества — другого государства крестоносцев, к которому несколько лет спустя Танкред (из Нормандии) присоединил Латакию и Апамею. Графы Раймонд Тулузский и Готфрид Бульонский двинулись на юг, стараясь придерживаться побережья Средиземного моря. To, что они выбрали маршрут, проторенный уже многими завоевателями Востока, а не углубились во внутреннюю Сирию, спасло от разорения крупнейшие города — Халеб, Хаму, Хомс, Дамаск, которые позже крестоносцы 1ак и не смогли взять. Те же города, что оказывались у них на пути, или после недолгого сопротивления отдавались на милость победителя, или покупали себе мир за золото.