Водители фрегатов

я лодка. Теперь на палубу взошло сразу десять человек. Новоприбывшие держали себя совсем иначе, чем те два японца, которые приезжали раньше на корабль. Они не только никому не кланялись, но даже, казалось, никого не замечали. Крузенштерн, встретивший их, попытался с ними заговорить, но они, к его удивлению, ничего ему не ответили. Безмолвно, не спросив разрешения, они спустились по трапу в кают-компанию. Начальники сели на диван, а слуги поставили перед ними по ящику с маленькими курительными трубками и по небольшому чугунному котелку с горячими углями. Каждый начальник взял трубку, разжег ее угольком и закурил. Но трубки были так малы, что, сделав две-три затяжки, приходилось класть их обратно в ящики и брать новые. Все трубки набили табаком еще до приезда на корабль.

Изумленный таким бесцеремонным поведением гостей, Крузенштерн вызвал Резанова и двух японцев, бойко говоривших по-русски.

Но на поклон посла начальники тоже не обратили внимания. Так, в полном безмолвии, курили они минут десять. Наконец один из начальников что-то сказал вполголоса своему подчиненному. Тот выслушал своего господина, согнувшись пополам и опустив руки до полу. Пока начальник говорил, он с почтительным шипением втягивал в себя воздух. Потом выпрямился и, обращаясь к Крузенштерну, произнес несколько слов по-голландски.

Тогда все разъяснилось. Подчиненные были переводчики с голландского языка на японский, а начальники — офицеры, которым нагасакский губернатор поручил наблюдение за портом. Такое странное поведение японцев было обычной японской церемонией: знатный японец должен сначала посидеть, покурить и только минут через десять может начать разговор.

Крузенштерн во время своих далеких странствий по свету, а особенно во время своего пребывания в Капштадте, у мыса Доброй Надежды, выучился немного говорить по-голландски и мог теперь кое-как объясняться с японскими офицерами через их переводчиков.

Начался разговор. Едва Крузенштерн произнес первую фразу, как переводчик толкнул его легонько в спину, давая ему понять, что, разговаривая с такими важными лицами, нужно кланяться. Но Крузенштерн продолжал говорить, стоя совершенно прямо. Японские офицеры слушали его с каменными, ничего не выражавшими лицами.

Он рассказал о цели своего приезда в Нагасаки и о желании русского правительства заключить с Японией торговый договор. Узнав, что Резанов — посол, японцы, сидевшие на диване, слегка поклонились ему не вставая.

Крузенштерн спросил, когда Резанову можно будет ехать в столицу Японии для переговоров, когда команде «Надежды» разрешат сойти на берег и как поступить с японцами, привезенными из России. Но вместо ответа японские офицеры стали задавать ему вопросы о путешествии, совершенном «Надеждой». Они показали при этом, что познания их в географии довольно обширны: им было, например, известно, что Тенериф — один из островов Канарского архипелага и что Дестеро находится в Бразилии.

— Как вы шли из Камчатки в Нагасаки: вдоль восточного берега нашей страны или