Собрание сочинений, том 3. Охотники за растениями, Ползуны по скалам, Затерянные в океане

За все время, пока негромко, почти шепотом, шел этот разговор, таинственные голоса молчали. Сначала, как только они послышались, казалось, будто разговаривают два-три человека. Впрочем, звуки доносились крайне неясно, словно люди находились еще далеко или же говорили очень тихо.

Теперь катамаранцы прислушивались, ожидая, не донесется ли до них какое-нибудь громче сказанное слово, и в то же время им этого вовсе не хотелось. Они предпочли бы никогда не слышать этих голосов.

Одно время казалось, что их мольба услышана. Прошло целых десять минут-и ни звука, ни голоса…

Сначала молчание успокоило их. Но вдруг в уме у Бена Браса мелькнула новая догадка-и все его думы и стремления приняли совершенно иной оборот.

А что, если они слышали голоса совсем чужих людей? Почему это обязательно должна быть команда погибшего невольничьего судна: либо негодяи-людоеды большого плота, либо капитанская шайка на гичке? Кто знает, может, все-таки это разговаривают матросы на палубе китобойца?

Бывший гарпунер об этом прежде не подумал. А теперь догадка так потрясла его, что он с трудом заставил себя сдержать крик: «Эй, на корабле!»

Но помешала другая, быстро мелькнувшая мысль, которая снова призвала его к осторожности. Если эти люди, голоса которых они слышали, не команда китобойца, а матросы с невольничьего судна, то окликнуть их-значит, наверняка навлечь неизбежную гибель на себя самого и на своих спутников.

Он шепотом поделился своими мыслями со Снежком, на которого они произвели точно такое же впечатление. Негру так же страстно хотелось крикнуть: «Эй, на корабле!» — и в то же время он сознавал, насколько это опасно.

Противоречивые чувства боролись в груди у обоих друзей. Как больно было думать, что тут же, рядом, так близко, что можно его окликнуть, находится корабль, который мог бы спасти их от всех опасностей! И, быть может, корабль так и пройдет мимо, бесшумно скользя по воде, скрытый от их взоров этим густым туманом. Еще какой-нибудь час, и он очутится далеко в океане, и никогда больше его команда не услышит зова наших скитальцев.

Одно-единственное слово, один возглас — и они спасены! И все-таки катамаранцы не решались: ведь этот крик может выдать их врагу и погубить.

Ими овладело сильное искушение: рискуя жизнью, дать опасный сигнал. Несколько секунд они колебались — молчать или окликнуть: «Эй, на корабле!» Но осторожность советовала замкнуть уста, и под конец восторжествовало благоразумие.

Такое решение было принято не случайно. Бывший гарпунер пришел к нему путем размышлений, основанных на его прежнем профессиональном опыте.

Если это китобойное судно, рассуждал Бен Брас, то оно должно вернуться на поиски кашалота. Команда знает, что кит убит: об этом говорят и буи и флаг. Бен Брас был уверен, что матросы непременно захотят вернуться на розыски кашалота. Именно эта уверенность все время поддерживала в нем надежду и заставляла его так долго оставаться подле кашалотовой туши. Не каждый день удается подцепить посреди океана этакую находку-кашалота, который может дать без малого сотню бочек спермацета! Он знал, что такое сокровище не бросишь на произвол судьбы, а попытаешься отыскать во что бы то ни стало.

Все говорило за то, что голоса послышались с китобойца. А в таком случае команда, задавшаяся целью найти кита, едва ли решится продолжать путь в тумане. Скорее они лягут в дрейф и станут дожидаться, покуда погода не прояснится. Таким образом, катамаранцы все-таки могли надеяться, что, когда туман рассеется, они увидят страстно желанный корабль на месте. И они решили хранить молчание.

Было еще очень рано. Заря только занималась. Когда появится светило и его могучие лучи разгонят мрак, тогда только наши скитальцы убедятся окончательно, чьи это голоса: людей или же людоедов, этих чудовищ в образе человеческом!

Глава LXXXII. НЕОФИЦИАЛЬНОЕ СЛЕДСТВИЕ

Им не пришлось дожидаться, пока спадет туман. Задолго до того, как солнце приподняло дымку с океана, катамаранцы уже знали, кто их соседи. Нет, то были не друзья, а смертельные враги, те самые, которых они так боялись.

Открытие не заставило себя долго ждать. Дело обстояло так.

Все трое, Снежок, матрос и Вильям, по-прежнему оставались на туше кашалота, внимательно вслушиваясь. Бен Брас с юношей стояли, а негр полулежал, приникнув своим большим ухом к коже кита; видно, он считал, что так слышнее.

Напрягать слух им, однако, не пришлось. Когда наконец донесся звук — это оказался человеческий голос, да такой громкий и грубый, что даже глухой мог бы его расслышать.

— Черт побери! — воскликнул кто-то с явным изумлением. — Поглядите-ка, ребята! Среди нас мертвец!

Если бы эти слова произнес сам демон тумана, они не могли бы сильнее потрясти ужасом наших скитальцев, стоявших на спине у кашалота. Иностранный акцент и кощунственное ругательство могли изобличать любого, говорившего по-французски, но самый голос нельзя было не признать по его тембру: слишком часто гремел он у них в ушах с такими же резкими, неприятными интонациями.

— Ох, да это масса Легро! — пробормотал негр. — Каждый скажет — это он!

Друзья не ответили Снежку. Впрочем, ответа и не требовалось. В тумане зазвучали новые голоса.

— Мертвец? — вскричал другой моряк. — Ну да, так и есть. Кто такой?

— Да это ирландец! — воскликнул третий. — Смотрите, его убили! Вот и нож торчит меж ребер. Зарезан!

— Ну, это его нож! — произнес кто-то. — Как мне не узнать! Ведь раньше он мне принадлежал. Взгляните, там, на ручке, должно быть проставлено имя хозяина. Он тут же его и вырезал, в тот самый день, как купил нож у меня.

Наступила пауза, матросы замолчали, словно желая проверить сказанное.

— Правильно! — сказал один из них, продолжая вести самочинное следствие. — Вот оно, имя, — Ларри О'Горман.

— Он покончил с собой! — произнес еще один, раньше молчавший матрос.

— Это самоубийство!

— А что мудреного? — подтвердил другой. — Так или иначе, ему была бы крышка. Вот парень и надумал: чем скорее, тем лучше, да и с плеч долой!

— Как так? — спросил еще один, видимо, не согласившись с мнением тех, которые высказывались до него. — Зачем же помирать было ему одному, а не всем нам?

— Забыл, что ли, брат, сегодня ему драться с мосье Легро?

— Нет, не забыл. А что с того?

— А ну-ка, пораскинь мозгами!

— Никак не пойму, почему именно он был на очереди отправиться к праотцам, а не кто иной. Эй, ребята, смотрите! Дело тут нечисто! Ирландца зарезали его собственным ножом! Это-то ясно. Вряд ли это он сам над собой совершил. На кой черт это ему сдалось! Тут дело нечисто!

— А виновник кто, на кого думаешь?

— Не знаю я ничего, братцы! Если видели, скажите. Кто-нибудь да знает, как все это вышло. Мокрое дело, не иначе! Назовите злодея!..

Молчание длилось больше минуты. Никто не отвечал. Если матросы и знали, кто убийца, они не собирались его выдавать.

— Послушайте, ребята! — вмешался какой-то матрос, чей резкий голос прозвучал, словно крик гиены. — Я хочу жрать, как акула, у которой все нутро рассохлось с голодухи. Давайте отложим разбирательство, покуда не перекусим. Там будет видно, кто его на тот свет отправил. А может, никто и не виноват. Ну, что скажете?..

Никто не ответил на это гнусное предложение.

Тут опять раздался громкий крик, вызванный совершенно иной причиной. Все, что говорилось в дальнейшем, не имело никакого отношения к обсуждавшемуся вопросу.

— Огонь! Огонь! — вопили голоса.

— Тот самый, что вы видели вчера ночью! Камбузная печь! Э, да судно близехонько — всего каких-нибудь ярдов сто!

— Эй, на корабле! Корабль, эй!

— Эй, на корабле! Что за судно?..

— Эй, вы, там! Что ж вы, черти, не отвечаете?

— За весла, ребята! Живо за весла! Заснули там эти олухи, что ли, глаз еще не продрали?.. Эй, на корабле, эй, эй!..

Нетрудно было догадаться, что значат эти речи. Матрос и Снежок безнадежно переглянулись. Они уже узнали, что творится за спиной у них. Там, в самодельном очаге, ярко пылал спермацет, и над огнем румянились бифштексы. Взволновавшись, они совсем позабыли обо всем этом. Пламя, светясь сквозь туман, выдало их присутствие людям на плоту. Катамаранцы услышали приказ сесть за весла, смутно уловили тотчас же раздавшийся плеск воды и поняли, что большой плот несется прямо на них.