Экспедиция "Уллис"

Третье основание, дающее нам право предполагать, что суда Улисса дрейфовали, — специфический северный ветер, который рождает как раз такую обстановку, какую описывает Гомер. Речь идет о характерном для летнего сезона мелтеми: он возникает вдруг и может дуть не один день, нагоняя волну. Капитан Спрэт, начертивший карту Троянской равнины, наверное десятки раз познавал действие мелтеми, когда служил в Средиземном море, и он отмечает, что этот ветер «обычно рождается совершенно неожиданно, никакие тучи не предупреждают мореплавателя о его возникновении, и только опытные местные моряки догадываются, что последует, завидев, как некоторые вершины кутаются в облака. Его особенно страшатся из-за сильных шквалов с наветренной стороны гористых мест; моряки называют их „белыми шквалами“, потому что они налетают вдруг при совершенно безоблачном небе и по своему характеру подобны тайфунам, закручивая над поверхностью моря вихри водяной пыли».

Даже современные яхты спешат в укрытие, когда подует мелтеми, и портовая полиция запрещает малым судам выход в море, пока этот ветер не утихнет. Сила мелтеми варьируется от пяти до шести баллов; во второй половине дня она иной раз приближается к шторму, за ночь убывает, но утром ветер снова разгуливается вовсю. Бывает и так, что мелтеми дует с одинаковой силой несколько дней подряд, и если корабли Улисса попали в такую переделку, его флотилию могло унести через все Средиземное море. Подчеркну еще раз, что при мелтеми создаются условия, позволяющие галере отлеживаться в контролируемом дрейфе.

Путь Улисса от Малеи для меня очевиден. В Черном море в штормовую погоду я на борту «Арго» просчитал направление и скорость дрейфа галеры при ветре силой от четырех до семи баллов. За сутки «Арго» отнесло от берега примерно на тридцать миль; стало быть, средняя скорость снова была немногим больше одного узла. Скорость вполне безопасная, не грозящая выживанию избравших оборонительную тактику, и «Арго» вышел невредимым из этого испытания. Нет никаких оснований предполагать, что дрейф кораблей Улисса сложился иначе. За девять дней (если мы примем эту подозрительную цифру) флотилию отнесло на юг примерно на 270 миль; и на восьмой или девятый день обессиленные моряки с великим облегчением могли узреть на горизонте гористый берег. И естественно, направились к этому берегу, спеша пополнить запасы пресной воды. Край, в котором они очутились, мог быть только Северной Африкой с горами Эль-Джебель-эль-Ахдар (они же Зеленые горы). Скорее всего, флотилия подошла к северному выступу современной Ливии между Бенгази и заливом Бомба; эта историческая область известна под названием Киренаики.

Практически все ученые, исследовавшие в разное время географию «Одиссеи», сходятся во мнении, что гонимые ветром корабли Улисса пристали к берегу Северной Африки и там встретили лотофагов. Правда, большинство считает, что мореплаватели высадились не в Киренаики, а в пятистах с лишним милях дальше на запад, по другую сторону залива Сидра, в районе острова Джерба (или на самом острове), в нынешнем Тунисе. Они рассуждают так: флотилию девять дней сносило сильным ветром, а при таком ветре галера может за сутки покрыть от семидесяти до ста с лишним миль. Стало быть, корабли Улисса прошли не менее шестисот миль. Поскольку ширина Средиземного моря на участке между мысом Малея и Африкой всего 250 миль, флотилия, очевидно, шла по диагонали и, покрыв в общей сложности не менее 600 миль, очутилась у Джербы.

Эта гипотеза несостоятельна не только потому, что, как мы видели, у Улисса и его людей не было никаких причин уходить с большой скоростью все дальше от намеченного маршрута, но и потому, что ни один здравомыслящий капитан галеры бронзового века не избрал бы столь опасный при сильном ветре курс. Вариант, предлагаемый упомянутыми комментаторами, означает, что галеры шли бортом к ветру и волнам. Для легкого бескилевого судна, подверженного сильнейшей бортовой качке, такое положение было бы крайне неудобным, а то и просто опасным, поскольку чрезвычайно увеличивался риск опрокидывания, не говоря уже о том, что галеру могла потопить захлестнувшая ее волна. Если вспомнить, что речь идет о двенадцати судах с тяжелым грузом награбленной добычи, станет ясно, сколь нелогично предполагать, что такая флотилия прошла 600 миль крайне рискованным диагональным курсом.

Упускают из виду еще и то, что Джерба никак не могла привлечь мореплавателя бронзового века. Берега острова низкие и невыразительные, на двенадцать миль в море простираются песчаные бары и отмели, все побережье окаймляют лагуны и илистые банки, что весьма осложняет высадку. В мифе о золотом руне Ясон и его аргонавты попадают в переделку как раз у Джербы. Их большая галера прочно села на мель, аргонавтам пришлось искать пресную воду в глубине острова, они едва не погибли от жажды, и только вмешательство морского бога помогло им сняться с мели, используя скрытый под водой желоб. Мы видим резкий контраст с тем, как свободно подошел к суше Улисс. Итакским судам не препятствовали никакие бары или отмели, люди спокойно высадились на берег и без труда нашли пресную воду. Берег Киренаики удобен для швартовки, и в этом районе хватает пресных источников; не случайно именно здесь позднее были основаны первые греческие колонии.

Теперь представим себе сносимую ветром флотилию и капитанов, с тревогой следящих за тем, как с каждым днем убывают запасы пресной воды, и пытливо всматривающихся в горизонт в поисках земли. Внезапно показывается берег Киренаики. Еще раз подчеркну, что мореплаватели бронзового века водили суда, руководясь визуальным методом, и первым возвышенным местом, которое они могли увидеть, приблизившись к побережью Северной Африки, была шестисотметровая гряда Эль-Джебель-эль-Ахдар в Киренаике. Обнадеженные этим зрелищем, они направляют суда в ту сторону, высаживаются на незнакомом берегу, немедля пополняют запасы воды и, как сообщает Улисс, готовят себе обед на твердой земле. После чего, движимые непреходящим любопытством и, надо думать, рассчитывая на легкую поживу, разведчики отправляются внутрь страны и встречают странных местных жителей, которых Улисс называет лотофагами.

Кто были эти лотофаги? И что за удивительный плод «лотос» поверг греческих посланцев в такой транс, что они не пожелали возвращаться с собранными сведениями к своим кораблям, предпочитая остаться в чужом краю, так что пришлось силой возвращать их на галеры, связав, словно кур, предназначенных для продажи на рынке. Какие только растения ни называли исследователи. Одним из вероятных кандидатов был североафриканский гашиш, чье наркотическое действие вполне могло заставить моряков забыть о своей отчизне и плакать, когда наступило похмелье. Но гашиш добывают из конопли, которая не приносит «сладко-медвяных» плодов, и вряд ли местные жители питались гашишем. Высказывалось предположение, что речь идет о лотосе. Некоторые его разновидности и впрямь употреблялись в пищу в Египте. Однако лотос тоже не приносит плодов, о которых говорит Гомер. Еще один кандидат — финиковая пальма, известная своими сладкими плодами, но последующие греческие авторы четко различали финики и «лотос». Да и в самой «Одиссее» упоминается пальма (в позднейшем добавлении к тексту) без отожествления с «лотосом».