Ужасы льдов и мрака

Отныне они дрейфуют на льдине, на ледяном острове, который то уменьшается, то растет, а сердце у него деревянное – их корабль, они дрейфуют в слепящую пустоту, затем в сумерки полярной ночи, во тьму, на север, северо-восток, северо-запад и опять на север – целиком во власти совершенно неведомых морских течений и ледовой пытки. Они уже никуда не направляются. Все подступает к ним само, идет навстречу – два года, из которых более восьми месяцев солнце не восходит; заброшенность и страх; стужа такая, что теплые шерстяные одеяла примерзают к обледенелым стенам кают; одышка легочных заболеваний; обморожения, грозящие смертельной опасностью, которую корабельный врач Кепеш может отвести только мучительной ампутацией; цинготные разрастания десен, которые они срезают друг другу ножницами, прижигая раны соляной кислотой; в конечном итоге бред и отчаяние.

Но страшнее всего им покажется яростный войльдин – во время первой зимовки они то и дело с оглушительным скрежетом и визгом вгрызаются одна в другую, громоздятся высоченными торосами, грозя раздавить «Тегетхоф». При таких сжатиях команда будет сидеть в трюме среди мешков с аварийным запасом и ждать предупредительного окрика вахтенного: Уходите! Уходите! Ваша жизнь в опасности! – а уж тогда скорей за борт, в потемки, на лед, где из зияющих трещин, клокоча, выхлестывает черная вода. Потом все успокаивается, воды больше нет. Наваждение.

Впрочем, что, в конце концов, значат все лишения и муки по сравнению с бессмертием первооткрывателя или – если стать на позиции команды – по сравнению с постоянно растущими наградными и жалованьем? И что значит мрак полярной ночи по сравнению со световой феерией арктического неба? По сравнению с полуночным солнцем, что благодаря преломлению лучей является в туманной дымке пяти– и даже шестикратным? По сравнению с хрупкими миражами, с огромным мерцающим венцом вокруг луны и зыбким блеском северного сияния, впервые увидев которое матрос Лоренцо Марола падает на колени и начинает громко молиться?

Во время ледового дрейфа все, о чем говорил Вайпрехт перед управлением порта в адриатическом Фиуме, рисуя ужасы льдов и мрака, полностью подтвердилось, однако матросам-южанам, похоже, и это нипочем. Вайпрехт удовлетворен, ведь он оказался прав, вопреки укорам и сомнениям многих чинов императорско-королевского морского флота. Только не южане! – твердили ему. В арктическую экспедицию надо нанимать норвежцев, датчан, русских. А он набрал итальянцев и далматинцев, и во тьме зимней ночи, когда вокруг спокойно и безветренно, они выходят на лед и при свете факелов играют в шары. Позднее в письме одной из приятельниц Вайпрехт напишет, что южан, которые внушают ему величайшее уважение, взял с собою потому, что они обладают самым ценным, чем только могут обладать люди среди опасностей Крайнего Севера, – бодрым оптимизмом. А завершит Вайпрехт свое письмо замечанием, что, по его мысли, куда важнее сообщить миру об этом, чем об открытии Земли Франца-Иосифа.

Они дрейфуют. Все необходимые меры приняты, возможность блокады учитывалась изначально, заверяют команду начальники; «Тегетхоф» – корабль надежный, лучше не бывает, построен специально для этого моря; следующей весной ледовый капкан откроется, и они продолжат путь, в неведомых водах, до самого Берингова пролива, а то и дальше. Начальники так уверенны. Вайпрехт непоколебим. А Пайер ссылается на него. И пусть все говорит за то, что вряд ли они когда-нибудь вернутся оттуда, куда сейчас дрейфуют, Вайпрехт упорно повторяет: Мы вернемся. Я знаю. И ни один пока в этом не сомневается. Ледовому боцману Карлсену, наверное, известна и другая правда. Но он молчит.

Столь многие до нас потерпели неудачу. Мы дрейфуем на север, неудержимо на север. К тем широтам, где все замерзает навеки и весны не бывает. Там нет таяния. Нет свободной воды. И никогда никто оттуда не возвращался. Берингов пролив далеко, и мы, как и все другие, дрейфуем навстречу гибели.

Кому бы достало сил высказать такие пророчества? Нет, смерть просто умозрительная фигура. Юлиус Пайер мысленно набрасывает картину. Столь же невероятную, сколь и отрадную: вокруг человека, нагого, беззащитного, отданного произволу зимнего арктического холода, вдруг возникнет туманное облако, вроде венца вокруг луны. При благоприятном освещении края этого облака, которое есть не что иное, как быстро испаряющаяся телесная влага, заиграют всеми цветами радуги: фиолетово-синим, голубым, зеленым, желтым, оранжевым, красным. Постепенное угасание этих красочных каемок, цвет за цветом, ознаменует этапы холодной смерти; смерть по ту сторону болевого порога, зримая в исчезновении последней, красной каймы.

Умирание, игра цвета.

ГЛАВА 8

ВТОРОЙ ЭКСКУРС. ИСКАТЕЛИ ПРОХОДА. СТРАНИЦА ХРОНИКИ НЕУДАЧ

(Избранные предшественники экспедиции Пайера-Вайпрехта, чьими именами названы арктические ландшафты, мысы и водные пути.)

NB! Тот, кто на рыболовном суденышке безнадежно застревает во льдах и тонет, умирает с голоду или замерзает, на место в анналах истории не претендует. И никто уже не вспоминает о без вести пропавших китобоях и зверобоях – о мореходах, каждый год выходивших в Северный Ледовитый океан и отнюдь не называвших свои плавания высокопарным словом экспедиция. А ведь зверобои тоже совершали открытия и зимовали на островах, которые еще долго оставались неведомы космографам; они лучше знали льды и судоходные трассы, нежели академики, – но кто, кроме писаря в торговой конторе, стал бы записывать их имена? Что такое десять сгинувших зверобойных фрегатов по сравнению с одним-единственным экспедиционным кораблем, вышедшим в рейс по королевскому заданию и затонувшим? Кто делает свое дело на зверобойном судне, славы не взыскует. Но экспедициям, даже самым безуспешным, ставят памятники.

Имя

(начальник экспедиции)

Годы во

льдах

Недостигнутые цели

Примечания

Хью

Уиллоби

1553/ 1554

Северо-Восточный проход

См.: Первый экскурс, гибель Уиллоби.

Мартин Фробишер

1576/ 1577/ 1578

Северо-Западный проход

Достигает южной оконечности Гренландии, возвращается с грузом серного колчедана, золотого камня, и с пленниками – гренландскими эскимосами. Во время второго плавания эскимосы убивают пятерых матросов; Фробишер сообщает, что многие гренландцы сами утопились, чтобы не попасть к нему в руки; в конце концов он пропадает в Ледовитом океане.

Виллем Баренц

1594/ 1595/ 1596/ 1597

Северо-Восточный проход, Северо-Западный проход, прямой путь через Северный полюс в Тихий океан

Впервые огибает Новую Землю и вслед за поморами и исландцами вновь открывает Шпицберген, постоянно возвращается с серным колчеданом. В последней экспедиции его корабль был затерт льдами у Трех Гробоввозле северо-восточного побережья Новой Земли и затонул; Баренц и четверо матросов умирают во время зимовки на побережье. Остатки его лагеря спустя сотни лет были найдены ледовым боцманом Эллингом Карлсеном.

Джон Найт

1606

Северо-Западный проход

Убит в Гренландии эскимосами.

Джеймс Холл

1605/ 1606 1607/ 1608

Северо-Западный проход

Убит в Гренландии эскимосами.

Генри Гудзон

1607/

1608

1609/

1610

1611

Северо-Западный проход, прямой путь через Северный полюс в Тихий океан

Совершает плавания в Гренландию, на Шпицберген и через Гудзонов проливи Гудзонов заливк североамериканскому континенту; возвращаясь из одной такой экспедиции, открывает остров Ян-Майен; после подавления двух бунтов команда высаживает его вместе с сыном и семью матросами в шлюпку, после чего он пропадает без вести; бунтовщики возвращаются в Англию, где их казнят через повешение.