Лед и пламень

Когда члены комиссии после обследования разговорились, мнения разошлись. Щербаков и Незговоров считали, что Академия наук должна отказаться от биостанции:

— Пусть принимают «Борок» местные организации и превращают в зональную сельскохозяйственную станцию…

Мы с Никольским были другого мнения.

— Это же настоящая жемчужина, — доказывал Георгий Васильевич. — Какую работу здесь можно развернуть! Надо только руки приложить.

В конце концов, после долгих споров мы пришли к выводу, что «Борок» следует сохранить, но провести перестройку научной деятельности и коренную реконструкцию материальной базы…

Так мы и доложили Отделению биологических наук АН СССР, когда вернулись в Москву, а затем и на заседании Президиума АН СССР. Это заседание состоялось 4 января 1952 года, и мне пришлось выступить как докладчику от имени комиссии. Я рассказал о плачевном состоянии станции, о нуждах и перспективах её развития. Высказал мнение комиссии, что недостатки в работе станции могут быть устранены только тогда, когда коллектив возглавит опытный директор, при условии, если ему будет помогать дружная и сплочённая партийная организация. В заключение сказал:

— Перед нами два выхода: либо закрыть станцию, признать, что мы бессильны навести порядок, либо помочь «Борку» людьми и средствами, пересмотреть тематику работ так, чтобы здесь была создана образцовая база для разработки проблем, связанных с насущными нуждами народного хозяйства. Комиссия считает, что станция должна быть сохранена.

Когда обсуждение подходило уже к концу, выступил А. В. Топчиев:

— Все предложения комиссии я предлагаю принять и записать в постановление Президиума академии. Но надо решить вопрос о директоре станции. Шенников давно уже просил освободить его от должности директора станции, и, видимо, надо пойти ему навстречу…

Члены Президиума согласились с ним. Топчиев продолжал:

— Найти для «Борка» директора не так-то просто, это потребует времени. Я предлагаю попросить Ивана Дмитриевича принять па себя временно обязанности директора биостанции, энергично развернуть там все мероприятия, которые наметила возглавляемая им комиссия, а тем временем мы подберём директора. Само собой разумеется, ОМЭР остаётся за Папаниным.

Я поблагодарил и сказал, что на короткий срок согласен возглавить станцию и постараюсь привести её в должный вид, но для этого нужны особые полномочия, выше, чем права директора станции, в то время весьма ограниченные.

— Мы назначим вас одновременно уполномоченным Президиума академии по вопросам реконструкции и строительства станции «Борок», — сказал президент.

Вот так состоялось моё «крещение» на новую должность. Я думал, что буду заниматься «Борком» год, от силы два, построю за это время несколько домов, приобрету для станции исследовательские суда, приглашу хороших научных работников и с чистой совестью передам станцию другому директору. Но два года превратились в двадцать лет. Я отдал «Борку» так много времени, здоровья и сил, он настолько прочно вошёл в мою жизнь, что все пятидесятые и шестидесятые годы я не представлял своей жизни без «Борка». Обязанности директора я выполнял безвозмездно. Зато хлопот и нахлобучек было с излишком.

Чтобы успешно вести исследовательские работы на Рыбинском водохранилище и по Волге, нужны были хорошие научные работники. Но им в Борке негде было жить. Недаром же А. П. Шенников писал в Президиум АН СССР, что «весьма существенным препятствием к приисканию квалифицированных сотрудников является полное отсутствие в Борке свободной жилплощади».

О том, как нелегко было с жильём, свидетельствует сохранившееся у меня письмо, которое я 17 февраля 1953 года посылал прорабу II. И. Лапину и копию А. А. Остроумову, исполнявшему тогда обязанности заместителя директора биологической станции.

«… Снимите в ближайших деревнях несколько комнат, оплатите их, организуйте в каждой общежитие па 4—6 человек.

Кроме того, находящуюся рядом с вами, где вы живёте, комнату приспособьте под общежитие для временно приезжающих в «Борок» научных работников, поставьте туда 6 коек и оборудуйте соответствующим, образом, чтобы получилось хорошее общежитие».

Сегодня и читать смешно эту бумагу. Сегодня Борок — современный город, утопающий в зелени, а в нём гостиница, оборудованная по всем правилам. А тогда самой первой задачей, которую нам предстояло решить, было жилищное строительство. Мне и, конечно, «Борку» повезло: нам активно помогали и руководители Академии наук, и работники управлений и отделов Президиума АН СССР.

Я старался меньше беспокоить просьбами президента, но бывал частым посетителем кабинетов первого вице-президента академика И. П. Бардина и главного учёного секретаря академика А. В. Топчиева.

Иван Павлович Бардин был так же близок моему сердцу, как и Александр Васильевич Топчиев. Бардин был умнейшим и образованнейшим человеком, руководителем крупного масштаба, самым большим специалистом в нашей стране в области металлургии. Он был одним из руководителей строительства Кузнецкого металлургического комбината. Предвоенные годы И. П. Бардин работал в Наркомате чёрной металлургии, сначала главным инженером главка, потом председателем Технического совета наркомата, затем заместителем наркома. Под руководством Бардина шло проектирование и строительство новых мощных металлургических заводов, освоение прогрессивной технологии металлургических процессов. После войны Иван Павлович перешёл в Академию наук. Ещё в 1939 году в системе академии Иван Павлович создал и возглавил Институт металлургии, а в войну — Центральный научно-исследовательский институт чёрной металлургии (сейчас этот институт носит имя академика Бардина).

Иван Павлович Бардин был лауреатом Ленинской и Государственной премий СССР, великолепно знал производственные и хозяйственные вопросы, отличался умением использовать на практике научные результаты и направлять исследования в нужное русло. Бардин был старше меня лет на десять, и, когда мне пришлось работать с академиком, ему уже было под семьдесят. Это был поистине мудрец, человек редкого благородства. Внешне Бардин был суров, но все знали, что у него добрейшее сердце, в любой час он выслушает тебя и поможет. Как первый вице-президент, Бардин ведал вопросами финансов, строительства и материального снабжения, и мне частенько приходилось прибегать к его помощи, особенно когда в Борке полным ходом шло строительство. Иван Павлович понимал собеседника с полуслова. И я по раз слышал от него:

— Иван Дмитриевич, всё ясно. Ваша просьба будет удовлетворена…

Но бывало и так:

— Мне понятна ваша настойчивость, Иван Дмитриевич, но, к сожалению, сейчас помочь не могу. Вернёмся к этому вопросу несколько позже…

Бардин был вечно занят. Как-то я спросил его:

— Иван Павлович, а когда же вы отдыхаете? Каждому трудящемуся у нас положен по закону отпуск. Даже академику…

— А я тоже беру отпуск, — улыбнулся в ответ Бардин, — только провожу его так, как мне всего интереснее.

— Как именно?

— Прошу у правительства служебный вагон, подбираю спутников — опытных металлургов, и мы объезжаем несколько металлургических заводов и строек. Одним металлургам полезные советы дадим, у других сами чему-нибудь новому поучимся. Я ведь не кабинетный работник, а производственник. Не могу отрываться от главного дела своей жизни.

И. П. Бардин много времени отдавал строительству Череповецкого металлургического гиганта, часто ездил туда, с нетерпением ждал первых плавок.

Другим человеком, с которым в то время я познакомился и общался, очень часто был Виктор Нифонтович Долгополов, начальник Центракадемснаба. Он ведал снабжением многочисленных институтов академий наук СССР и союзных республик. Его заботой было буквально все — от тончайших электронных приборов до автомашин и строительных материалов. Я всегда удивлялся тем недальновидным руководителям, которые считают снабжение второстепенным делом. Своевременная доставка необходимого оборудования определяет и запуск в плановый срок сложного научного агрегата, и открытие целого института. От снабжения зависит успех работы любой экспедиции, выполнение плана научной работы. Иначе можно провалить самое ценное начинание.