Южная Африка. Прогулки на краю света

В качестве корабельного хирурга ван Рибек должен был часто посещать штаб-квартиру компании, ведь именно тут хранились все лекарства и медицинские приспособления. Штатные аптекари, сидевшие в помещении рядом с часовой будкой, укомплектовывали специальные лекарские сундучки, которые затем использовались хирургами торговых судов, а также на всех постах и факториях Ост-Индии.

Ван Рибек родился в 1618 году, в конце так называемой елизаветинской эпохи. Со смерти Шекспира прошло два года, в том же самом году был казнен сэр Уолтер Рэли. Эра великих географических открытий миновала, и наступил период их коммерческого освоения. Все то время, что маленький ван Рибек рос в Кулемборге, на просторах Яванского моря бушевала война за монополию в торговле пряностями. Началось с того, что голландские торговые суда стали грабить прибрежные португальские форты. Затем борьба разгорелась уже на море: британские и голландские корабли забрасывали друг друга пушечными ядрами, и одновременно дипломаты конкурирующих стран усиленно интриговали при дворах султана и раджи.

К тому моменту, как повзрослевший ван Рибек устроился служить на флот, первая фаза войны за пряности завершилась, и Голландская Ост-Индская компания вышла из нее победительницей. Она превратилась в самую богатую в мире коммерческую организацию. Британская Ост-Индская компания проиграла, и ей приходилось довольствоваться крохами со стола более могущественной соперницы. Что касается всех прочих Ост-Индских компаний, то их, можно сказать, и не существовало. Генерал-губернатор Батавии играл роль могущественного вице-короля, он подчинялся только Совету Семнадцати (так именовался совет директоров Ост-Индской компании), который заседал на Ауде Хоогстраат и правил разветвленной торговой империей.

В 1651 году, когда было принято решение о создании перевалочной базы на Капе, Голландия переживала пик своего золотого века. В мире не было другой страны, столь богатой, счастливой и спокойной (ибо политические и религиозные противоречия в то время еще не раздирали голландское общество). Голландия выглядела очень самоуверенной и зазнавшейся. Что ж, она могла себе это позволить. Она уже успела учредить по всему Востоку целую сеть торговых пунктов и теперь спокойно пожинала плоды в виде 40-процентного годового дохода. Призрак грядущего банкротства, если и маячил, то где-то в неопределенном (и таком неправдоподобном) будущем. Ее непосредственная конкурентка Британия переживала не лучшие времена. Англичане совсем недавно казнили своего короля. В том самом 1651 году Карл II короновался в Скуне, был наголову разбит Кромвелем и изгнан из страны. Франция пылала в огне гражданской войны. Испания и Португалия переживали явственный упадок. Германия лежала в руинах, опустошенная Тридцатилетней войной. Турция хищно посматривала в сторону обессиленной Европы и лелеяла планы ее завоевания. На этом мрачном фоне лишь Голландия преуспевала — веселая и счастливая страна знаменитых художников и пряностей.

Кстати, о художниках. Радостный подъем, царивший в Голландии, запечатлен на сотнях живописных полотен. Это и картины Питера де Хооха, который любил изображать добропорядочных голландских домохозяек, начищающих медные котлы и сковородки в кирпичных интерьерах. И работы Брейгеля, где стар и млад несутся на коньках по заснеженным каналам: развеваются на ветру полосатые шарфы, вдалеке маячат красные черепичные крыши, ветряные мельницы и церковные шпили. А рядом висят картины Тенирса, на которых пьяные гуляки целуются возле кабаков со своими шлюхами. Все это Голландия — многоликая и разнохарактерная, как всякая страна. И все-таки в первую очередь облик Голландии определяли торговые короли — те самые пожилые неулыбчивые джентльмены в белых кружевных воротничках, которые солидно восседают на портретах рядом со своими чопорными женами.

Итак, ван Рибек бродил по набережным и вербовал добровольцев, желавших отправиться в Южную Африку. А что же происходило вокруг? Рембрандт только-только переехал в собственный дом со ставенками на Бреедстрат; Франс Хальс, этот старый семидесятилетний Фальстаф, распродавал имущество, чтобы расплатиться с булочником; Вермееру недавно исполнилось двадцать лет, а де Хооху стукнуло тридцать четыре; что касается, Вауэрмана, то он уже вовсю рисовал белых лошадей. Такова была бессмертная Голландия, из которой впоследствии выросла Южная Африка.

На тот момент, когда ван Рибек предстал перед Советом Семнадцати и согласился обустроить перевалочную базу на Капе, он был уже вполне опытным мореходом, успел объездить полмира по делам компании — от Гренландии до Японии. Как-то, возвращаясь домой из Батавии, он даже успел побывать на Капе и три недели провел в тех местах, где в будущем ему предстояло налаживать новую жизнь. Он застал там группу соотечественников — моряков с корабля «Харлем», потерпевшего крушение возле Столовой бухты. Уцелевшие члены команды вплавь добрались до берега и расположились лагерем приблизительно в том месте, где ныне находится Грин-Пойнт Коммон. Они уже успели разбить небольшой огородик и занимались тем, что просушивали пострадавшие от морской воды специи. Ван Рибек изучил окрестности Столовой горы и по прибытии в Амстердам со знанием дела изложил перед Советом свои «соображения и критические заметки» по поводу предполагаемого мероприятия.

Не составляет большого труда вообразить себе сцену, разыгравшуюся в зале заседаний дома Ост-Индской компании. Здесь собрались семнадцать директоров, и мы хорошо их себе представляем благодаря полотну Рембрандта «Синдики цеха суконщиков» — умные, заинтересованные лица с вандейковскими бородками, белоснежные крахмальные воротники, широкополые шляпы и бархатных штаны до колен, перевязанные атласными ленточками. Они с жадностью допрашивали своего преданного слугу (ван Рибек действительно всю жизнь преданно служил родной компании).

Вполне возможно, что в ходе этой дискуссии коснулись и Манхэттенского острова, успешного проекта Вест-Индской компании. За двадцать пять лет до того она сумела заложить на американских берегах собственную базу, ставшую как бы прообразом Капской колонии. Ее основатель Питер Минуит (человек, во многом похожий на ван Рибека) построил на Манхэттене земляную крепость и в предвидении великих торговых перспектив нарек ее «Фортом Доброй Надежды». На месте того скромного форта сегодня располагаются новое здание Таможенного управления и Бэттери-парк. Поселение Минуита получило название Новый Амстердам. Землю под него выменяли у краснокожих аборигенов на горстку бус стоимостью в шесть фунтов. Да уж, подобные сделки делают честь голландским торговцам. Если бы подобное удалось провернуть и с племенами готтентотов, то уж будьте уверены, что ван Рибек затмил бы славу Питера Минуита!

Однако между Капом и Новым Амстердамом имелась существенная разница. Хотя и тот, и другой строились для обслуживания кораблей компании, но Новый Амстердам имел права торговой фактории, в то время как Капская колония представляла собой большой огород и станцию для выращивания свежего мяса. Тем не менее с точки зрения Семнадцати, американский опыт мог оказаться чрезвычайно полезным в новом начинании. В частности, их тревожила излишняя самостоятельность манхэттенских голландцев. Вместо того, чтобы верой и правдой служить пославшей их организации, они норовили наладить собственный бизнес, а подобное почиталось одним из самых страшных грехов в Компании. Мало того, эти заморские служащие имели наглость обвинить в растрате одного из управляющих и донести свои обвинения до Амстердама. Кроме того, директорат Компании весьма тревожила тенденция, в соответствии с которой их служащие стремились из торговцев переквалифицироваться в буров,то есть в свободных фермеров. Эти их фермы (или «бури» по-нидерландски) уже расползлись по всей территории колонии. Память о них сохранилась в англизированном названии нью-йоркского района Бауэри. И не исключено, что в тот миг, когда ван Рибек выслушивал строгие внушения о недопустимости подобных явлений на Капе (ах, если б они еще помогали делу! Так ведь нет, все самоуправства в полном объеме повторились на африканской почве), в Компанию уже поступила петиция от новоамстердамских буров, в которой те требовали предоставления бюргерских прав. Попутно отметим, что «американцы» добились-таки своего: испрошенная привилегия была им дарована на следующий год, как раз когда ван Рибек высадился на Капе.