Одна на краю света

С многочисленными пассажирами-военнослужащими, их женами и детьми ночью мы грелись у коптящего костра из досок на задворках аэродрома и чудом взлетели только утром за час до начала бессрочной забастовки диспетчеров Якутского аэропорта.

Наконец, мы пошли на снижение. Бурые краски тундры, пласты потемневшего снега на берегах лимана, снежник в ложбине невысокой сопки — вот это уже Чукотка. В аэропорту Анадыря самолет встречали машины, всех нас отвезли в поселок Угольные Копи. И хотя на этот раз у меня был пропуск в погранзону, отсутствию проверки со стороны пограничников я не огорчилась.

Нас высадили у дома Иваныча. Домишки в той части поселка были двухэтажные, серые, обшарпанные, с отвалившийся штукатуркой. Бетонные. Унылые и неприглядные. Один туалет в подъезде обслуживал восемь квартир. Вода здесь была привозная, в бочках. Да, военнослужащим жилось не сладко.

Иваныч отвел меня к своим приятелям военным, сослуживцам, к Володе с Галей. Галя была моей ровесницей и уже успела получить звание старшего прапорщика — высшее неофицерское звание. Она была снайпером и воевала в Чечне, а здесь находилась на обслуживании аэродрома.

Мы угощались свежей малосольной икрой, паштетом из печени рыб, рыбными котлетами — дарами моря. Ход красной рыбы уже начался, а скудный продовольственный паек закончился. Заработанные деньги, как водится, задерживали. Поэтому военнослужащим невольно приходилось переходить на подножный корм.

Галя предложила мне пока остаться жить здесь, в ее служебной квартире. Она разложила кресло-диван, постелила простыню, дала мне свою шубу вместо одеяла. Занавесок на окне не было, через стекло било солнце, и на гвоздики, забитые в раму, навешивалась палка с перекинутым через нее покрывалом, чтобы затемнять комнату на ночь. Ночью солнце скрывалось за горизонтом, но пока ночи здесь еще были белыми.

Мне нужно было выспаться, прийти в себя. По местному времени мы прилетели в 4 часа дня. В Москве было восемь утра, но после двух с половиной суток полета в голове у меня все перемешалось и хотелось спать.

На старт

Еще в Москве моя подруга Юлька сказала мне, что я смогу пройти маршрут, если доберусь до его начала. Поселок Канчалан был началом моего пути. Теперь только 68 километров по прямой разделяло нас. Но обольщаться было рано.

На Чукотку мы прилетели в четверг, 17 июля. И хотя военные говорили, что тепла еще не было, и к началу лета я не опоздала, все-таки я очень торопилась. Я знала, что навигация вдоль побережья Ледовитого океана заканчивается к середине сентября. Позднее на северном побережье уже может наступить зима. В моем распоряжении оставалось всего два месяца.

Иваныч обещал позвонить в Канчалан (к моему удивлению, с поселком была кабельная связь), вызвать знакомого Петруху на моторке. Я доверилась ему, однако Галка посоветовала мне не очень рассчитывать на это и обещала узнать на работе, когда пойдет баржа на Канчалан. «Если появится информация о барже, мы, военные, первые об этом узнаем», — уверенно успокоила она меня и в тот же день сообщила, что баржа пойдет на Канчалан в понедельник.

Я дала телеграмму в турклуб о начале маршрута. С военными мы съездили на рыбалку на лиман. Вдоль берега длинной мелкогалечной косы кучками и поодиночке стояли люди у веревок от сетей. Для ее забрасывания человек в химзащите по пояс заходил в воду, прицепив конец сети на длинную палку и толкая ее так далеко, как мог. А к ближнему концу сети была привязана веревка, закрепленная на берегу. Когда поплавки на сети дергались, становилось понятно, что рыба попалась. С берега рыбак следил за снастью и по мере надобности заходил в воду. А потом поправлял сеть, заводя ее подальше. На берегу мы варили уху на костре из плавника. За каждый пойманный хвост, даже по лицензии, нужно было платить. Но у Галки была льготная бесплатная лицензия, данная ей как участнице боевых действий.

В воскресенье вечером выяснилось, что слухи о барже в Канчалан не подтверждаются. С какого причала она пойдет, во сколько? Никто не мог ответить. Иваныч развел руками и объявил, что его знакомый в Канчалане не может приехать из-за поломки мотора. Я поняла, что военнослужащие — не всезнающие и не всесильные, и мне надо действовать самой. Дождавшись утра, я отправилась в Анадырь.

От восьмого причала поселка Угольные Копи в Анадырь через лиман (5 километров) ходили баржи. Без всякого расписания, временами довольно часто (когда прилетал самолет), а при волнении вообще не ходили. Я отправилась пешком на причал, по пути поймала попутную машину, на ней мы и въехали на баржу. Так я избежала платы за перевоз на другую сторону — 50 рублей. Я поехала в город без вещей, на разведку, в морской порт. Разноцветные многоэтажные блочные здания, крутые подьемы и спуски — город чем-то напоминал Владивосток.

В порту мне никто не смог дать вразумительного ответа на вопрос, когда и откуда пойдет баржа на Канчалан. Я отправилась на причал. Небольшие корабли, баржи, катера в ряд стояли у берега. Я ждала, пока появится человечек на корабле, кричала ему или залезала на борт по деревянным сходням, прислоненным к корпусу. Поджидала, пока отхлынет волна, чтобы вскочить на ступеньку трапа, идущего прямо со дна. На одних судах мне говорили, что баржи ходят в Канчалан часто и отсылали к соседям. Те отвечали, что в Канчалан они никогда и не ходили. Наконец, я облазила все морские средства передвижения и поняла, что никакой попутки мне не светит.

Над аэродромом поднялся вертолет и взял курс на Канчалан. Я знала, что он полетит туда, и что билет стоит около 1300 рублей (в то время, как билет на самолет Москва — Анадырь тогда же можно было приобрести за 2500–2900 рублей). Платить 1300 рублей за 68 километров по прямой было слишком, даже если бы они у меня и были. Военные сразу сказали, что на вертолет посадить меня бесплатно не смогут. В прошлом году за 100 долларов летал рейсовый самолет. В Москве я думала, что, в крайнем случае, потрачу 600 рублей, мой приз за лучшую публикацию, но в этом году рейсовых самолетов в Канчалан уже не было.

И тут к берегу подошла новая, неопрошенная мной баржа. — Вы не пойдете в Канчалан? — задала я дежурный вопрос после приветствия.

— Да мы только из Канчалана вернулись. Опоздали вы.

— Как же так? — расстроилась я. — Когда же вы вышли?

— В субботу вечером.

— А когда теперь пойдете?

— Ну, теперь не скоро, как груз будет. Может, недели через две.

У меня опустились руки. «Какой нехороший знак, — подумала я, — проворонила такую редкостную удачу, поверила военным, проторчала там и все зря, была бы уже на старте. Эх». Мужики сошли с баржи и, поднявшись на берег, стали удаляться. Что же делать? Я догнала их и спросила:

— А как там по пути в Канчалан, сильное течение? Нет ли отвесных обрывов берега? Какой там лиман, как там плыть?

— Да нет, там везде низкие берега, — мужики явно не понимали мотивов задаваемого вопроса.

Я достала календарик с изображением моего каяка со мной в прыжке с водопада на реке Кольского полуострова — этакую свою визитную карточку.

— Ну вот, у меня такая маленькая лодка, смогу я пройти на ней в Канчалан?

— Гм, — заинтересовались мужики. — Что, очень в Канчалан нужно?

— Да.

— Эй, Коля! — вдруг закричал один мужик проходящему вдали парню. — Во, этот как раз канчаланский, он вроде туда как раз собирался на своей моторке.

— Возьмете меня до Канчалана? — загорелась я.

— Возьму, конечно, только у меня мотор сейчас сломан, может, только к концу недели починю. Но, может, туда Макушкин поедет, директор совхоза.

«Директор, — подумала я, — разве такой чин возьмет меня?»

— Он часто сюда приезжает, позвоните ему, узнайте, когда он приедет, — и парень дал мне телефон директора в Канчалане.

Я дозвонилась, но мне сказали, что Макушкин в Анадырь пока не собирается.

Вечерело, я походила еще вдоль причала и пошла к баржам, что уходили на Угольные Копи. На открытой акватории разгулялась волна, начал накрапывать дождь.