Водораздел

В отличие от женщин азанде женщины мангбету имели право появляться в кругу мужчин. Юнкеру, который интересовался всеми обычаями, это было кстати. Женщины пришли с детьми, с ручной своей работой, со скамеечками, испещренными красивыми узорами, и расположились без всякого смущения. А ребятишки окружили белого человека, трогали его бороду, его одежду, и когда Юнкер принял от одной женщины полугодовалого младенца и стал качать на коленях, это привело в ликование всю деревню.

Мангбету поразили Юнкера не только укрепленным селением, но и искусной обработкой железа. В особенности хороши были наконечники для копий и лезвия для ножей. Да и в выделке больших щитов они были мастаками, и Василий Васильевич наменял немало щитов, изощренно украшенных медными и железными пластинами.

Но, пожалуй, самое большое удовольствие, переходившее в истинное наслаждение, доставляла Василию Васильевичу музыка. Часами слушал он, как играли на двух маримба, похожих на ксилофоны. Клавиши делались из красного дерева, резонаторами служили выдолбленные тыквы или глиняные сосуды, в ход пускалось одновременно четыре молоточка, по два в каждой руке.

А были еще необычные танцы, необычная ритмика жестов, была поражающая любовь к орнаменту, были песни и сказки. Удивительное искусство таилось в лесном полумраке Центральной Африки, искусство, не похожее ни на какое иное в мире.

Европейцы твердили: на этом континенте, кроме Египта, который-де лишь географически принадлежит Африке, ничего нет достойного внимания искусствоведа. Что ж, когда торгуешь людьми, когда убиваешь людей, надо как-то доказать, что торгуешь вовсе и не людьми, а полуживотными, что убиваешь не людей, а всего-навсего низшие, неполноценные существа. А коли так, то и все их орнаменты, все их изделия из железа и медные бляшки, маски и маримба, музыка и пантомимы – не стоят и ломаного гроша.

А Юнкер хоть и не отчетливо, но сознает, что Красота – многолика. Ему, конечно, и в голову не приходит, что спустя какие-нибудь три десятилетия это искусство околдует таких художников Европы, как Пабло Пикассо. Нет, Юнкеру это не приходит в голову. Но так же, как, слушая древние хроники, он думал, что Африка ждет своего Генриха Шлимана, так и, собирая этнографические коллекции, глядя на танцоров и музыкантов, думал он, что Африка ждет своих Винкельманов [11] и Стасовых [12].

География, ботаника, этнография… Разве своротишь эдакую гору? Василий Васильевич в иную минуту поникал: один, как перст один… И завидовал Стэнли. Вот у кого, без сомнения, дела идут полным ходом. Ничего не скажешь: экс-пе-ди-ция! Велики, ох велики будут достижения ученых экспедиции Стэнли.

В свертке, зашитом в обезьянью шкуру, в той самой почтовой посылке, которую доставил гонец вождя Ндорумы, были не только письма, но и объемистая пачка газет. Василий Васильевич рассеянно проглядел политические известия – они никогда по-настоящему не волновали его, но зато внимательнейшим образом прочитал и перечитал несколько статей об экспедиции Стэнли.

Увы, в них ничего не было о научных исследованиях. Василий Васильевич поразмыслил и объяснил это умолчание скромностью и добросовестностью ученых, не желающих торопиться… Ну хорошо, хорошо, подождем, подождем… Наверное, они тоже еще не закончили свои исследования, как и он, Юнкер, свои…

Нет, Василий Васильевич не помышлял о возвращении в Россию. Рано. Сделано мало. Вот здесь, к югу от Уэле, так резко и так отчетливо просматриваются отличия в цвете кожи. Какая богатая шкала оттенков! Он изучит и опишет ее. Потом вернется к Ндоруме, на свою «Лакриму». Отдохнув, отправится к другим племенам. В разных местах следует пересечь Уэле. А еще есть на свете реки Бомоканди и Непоко. Как же не побывать там? А карликовые племена, вызывающие такие споры в ученых кругах?..

Не новичок в Африке Юнкер. Он сознает, что ждет его в долгих странствиях. Лихорадка притаилась в крови, ноги поражены какими-то язвами. И вечная опасность заболеть дизентерией. И эта подспудная, все увеличивающаяся тоска по родине. Прежде полагал, что с нею нетрудно справиться. А на поверку – ой трудно.

Но как бы там ни было, он пойдет по лесам столь великолепным, что и лесами-то не назовешь, а скажешь возвышенно: лесное святилище. Клубы тяжелых, плотных туманов обрушат на него ураганы, и в шуме бурь покажется он самому себе беспомощной песчинкой. Тропические грозы низвергнут на него белое пламя, и пожары в саваннах окутают удушливым, едким дымом. Гиппопотамы выставят из речных вод широкие ноздрястые морды, и двухметровые ядовитые змеи заползут к нему в палатку, угрожая смертью. На бесконечных болотах «обэ» он будет брести, раскидывая руки в стороны, а забинтованные изъязвленные ноги будут болеть нестерпимо.

Он пройдет по лесам, по саваннам, по болотам. Ему помогут, его выручат и поддержат черные друзья. И старый знакомец Ндорума, и Земио, и вождь Мамбанге, с которым, совершив древний обряд, станет он кровным братом…

Географ знает, что ждет его в долгих странствиях. Но он не позволит увезти из Африки упрек самому себе: ты мог сделать больше…

Они повстречались в марте восемьдесят седьмого года.

Большая гостиница в центре Каира была набита туристами и вещами, о существовании которых Василий Васильевич Юнкер помнил весьма смутно, – умывальниками, кожаными креслами, постелями с перинами и льняными простынями, диванами, зеркалами, картинами в бронзовых рамах. В гостинице можно было услаждаться – о, чудо из чудес! – свежими газетами и пивом со льда.

Василий Васильевич прожил в гостинице неделю. Он отослал багаж с коллекциями, заказал билет на пароход, отправляющийся в Европу, и уже совсем готов был к отъезду, но тут…

Мистер Генри Мортон Стэнли прибыл в Каир по делам чрезвычайной важности. Впрочем, мистер Генри Мортон Стэнли неизменно прибывал в Африку по делам чрезвычайной важности.

С Конго было покончено. Вот уже два года как европейские державы торжественно признали некое «свободное Государство Конго», находящееся под властью короля Бельгии Леопольда II. Свободное… На печальный курьез этот никто не обращал внимания… Итак, с Конго было покончено, но бывший главноуправляющий предприятия не имел ни малейшего желания видеть закрытым свой расчетный счет в банке. Испытанный «африканец», прославленный журналистами и дельцами всех стран, не мог остаться сторонним зрителем в годы, когда сбывалось его же предсказание о том, что европейские парни локтями и пинками пробьют дорогу к сокровищам Африки. А Сокрушитель Скал, Буля Матади, Генри Стэнли помнил: «Что упущено в мгновенье, того и вечность не вернет».

И вот он снова был в Африке. На сей раз Генри служил не королю Бельгии, не акционерной компании. На сей раз он служил Англии и отправлялся в Судан, где уже несколько лет кряду повстанцы сражались с английскими и египетскими войсками.

Сухощавый, быстрый, он появился в каирской гостинице, вызвав любопытство туристов, провожаемый шепотом: «Смотрите, вот идет Стэнли».

В день приезда, вечером, когда он уже выходил из номера, направляясь в освещенный разноцветными фонариками сад при гостинице, где можно было немного размяться на площадке для игры в крокет, слуга подал ему конверт.

В конверте была записка от доктора Юнкера, действительного члена Русского географического общества. Имя доктора Юнкера напомнило Стэнли газетные сообщения об исчезнувшем в Экваториальной Африке одиноком исследователе. «Ну, вот он и нашелся, этот русский», – подумал Стэнли без особой радости, но тут же сообразил, что ведь Юнкер-то путешествовал именно в тех краях, где ему, Стэнли, очевидно, придется действовать в нынешнем или будущем году. Стэнли опять взглянул на записку. Предлагает встретиться. Хочет вручить коллеге копию своей карты. Ого! Картой верховий Конго пренебрегать не следует. Карты водораздела… Надо идти к нему. Доктор Юнкер, географ Юнкер. Наверное, из этих… из породы изможденных подвижников науки, наивных негрофилов… Черт с ним, но карты стоят того, чтобы пропустить партию в крокет, и не только в крокет.