На железном ветру

Все арестованные имели великолепные, без сучка и задоринки документы. Все они были заброшены с дальним прицелом. В их задачу входило полностью легализоваться, «врасти» в советское общество, с тем чтобы устроиться на работу в оборонную промышленность, в научно-исследовательские институты.

Руководству абвера вскоре стало известно о провале большой группы агентов — выпускников «русской» разведывательной школы. Адмирал Канарис, новый шеф военной разведки, назначил следствие по этому делу. Школа была расформирована, слушатели и выпускники ее направлены для дальнейшего прохождения службы в армейские части. Брандтом занялось гестапо, и о дальнейшей его судьбе ничего не было известно. Все это Михаил узнал из донесения Северцева, последнего перед отправкой на новое место службы. Ренке, человек, передавший донесение, добавил от себя, что Северцев продолжает считать себя сотрудником советской разведки, и единственная его просьба — дать ему советское гражданство. Просьба вскоре была удовлетворена, и об этом послано уведомление. Однако подтверждения о том, что оно получено, Михаил не дождался. Гестапо удалось раскрыть Ренке, и он застрелился при аресте.

Когда в один из июньских вечеров Михаил явился домой, вид у него был растерянный и счастливо ошеломленный. Лора зубрила спряжения — готовилась сдавать экзамены в педагогический институт. Из соседней комнаты, где домработница Надя укладывала Жоржа в постель, слышалось напевное: «...улетел орел домой, солнце скрылось за горой»...

Лора оторвалась от учебника.

— О, ты! Почему сияешь, как... это... как новый грива...

— Грива не сияет, Колокольчик, даже если она новая... но! — Михаил назидательно поднял палец, — сияет новый гривенник...

— Мьиша, что это у тебья? — Она легко подбежала к нему, потянула гимнастерку на груди, где рубином горела Красная Звезда.

— О! Это... ведь это...

— Это орден Красной Звезды, Колокольчик. Сам Михаил Иванович Калинин... Сегодня, собственноручно...

— Кальинин? За что?..

— Сформулировано, в общем, звонко. Так звонко, что я ушам своим не поверил: за образцовое выполнение правительственного задания.

— Мьишка, мильий, я так рррада за тьебья!

— А я за тебя.

— За менья?

— Конечно. Ведь добрая половина этой награды принадлежит тебе, Колокольчик. Согласись, для меня одного слишком много.

Она обвила его шею, повисла на нем, смеясь и озорно болтая ногами.

— О, Мьишка, мой славный добрый Мьишка!

Из смежной комнаты струился тоненький Надин голос:

— ...Ветер после трех ночей, мчится к матери своей...

А в памяти Донцова всплывали иные строчки, суровые, как время.

Лихие годы еще маячили где-то в тумане будущего.

1968—1969